– О, не надо, Элис! – Уоррен почувствовал, как неистово забилось его сердце. – Не говори так!
– Почему? – спросила она, глядя ему в глаза. – Пора посмотреть правде в лицо. Мне никогда не станет лучше. Обещай же, дорогой, пожалуйста!
– Хорошо, Элис, – мягко заверил он. – Обещаю.
Она глубоко вздохнула, опустилась на подушки и закрыла глаза.
– Как ты себя чувствуешь, Элис? – взволнованно спросил Уоррен.
Элис медленно открыла глаза.
– Хорошо, дорогой. Только немного устала. Я давно хотела попросить тебя об этом.
– Может быть, горячая еда подкрепит тебя, – предложил он с деланной бодростью.
– Может быть, – прошептала она.
Войдя в кухню, Уоррен почувствовал себя предателем: он ощутил радость, когда Элис заставила его пообещать снова жениться на такой девушке, как Джемайна. Уоррен часто удивлялся, как легко Элис читает его мысли, и это внушало ему страх. Откуда она узнала, что он постоянно думает о Джемайне?
Готовя поднос для Элис, Уоррен представлял, как расскажет Джемайне, что жена взяла с него слово снова жениться после ее смерти и упомянула при этом ее имя.
Затем он отказался от этой идеи. Трудно заранее предугадать, как на это среагирует Джемайна. Лучше подождать, пока…
Уоррен испуганно замер, и его снова охватило чувство вины. Он рассуждал так, будто Элис уже умерла!
Закончив приготовления, он поспешил в комнату с застывшей улыбкой на лице.
С разрешения Сары Джемайна в течение трех дней не появлялась в редакции. Она объяснила это тем, что дома ей лучше работается, поскольку тетя весь день отсутствует и ее никто не прерывает. Она закончила черновой вариант статьи о Марии Антуанетте, так как Сара планировала опубликовать этот материал в первую очередь.
– Затем, когда мы напечатаем историю мадам Роланд, – сказала Сара, – читатель сможет лучше понять контраст между этими двумя женщинами.
Первый, кого Джемайна встретила, придя в редакцию, был Уоррен Баррикон.
– Привет, Уоррен. Я не видела тебя с тех пор, как мы вернулись из Парижа.
Он мрачно кивнул:
– Моя жена… Элис почувствовала себя хуже. Я сидел с ней, однако сейчас надо подготовить материал для сентябрьского издания.
– О, Уоррен, мне очень жаль! – Она инстинктивно протянула руку и коснулась его щеки, думая о том, что случилось в Париже, – точнее, едва не случилось, – и понимая, что сейчас чувствовала бы себя ужасно, если бы тогда проявила слабость. – Надеюсь, теперь ей лучше.
– Кажется. – Он слабо улыбнулся. – Не думаю, что на ее самочувствие повлияло мое возвращение.
– Уверена, это так, Уоррен. Ты недооцениваешь себя.
Лицо его приняло странное выражение, он открыл было рот, будто собираясь что-то сказать, но промолчал.
– Я должна бежать, Уоррен, – проговорила Джемайна. – Меня ждет Сара.
– Да, у меня сегодня тоже много работы. Возможно, через день или два мы могли бы… – Он сделал неопределенный жест. – Впрочем, не имеет значения.
Уоррен повернулся и пошел прочь, оставив Джемайну, озадаченно глядящую ему вслед. Он вел себя как-то странно. Это совсем не тот Уоррен, которого она знала в Париже. «Разве кто-нибудь может, – подумала она, – до конца понять другого человека?» Джемайна ощущала сострадание к нему, но почему?
Пожав плечами, она постучалась в дверь Сары и вошла, услышав приглашение.
– Я закончила статью о Марии Антуанетте, Сара. – Джемайна положила рукопись ей на стол.
– Превосходно!
– Я оставлю тебя с ней…
– Нет, Джемайна, подожди, пока я не прочитаю ее. Если, конечно, тебе не будет скучно, – предложила Сара с легкой улыбкой.
– Вовсе нет. – Джемайна села и попыталась успокоиться. По правде говоря, ей вовсе не хотелось находиться здесь, пока редактор читает материал.
Сара прочитала страницу и снова, улыбаясь, посмотрела на Джемайну:
– Какой у тебя хороший почерк, дорогая! Приятно читать. Ты можешь взглянуть на рукописи, которые мне прислали. Сплошь какие-то каракули. Ты, конечно, видела некоторые из них?
– Да, Сара, видела. Я согласна, порой ужасно трудно разобраться в тексте.
Сара возобновила чтение и вскоре закончила. Она аккуратно сложила страницы рукописи, посмотрела на Джемайну и одобрительно кивнула:
– Превосходная работа, Джемайна. Другого я и не ожидала от тебя. Однако должна сделать несколько несущественных замечаний.
