У подножия главной лестницы Ребекка увидела Маргарет, которая стояла без движения, как заколдованная, со странным выражением на лице.
Ребекка подошла ближе и, заметив, что Маргарет даже не шелохнулась, почувствовала некоторую тревогу. Что с ней?
– Маргарет! – Она взяла руку кузины. Та оставалась неподвижной. – Маргарет! Тебе нехорошо?
Маргарет вздрогнула. Моргнув несколько раз, она медленно повернула голову и удивленно посмотрела на Ребекку.
– Ребекка?
– Конечно, Ребекка, а кто же еще! Не смотри на меня так, ради Бога. Что с тобой, Маргарет? Ты стояла здесь застывшая, как статуя.
Похоже, Маргарет действительно была не в себе.
– Я что, в самом деле вела себя так? – спросила она каким-то сонным голосом. – Как странно. Я собиралась подняться наверх и вдруг… понимаешь, у меня еще такого никогда не было.
Ребекка с тревогой смотрела на кузину.
– Чего с тобой никогда раньше не было?
– Ну, такого… чтобы меня наяву посещали видения.
Ребекка почувствовала, что ее начинает бить дрожь.
– У тебя было видение?
Маргарет кивнула.
– Да. Обычно это бывает в виде намека, что должно случиться что-то плохое, а на этот раз все было так, словно я там присутствовала! Сон наяву. Да нет же, впечатление было гораздо сильнее, чем во сне, – как будто все действительно происходило перед моими глазами.
– Маргарет, что это было? Что ты видела? Выражение лица Маргарет продолжало оставаться странным.
– Я видела войну, – прошептала она. – Солдаты и индейцы. Они сражались друг с другом!
Теперь уже похолодела Ребекка.
– И что? – проговорила он нетерпеливо. – Продолжай же!
– Я видела Армана. Он упал. Это было далеко, хорошо рассмотреть не удалось, но я видела: он упал. И я знала: он умирает!
Глава 18
Мрачно глядя перед собой, Арман держал путь на юг от Саванны.
Решение присоединиться к ополчению Эндрю Джэксона было принято внезапно, после того как Ребекка отказалась уехать с ним. Оно было результатом отчаяния: Арман испытывал такую боль, что готов был бежать от Ребекки куда угодно.
Он и прежде страдал, видя Ребекку рядом с Жаком и сознавая, что никогда не сможет к ней прикоснуться. Но после того, как он обладал ею и узнал, что она его тоже любит, жить как прежде стало совершенно невыносимо. Ни о чем другом он не мог думать, только о ней. Днем и ночью его терзали сладостные образы ее глаз, се рук, ее нежнейшего белого тела. Можно ли вынести близость и недоступность любимой?
Известие о его отъезде в лагерь Эндрю Джэксона Жак и Фелис восприняли довольно сдержанно. Ребекка, конечно, расстроилась, но Арману как раз и хотелось, чтобы ей тоже стало больно. Не только ему.
«Конечно, если бы она согласилась бежать со мной, нам бы пришлось несладко. Все аргументы, которые она высказала, были справедливы, по все же… Если я ей действительно нужен, какое это имеет значение. И вот она, эта женщина, обладающая таким огненным темпераментом, такая страстная, самим Богом созданная для любви, соглашается остаток жизни провести с человеком, который в лучшем случае будет для нее просто любящим братом. Она говорит, что любит меня, и все же решает остаться. Если так, значит, уехать должен я. Третьего не дано. Поеду на войну, и будь что будет. Погибну – так это даже к лучшему. Все проблемы сразу решатся. Может быть, война – именно то, что мне сейчас нужно. Здесь мой гнев и отчаяние найдут хорошее применение».
Арман пришпорил коня. Собственная судьба ему теперь была совершенно безразлична.
Он достиг форта Негро на реке Апалачикола в последнюю неделю марта. Генерал Джэксон находился там с средины марта. Под его командованием было почти две тысячи человек. Он перестроил старый форт и переименовал его в форт Гадсден.
Весна выдалась сырой, реки разлились рано, была непролазная грязь, немногим лучше, чем болото.
Джэксон приветливо встретил Армана в своей палатке.
– Итак, под мое командование поступает еще один Молино. Прекрасно! Надеюсь, Арман, ты будешь сражаться не хуже своего старшего брата. Твой отец…
– Мой отец умер, – сдержанно произнес Арман.
– В таком случае прими мои соболезнования, Арман. Твой отец был забавный малый. Я никогда его толком не понимал, но все же…
«А был ли кто на свете, способный понять Эдуарда Молино?» – подумал Арман, на несколько секунд отвлекшись от того, что говорил генерал.
