Гарт поспешно выразил протест, и судья Андервуд, нахмурившись, наклонился к Харду:
– Кажется, вы перегнули палку, адвокат. Что все это значит?
Хард рассеянно пригладил волосы.
– Ваша честь, если мне будет позволено задать еще один вопрос свидетелю, думаю, станет ясно, о чем я спрашивал.
– Ладно... – с сомнением в голосе произнес судья Андервуд, – хорошо, продолжайте. Но осторожнее, адвокат. – Он стукнул молотком. – Протест отклоняется.
– Мистер Барнз, не видели ли вы на теле жертвы следов побоев или ударов плетью?
– На лице и руках ничего такого не было, – быстро ответил Джейк Барнз. – А больше я нигде не смотрел. Делать мне нечего – поднимать ее юбки.
Хард вздохнул и махнул рукой, отпуская свидетеля. Когда он вернулся за стол, Серена шепотом спросила:
– А что вы хотели узнать?
– Мне показалось... Я подумал, если тот бандит в золотой маске был любовником Мадлен, он мог хлестать ее плетью, точно так же как он истязал тебя.
– Даже если это действительно один и тот же человек, почему он стал бы это делать?
– Очевидно, мы имеем дело с садистом. Как ты думаешь, ты единственная, кого он хлестал плетью в... хм... в подобной ситуации?
– Могу я отвлечь вас на минутку, адвокат? – громко и с сарказмом спросил судья Андервуд.
– Прошу прощения, ваша честь. Я совещался с клиенткой.
– В следующий раз лучше спрашивайте на это дозволения суда. Зовите следующего свидетеля. Продолжаем заседание.
– Я вызываю в качестве свидетельницы Чу Чин.
Зал недовольно зашумел. Пройдя между скамьями, Хард открыл дверь и впустил двух китайцев – Чу Чин и невысокого мужчину средних лет.
Шум усилился. Судье пришлось постучать молотком.
Наконец крики прекратились, и он обратился к стоящему перед ним Харду:
– Ну и. что это значит, адвокат?
– Чу Чин – моя следующая свидетельница. К сожалению, она не очень хорошо владеет английским, и я решил, что лучше прибегнуть к услугам переводчика. Мистер Хо, владелец прачечной, вызвался помочь мне в этом.
– Я протестую! Протестую!
– Против чего вы протестуете, обвинитель? – требовательно спросил судья Андервуд.
– Потому что... потому что эта... – быстро и невнятно заговорил побагровевший Роби Гарт, – эта женщина – китаянка, ваша честь. Китайцы не имеют права даже голосовать. Как мы можем выслушивать ее в качестве свидетельницы?
– Вы вызывали много свидетельниц, – сухо проговорил Хард, – которые тоже не имеют права голосовать.
– Это вовсе не одно и то же! Она даже не гражданка Соединенных Штатов!
– И какое это имеет значение? – Судья Андервуд, казалось, находился в некотором затруднении.
– Я скажу вам! Китайцев вообще нельзя считать за людей!
Судья Андервуд с размаху ударил молотком по столу:
– Хватит об этом, черт побери! – Он махнул молотком: – Возьмите с нее свидетельскую клятву.
К китаянке подошел смущенный Джейк Барнз и, протянув ей Библию, попросил «поклясться всемогущим Богом и говорить правду, и ничего кроме правды». Последовал быстрый обмен фразами по-китайски между мистером Хо и Чу Чин, после чего китаец, беспомощно пожав плечами, повернулся к судье Андервуду и на безупречном английском проговорил:
– Прошу прощения, ваша честь, Чу Чин не понимает, как можно клясться на Библии.
– Вот видите, ваша честь! – вскочил Роби Гарт. – Самая настоящая язычница. Она даже не знает о христианстве!
На этот раз судья Андервуд не стал стучать молотком. Он просто наклонился вперед и ледяным голосом произнес:
– Мистер Гарт, я предупреждаю вас в последний раз. Еще одно слово с вашей стороны по этому поводу – и я отделаю вас так, что всю оставшуюся жизнь вам придется провести в богадельне!
«Благослови тебя Господь, Элмо, – с благодарностью подумал Хард. – Ты гораздо тверже и терпеливее, чем я предполагал».
Роби Гарт с отчаянием опустился на свое место.
– Мистер Хо, – сказал судья Андервуд, – спросите свидетельницу, согласна ли она говорить правду и только правду. И если это так, то в клятве нет необходимости.
Мистер Хо быстро обратился к Чу Чин по-китайски, и та сразу кивнула.
