черном. Все – объекты неподходящие.
Жаль. Он уже знал скорость поезда – сорок две мили в час.
Вычислять скорость его научил один развеселый машинист товарняка, не чуравшийся компании таких «зайцев», как Глэдни. Для этого требовалось лишь сосчитать количество щелчков, которые делают колеса поезда за двадцать секунд. Число щелчков в секунду равнялось числу миль, которые поезд проходил за один час.
Сорок две мили в час. А самая быстрая скаковая лошадь проходит за двадцать четыре секунды примерно четверть мили. Глэдни подсчитал в уме, что максимальная скорость лошади – тридцать восемь миль в час. Но даже если лошадь будет нестись на пределе в течение часа – что, в принципе, нереально, – она все равно отстанет от среднестатистического поезда на четыре мили. А некоторые поезда на западе, как известно, развивают скорость почти до шестидесяти миль в час.
Глэдни усмехнулся. Так что из того, что он никудышный наездник? Всем, кто мало-мальски соображает, должно быть понятно, что лошадь как средство передвижения – дело прошлое. Если бы поезда могли ездить не только по рельсам, с каретами, ландо и фаэтонами было бы покончено навсегда.
Но не с конным спортом. Несмотря на то что сам он с отвращением относился к верховой езде, он не мог отрицать, что красивее мчащейся галопом лошади нет ничего на свете.
Откинувшись на спинку сиденья, Глэдни заснул и проспал до самого Луисвилла. Там он должен был пересесть на паром, следующий через реку Огайо, а затем сесть на поезд до Цинциннати.
Когда они переплывали реку, один из пассажиров заметил милях в трех вниз по реке зарево пожара и обратил на него внимание остальных. Все возбужденно загалдели. Глэдни смотрел на темный клубящийся дым, на освещавшие его снизу оранжевые языки пламени, и на секунду ему почудилось, будто он чувствует запах гари. Во время войны ему нередко доводилось видеть пылающие дома и конюшни, вдыхать запах дыма и горящего дерева, не говоря уж о запахе обугленного человеческого мяса. С тех пор ему ни разу не приходилось присутствовать при пожаре, и жуткие воспоминания о войне к нему не возвращались. Глэдни почувствовал жалость к несчастным жертвам и вздохнул с облегчением оттого, что его среди них нет.
Глэдни Хэллоран был бывалым путешественником, и через несколько минут после того, как он, переплыв Огайо, сел на поезд, он уже крепко спал. Проснулся Глэдни только тогда, когда кондуктор, проходя по вагону, несколько раз громко объявил о прибытии в Цинциннати.
Было почти десять часов утра, когда Глэдни вошел в Каретную компанию города Цинциннати и, прежде чем успел задать какой-либо вопрос, увидел Хокинса собственной персоной.
Тот стоял рядом с новенькой двуколкой, с нескрываемым восхищением разглядывая ее. Колеса ее были очень тонкие, легкие, с дутыми шинами и большие – почти с Хокинса ростом. Рама двуколки изящно изгибалась, и на ней располагалось крошечное сиденье.
– Доброе утро, Хок, – приветствовал Глэдни старого наездника.
Генри поднял голову и радостно улыбнулся.
– Взгляни-ка, Глэдни! Что, хороша штучка? – восторгался он, ничуть не удивляясь внезапному появлению молодого ирландца.
– Диво как хороша, – ухмыльнулся Глэдни. – Хотя на вид слишком хлипкая. Что, если не выдержит вашего наездника?
– Еще как выдержит! – Хок ткнул в раму пальцем. – Ведь это бессемеровская сталь! – с гордостью провозгласил он. – Прочнее ее нет в мире. – И, отступив на шаг, Хок оглядел двуколку долгим восхищенным взглядом. – И красивее тоже, – добавил он.
– Вот здесь я не могу с вами согласиться, Хок. На мой взгляд, ваша внучка намного красивее.
Хок оторопел от такого заявления, однако быстро пришел в себя и рассмеялся.
– Здорово ты меня подколол, Глэд! Впрочем, тут с тобой не поспоришь. Я и сам считаю Бекки самой прекрасной девушкой на свете.
– А что сама она думает по поводу вашей новой двуколки? – осторожно поинтересовался Глэдни.
– Она ее еще не видела.
– Да ну? Насколько я знаю Ребекку, она первым делом должна была примчаться сюда, чтобы осмотреть ее со всех сторон, нет ли какого-нибудь изъяна.
Хок усмехнулся.
– А ты и впрямь хорошо успел изучить мою внучку. Именно так Бекки и поступила бы, если бы была здесь.
Подобного заявления Глэдни не ожидал. Он поднял на старого наездника изумленный взгляд.
– Вы хотите сказать, что ее нет в Цинциннати?
– Ну да, – ответил Хок. – Она собиралась поехать, но потом решила остаться на несколько дней в «Дубовой долине» с Лайтфутом и его родными.
– Что?! – ахнул Глэдни. – Вы хотите сказать, что она осталась со Стивеном Лайтфутом и вы это допустили?
– Не только допустил, но и сам ее уговорил.
Глэдни был сражен наповал.
– Понятно, – сказал он упавшим голосом и вздохнул. – Конечно, вы правы. Естественно, вам приятнее, когда за вашей внучкой ухаживает человек со средствами, а не такой простой парень, как я...
– Ну-ка прекрати, Глэд! Ты все неправильно понял! – прикрикнул на него Хок. – И нечего себя жалеть.
– Это раньше мне нечего было себя жалеть, а сейчас на это есть очень даже веская причина, – уныло промолвил Глэдни. – Видеть, как у тебя уводят такую девушку...
