кровью?
— Нет, но это случится с сердцем леди Клары, если вы с таким упорством будете беседовать со мной у всех на виду.
— Вы сами виноваты, поскольку с таким упорством не позволяете беседовать с вами наедине, — капризно возразил милорд.
— Вспомните, милорд, о разнице в нашем общественном положении.
— Именно об этом говорила с вами мисс Стрэйт? Она выглядела преисполненной решимости победить дюжину соперниц.
— Сомневаюсь, что вы ее цель, милорд.
— Доминик, мисс Лоуренс, меня зовут Доминик.
— А мое имя — Эмма, но вы не получите моего разрешения пользоваться им, милорд.
— Вы снова пронзили мое сердце, но если исключить меня как цель, которую приписывает вам мисс Стрэйт, то остается лорд Лафтон.
Его озорную улыбку могла видеть лишь Эмма, поскольку он сидел спиной к остальным.
— Меня не интересует лорд Лафтон. — Однако она ничего не сказала о своем интересе к милорду.
— О, я верю вам. Но он интересуется вами. И бедный Бассет… он тоже? — Несмотря на беспечность слов, в тоне милорда проскользнуло беспокойство. Не боится ли он, что секретарь нравится ей больше, чем он сам?
— Скажите мне, — Эмма невидящим взглядом смотрела на дракона, изрыгающего огонь на ее вышивании, — разве я похожа на Цирцею, Мессалину или ту добродетельную святую, предпочевшую мученичество потере невинности? Я забыла ее имя. Скажите, милорд, почему мы всегда забываем невинных и помним виновных?
Ее слова так точно попали в цель, что милорд замигал.
— Не в бровь, а в глаз, — сказал он, становясь снова степенным милордом. — Вы напомнили мне о моем долге. Удивит ли вас, если я скажу, что сердце мое кровоточит… тем более что я должен оставить вас и побеседовать с Лафтоном.
Он уже поднимался, когда Эмма сказала:
— Вы просили меня не уходить рано, поскольку хотели что-то сказать. Это правда? Или вы просто хотели убедиться, что я дождусь вашего возвращения в гостиную?
Милорд снова сел.
— Ну, мне кажется, Джон Бассет опередил меня. Я собирался сказать вам, что он почти выздоровел и скоро сможет вернуться к своим обязанностям. А это мне совсем не нравится, мисс Лоуренс, по причинам, которые я предлагаю отгадать вам. Я не хочу сказать, что не ценю Джона, но мое сердце снова кровоточит, а ваше — нет. Вы всегда называете меня милордом, что доказывает: ваше сердце сделано из камня.
Простой ответ Эммы заставил его замолчать.
— Но я всегда думаю о вас как о милорде. — И, почти забывшись, поскольку простота всегда соседствует с правдой, а правда выдает мысли, она добавила: — Я никогда не думаю о вас как о Доминике Хастингсе.
Не успели вырваться эти слова, как Эмма пожалела о них. Милорд в. то мгновение не заметил ничего странного, но после, собираясь лечь в свою одинокую постель, задумался… не над ее словами, а над тоном, который снова вызвал слабое эхо чего-то давно забытого.
И Эмма в своей одинокой постели думала о милорде. Я не могу больше считать себя невинной, поскольку вкусила от Древа Познания и узнала наконец, что такое любовь. Я не могу стать снова такой, какой была до приезда в Лаудвотер и новой встречи с ним.
Глава одиннадцатая
Часы в классной комнате пробили десять раз. Чуть раньше Кэтги увела Тиш на короткую прогулку, чтобы Эмма смогла выполнить обещание увидеться с Джоном Бассетом. Эмма надела самое старое и блеклое серое платье, как можно проще уложила волосы под самым неподходящим кружевным чепцом, в надежде отвратить Джона Бассета от намерения сделать ей предложение.
Тщетная надежда! Как только он вошел в комнату и увидел ее, глаза его вспыхнули. Купидон, маленький бог любви, летавший с неиссякаемой энергией почти по всем живописным полотнам Лаудвотера, бил без промаха. Его самая действенная стрела пронзила сердце Джона Бассета. Несмотря на все усилия Эммы, он видел в ней самую желанную, самую очаровательную женщину в мире. А ее красноречие, в котором смешались здравый смысл и шутка, заставляло любую другую женщину рядом с ней казаться бледной тенью.
Как и Эмма, он тщательно оделся, готовясь к встрече, но, не в пример ей, постарался выглядеть как можно привлекательнее. И он выглядел настоящим джентльменом, каким и был на самом деле. Беда Эммы заключалась в том, что, хотя он нравился ей, она никогда бы не смогла его полюбить. Ей так хотелось спасти его от неминуемого разочарования…
Джон подавил порыв немедленно броситься на колени перед Эммой. Джентльмен не должен быть поспешным или назойливым, поэтому он мужественно завел разговор о погоде, которая была хорошей; о виде из ее окна, который был более чем хорошим; о выпавшей ему удаче служить внимательному хозяину, достаточно терпеливому, чтобы не уволить секретаря, переставшего из-за травмы выполнять свои обязанности.
Эмма предпочла бы, чтобы он перешел к делу.
В середине несвязного предложения, в котором Джон поздравлял ее с явным улучшением манер леди Летиции, он вдруг бросился на колени и заговорил хрипло и сбивчиво:
— Моя дорогая, дорогая мисс Лоуренс… Но, о, умоляю, позвольте мне называть вас Эмма. — В этом месте он взял ее руку в свою и продолжил так же исступленно, как и начал: — Моя дорогая Эмма, не могу выразить словами, как счастлива стала моя жизнь в Лаудвотере с тех пор, как вы приехали сюда! Ваши обаяние и красота преобразили не только леди Летицию, но и всех вокруг… меня больше всех.
Он прижал ее руку к жилету в черно-белую полоску так сильно, что просто невозможно было высвободиться, и заглянул ей в глаза. Его глаза сияли любовью и восхищением.
— Моя дражайшая Эмма, прошу вас, позвольте держать вашу руку в своей, как символ моей вечной любви. Для меня единственно возможное счастливое будущее — то, в котором мы будем мужем и женой. Поверьте, что я всегда буду вам самым любящим мужем и слугой, моя дражайшая Эмма. Джон оторвал ее руку от груди, осыпая градом поцелуев.
Столь бурного выражения чувств Эмма не ожидала. Он всегда был сдержанным и так строго соблюдал все нормы поведения, что его страстность ошеломила ее. Но не таким образом, как он надеялся. О нет. Просто она еще больше огорчилась.
— Мистер Бассет, — сказала она очень ласково, — прошу вас отпустить мою руку, поскольку я хочу ответить вам так спокойно и ясно, как только возможно, чтобы не оставить никаких недоразумений.
Джон не был глуп. Он сразу понял, что она собирается сказать. Восторженность слетела с его лица. Так летний луг теряет яркость красок, когда облако закрывает солнце. Но он был джентльменом, а также хорошим человеком. Он выпустил руку Эммы, и она мучительно подыскивала слова для ответа, который, несомненно, ранит его, но ей хотелось облегчить боль.
— Вы оказали мне огромную честь и вашим предложением, и искренностью, с которой его сделали, но, увы, я могу предложить в ответ лишь свою дружбу… которая, как я надеюсь, поддержит вас, поскольку я вынуждена вам отказать. Я желала бы, о, как искренне я желала бы дать вам другой ответ, но я не могу выйти замуж без любви, ибо такой брак принесет страдания нам обоим и вы заслуживаете от вашей будущей жены большего, чем я могу дать.
Эмма умолкла, и мгновение они так и оставались: он на коленях, устремив на нее взгляд, и она — глядя ему в глаза с выражением глубочайшей печали на лице.
Джон не мог сомневаться в ее искренности, как она не сомневалась в его. Он поднялся медленно, сохраняя достоинство, и, уже стоя, сказал спокойно и решительно:
— Я готов принять ваши условия, если вы согласитесь выйти за меня замуж.
— Как ни великодушно ваше предложение, я не могу обманывать вас, принимая его, — ответила Эмма. Она тоже встала и протянула ему руку. — Прошу вас, скажите, что мы останемся друзьями. У меня не так много друзей, чтобы я позволила себе потерять вас.
