охватывает ужас, но она не может заставить себя обернуться. Как загипнотизированная, она смотрит в глаза стрекозы и понимает, что они не красивы — они безобразны. Огромные, вылезшие из орбит глаза монстра, прикинувшегося стрекозой, чтобы усыпить ее бдительность. Вероятно, монстр догадывается, что Ксения не станет бежать. Ей некуда бежать, потому что сзади — тоже смертельная опасность. И эта изумрудная гадина плотоядно раскрывает челюсти… Челюсти двигаются как на шарнирах, приводя Ксению в полубезумное состояние. Она бьется, кричит, визжит, воет, в то же время (и это самое ужасное) зная, что никто, никто не придет ей на помощь…
— Заткнись, — сказало изумрудное чудовище, и сзади эхом подтвердили: — Заткнись, или будет хуже.
Ксения не знала, что они имеют в виду, что значит это «хуже», но она мгновенно проснулась. Может быть, в надежде, что, когда вырвется из этого кошмарного сна, все встанет на свои места: злобные монстры исчезнут, останутся в своем ирреальном царстве ужасов, сплетаясь в тугой комок, силясь задушить и пожрать друг друга, но ее там уже не будет! Она убежит от них в свою обычную жизнь.
Пробуждение не принесло желаемого. Она проснулась в горячем липком поту и осознала, что никуда убежать ей не удалось, ужас остался, потому что он — реальность.
Он сдернул с нее одеяло. Ксения зажмурилась от ударившего в глаза света и страха. Он наклонился — в ноздри ударил одуряющий запах одеколона. Сладкий цветочный запах, такой, вероятно, обожают стрекозы.
— Открой глазки, девочка, — мягко сказал он и нежно, двумя пальцами, приподнял ее подбородок. — Ну же, не балуйся. Ты меня разочаровываешь.
Ксения уловила свежий аромат из его рта — «Дирол» с мятой. Ее чуть не стошнило.
Тем не менее, понимая, что не стоит его злить, она постаралась взять себя в руки и села, делая попытки натянуть короткую юбку на колени. И посмотрела на него затравленно.
Он улыбнулся. У него красивые ровные зубы. Слева — аккуратная, едва заметная пломба. Он следит за своей внешностью.
— Не хочешь помыться? — предложил он, садясь на край кровати. — Я приготовил ужин. Я не сказал тебе — я отлично готовлю. Та бурда, которую нам подали в ресторане, в сравнение не идет… Ты любишь рыбу? Я обожаю. Особенно осетрину в белом вине. Вообще морепродукты — моя слабость. Я приготовил еще омаров, креветки… Думаю, тебе понравится. Ну же?
Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Делать было нечего. Ксения, помедлив, взялась за нее и поразилась, что она такая теплая. Хотя что она ожидала почувствовать — замогильный холод?
— Я приготовил тебе ванну, — сказал он ей в спину, когда она, покачиваясь, пошла впереди него к открытой двери. — Ты немного не в порядке.
Дверь в гостиную была открыта, и Ксения краем глаза заметила, что он немало потрудился. Комната была погружена в полумрак, только свечи в высоких подсвечниках мерцали праздничными звездочками на обоих концах длинного стола. Стол был покрыт роскошной скатертью с кистями до пола и уставлен столовыми приборами и высокими хрустальными фужерами. В другой раз эта комната показалась бы ей убранной нарядно и романтично, но сейчас помпезность выглядела зловеще. Ксения убыстрила шаги и постаралась побыстрее миновать гостиную. Из раскрытых дверей пахнуло можжевельником и еще чем-то, кажется, он окурил помещение благовонными палочками.
Он проводил ее в ванную комнату и даже позволил закрыть за собой дверь. Впрочем, замок был слишком хлипкий, чтобы она могла возлагать на него какие-то надежды.
Оставшись одна, Ксения огляделась. Стены, потолок и даже пол были выложены зеркальной плиткой, голубая ванна уже была заполнена водой. Он даже вспенил для нее средство для купания, и пена лежала на поверхности воды белоснежной рыхлой шапкой. На полке стояли масса всяческих шампуней и кремов, лежали щетки, расчески и небольшой фен, а на вешалке висела шикарная махровая простыня и несколько мягчайших, даже на вид, полотенец.
Ксения подняла голову и уставилась в зеркальную стену напротив. На нее не отрываясь испуганно смотрело измученное существо — грязное, взлохмаченное, с расплывшимися по лицу разводами — смесью косметики и слез. Опухшие веки прикрывали узкие щелочки, именуемые глазами.
Ей нестерпимо захотелось вымыться, и она лихорадочно стала сбрасывать с себя одежду. Но когда оказалась полностью обнаженной, стало еще хуже. Куда бы она ни посмотрела, слева, справа, сверху и даже под ногами — всюду было одно: голое дрожащее тело, беззащитное и жалкое… Ксения, зажав руками рот, чтобы не было слышно, как она заскулила от невозможности что-то изменить, ступила в ванну.
Вода была теплой и нежной, пена, попавшая ей на губы, сладкой… И это было единственное за последние несколько часов, что хоть немного успокоило ее. Она вытянулась в полный рост, положила голову на подголовник и закрыла глаза. Она знала, что не может находиться здесь долго и надо хотя бы поплескаться, чтобы он не заподозрил неладное. Но вода ласково убаюкивала, и ей не хотелось делать ни одного движения… Она — устала.
— Ты скоро? — через некоторое время спросил он из-за двери, и Ксения в ответ шумно взмутила ладонью воду.
Он отошел.
К сожалению, это не может продолжаться бесконечно. Если она не откликнется и не откроет второй (третий, четвертый) раз — он, сорвав замок, просто вытащит ее отсюда за шкирку.
Ксения открыла глаза, улыбнулась своему отражению, которое ответило ей точно такой же загадочной улыбкой, и ушла под воду…
Это было тяжело. Она даже не представляла себе, насколько это может быть тяжело и больно. Она открывала рот, чтобы сладкая пенистая вода свободнее входила в нее, но инстинкт самосохранения был на страже и заставлял ее выплевывать воду и сжимал горло. А она уговаривала этот настырный инстинкт не беспокоиться — ведь все равно он ничего не сохранит, потому что через час от него уже ничего зависеть не будет. Так лучше уж так…
Он постучал в дверь, и Ксения испугалась, что не успеет. Одним шумом воды было уже не обойтись, и она, сдерживая прерывистое дыхание, заставила себя откликнуться:
— Сейчас иду.
И ушла на дно ванны, загадав, что если не удержится там и на этот раз, то Бога на свете — нет!
Бог на свете есть. Две-три минуты отчаянной борьбы с собой доказали ей это. Ксения опустила руки и ощутила неземное спокойствие…
Она еще слышала, как ломились в дверь. Вероятно, ему надоело ждать и он наплевал на свою вежливость. До слуха Ксении откуда-то издалека доносились шум и выкрики, но она с всеобъемлющим равнодушием подумала, что теперь ей уже все равно…
Сильные руки рванули ее наверх, устроив в ванной настоящий водопад. Ксения была похожа на тяжелую, напитавшуюся водой тряпичную куклу с мокрыми волосами-паклей и абсолютно белым лицом, с которого смылась вся фабричная краска. Особенно схожесть проявлялась в отсутствии малейших признаков жизни.
— Она здесь! — заорал Илья и, подхватив Ксению под мышки, перегнул ее пополам и бросил животом на край ванны.
Изо рта стала вытекать вода, Ксения чувствовала, как плавно, беспрепятственно она вытекает. Как ни странно, ей было хорошо, светло и радостно. Проблемы начались чуть позже. Ксения вдруг почувствовала, как заболела грудь, и, кажется, впервые в жизни ощутила, где находятся легкие. На спину больно давили, вероятно, кто-то пытался выдавить всю воду, которая успела влиться в нее. Несколько рук поддерживали ее, чтобы она не соскользнула на пол. Ксения открыла глаза и сначала увидела перед собой огромную лужу. Было просто невероятно, что в нее смогло столько поместиться. Потом она увидела милицейские ботинки и мужские туфли, которые топтались рядом. Туфли показались ей знакомыми, и она силилась рассмотреть в зеркальных плитках все остальное. Но не сумела — потеряла сознание…
— Тебе не кажется, что это закономерно? — спросила Ксения, туго запахиваясь в халат.
— Что именно?
— Что я нахожусь в сумасшедшем доме?
Александр не знал, как себя держать. С одной стороны, лечащий врач Ксении говорил, что ей необходимы положительные эмоции, с другой — он опасался, как бы эти эмоции не повредили. Неизвестно,
