– Да, теперь я припоминаю, там действительно есть будка. Маленькая, не больше сарая для хранения инструментов. Сейчас она заброшена. А может, за это время уже и рассыпалась.
– Далеко отсюда это место?
– Четыре или пять миль. Я не нарисовал ее на плане, потому что забыл о ее существовании. Вот здесь она находится, в конце железной дороги. – И Таунз нарисовал маленький квадратик.
Погруженный в свои мысли, Глэдни кивнул.
– Спасибо, мистер Таунз.
– Вы думаете, он отвез мисс Хокинс туда?
– Откуда мне знать? Однако с этого места стоит начать поиски.
– Если она и в самом деле там... – Таунз нахмурился. – Может, все-таки возьмете с собой кого-нибудь?
– Нет, мистер Таунз. Если я ошибся и в этой будке никого нет, мне очень понадобится помощь утром. Так что пусть ваши люди ночью хорошенько выспятся, тогда они будут свеженькими и толку от них будет гораздо больше. Значит, по всему выходит, лучше мне отправляться искать эту будку, если она вообще существует, одному.
– Ну, как знаете. – Таунз подошел к столу и выдвинул ящик. – В таком случае вам стоит прихватить вот это.
И он протянул Глэдни револьвер, держа его так осторожно, словно опасался, что он может неожиданно выстрелить.
Глэдни протянул было руку к револьверу, но на полпути остановился и покачал головой.
– Нет, мистер Таунз. Спасибо большое, но думаю, лучше мне не брать оружия.
– Вы не умеете стрелять?
Глэдни невесело усмехнулся.
– Я был на войне, сэр. Так что я, наоборот, слишком хорошо умею стрелять. Но в этой поездке я бы предпочел обойтись без оружия.
– Как хотите, – пожал плечами Таунз. – Я и сам не особенно люблю все эти огнестрельные штуки. – Он положил револьвер в ящик стола и со стуком закрыл его.
В комнату тихо вошел тот самый старый негр, который утром выпускал лису, и остановился на пороге. Обернувшись, Таунз спросил:
– Что, Уильям?
– Мы уже оседлали лошадь для мистера Хэллорана, – сказал он.
– Хорошо. Пойдемте, мой мальчик. Я вас провожу. На улице с юго-запада дул свежий ветерок. В воздухе пахло дождем. Ни луны, ни звезд не было видно: небо затянули облака. Стояла кромешная тьма, лишь в полосе бьющего из окон света можно было что-то разглядеть.
– Кажется, будет дождь, – посмотрел в темное небо Таунз. – Все еще хотите ехать?
– Да, – решительно ответил Глэдни.
Уильям молча протянул ему пончо. Поблагодарив, Глэдни приторочил пончо к седлу.
– В лесу будет темнее, чем в преисподней, – предупредил его Таунз.
– Мне нужно лишь отыскать заброшенную железнодорожную ветку и проехать по ней до конца. Так что, как бы темно ни было, я не собьюсь с пути.
– Проехав по этой дороге с милю-другую, вы упретесь в рельсы, – пояснил Таунз, указав на едва видневшуюся тропку, тянувшуюся позади дома в южном направлении. – Только не сворачивайте с дороги, пока не доберетесь до рельсов.
– Еще раз спасибо, – поблагодарил Глэдни и повернулся к лошади. Она показалась ему потолще и повыше той, на которой он ездил утром, и стоило Глэдни ухватиться за луку седла, чтобы вскочить на нее, как животное отпрянуло в сторону.
– Лобо бывает немного пуглив...
– Так его зовут Лобо? Неуклюжий? – испуганно спросил Глэдни.
– Имя еще ни о чем не говорит, – хмыкнул Таунз. – Поверьте мне, оно ему совершенно не подходит. Это хорошее животное и очень выносливое. Такое впечатление, что Лобо никогда не устает.
– Рад это слышать, – сухо заметил Глэдни.
Набрав побольше воздуха, он одним махом вскочил в седло. Почувствовав на своей спине тяжесть незнакомого человека, Лобо замер, приготовившись встать на дыбы, но передумал и закружил на месте.
– Лобо! – укоризненно воскликнул Таунз. – Будь хорошим мальчиком, успокойся!
Глэдни без особой уверенности потрепал лошадь по шее, однако Лобо, как ни странно, успокоился. С облегчением вздохнув, Глэдни взял вожжи.
– Удачи вам, мой мальчик, – напутствовал его Таунз.
Не отрывая взгляда от склоненной головы Лобо, Глэдни помахал рукой и пришпорил лошадь. Животное послушно пустилось вскачь по дороге, о которой говорил Таунз.
Все то время, пока Глэдни добирался до заброшенной железнодорожной ветки, дождь лил не переставая. Натянув поводья, чтобы остановить лошадь, Глэдни отвязал от седла пончо и надел его,
