— Старуху. Это, действительно, тайфун, скажу я тебе. У твоего предка образное мышление.
— А что Эяль?
— Нашли. Он, видишь ли, сбежал от своей Брахи, влюбившись в некую Сару Звили, манекенщицу. Любовники отправились в Кармиель, где жила мать Сары, а оттуда собирались сваливать за границу. Эяль понимал, что Браха не даст развода и хотел провернуть дело в Европе — там с этим проще.
— Мой предок получит переходный вымпел или почетную грамоту? — поинтересовался я.
— Ты сможешь передать ему наше полицейское спасибо?
— С большим удовольствием, — заявил я. — Значит, дело закрыто?
— Нет… Мы не знаем, как быть с первым письмом — о бомбе. Какое отношение имеет будущая бомба к любовному приключению Эяля?
— Спрашивай об этом у предка господина Крукса, — предупредил я. — В эти игры я больше не играю.
— Почему? — моментально обиделся Роман. — Ты уже показал себя, ты это умеешь. Почему я должен общаться с каким-то Круксом, если есть ты?
— Только не сейчас, — сказал я. — Бомба — дело будущего. Есть еще пять лет. Дай отдохнуть.
— Хорошо, — сказал Роман. — Ты прав. Время есть. Но, занимаясь своими историческими изысканиями, Песах, не забывай смотреть в будущее.
Выдав эту банально-пошлую фразу, явное следствие бессонницы, Бутлер удалился, засыпая на ходу.
— Послушай, — сказал я экстрасенсу на следующий день, напросившись на сеанс, — ты своим безответственным заявлением сильно усложнил мне жизнь. Не поняв твоего намека на бомбу, полиция обратилась за помощью по делу Эяля ко мне.
— Нашли? — спросил Крукс.
— Это было элементарно. Но теперь они хотят, чтобы я рассказал, при чем здесь бомба!
— А действительно, при чем здесь бомба? — задумчиво сказал Крукс и окинул меня оценивающим взглядом. Он вообразил, наверно, что я тут же выложу триста шекелей, чтобы узнать ответ.
Ответ я знал и без него, меня интересовало совсем другое.
— Твой предок, — начал я издалека, — тот, что из восемнадцатого столетия, как его звали и чем он занимался?
— Звали его Мордехай Ласков, и был он раввином, — мгновенно ответил Крукс. — Он был умный человек и знал семь языков, в том числе русский.
— А… — протянул я. — Мне почему-то казалось, что его должны были звать Игаль Горен.
— Как? — переспросил Крукс, сделав вид, что не расслышал имени.
Отвечать я не стал, реакция Крукса меня вполне удовлетворила.
В Институт стратегических исследований Тель-Авивского университета я приезжаю обычно один раз в месяц — на семинары по общей и альтернативной истории. Несколько раз и сам выступал там с докладом, хорошо знаю многих системных программистов, заправляющих бал в этом заведении. Игаль Горен — один из самых талантливых, но, как говорится, без царя в голове. Когда-то кто-то убедил этого молодого гения в том, что гениям дозволена любая причуда. И потому Горен способен был доклад о предстоящей эволюции индекса потребительских цен на 2030-2045 годы построить в виде компьютерной игры, в которой каждый слушатель выступал в виде точки на координатной оси. Горен воображал, что это приятное ощущение. Однажды он составил прогнозное поле для министерства сельского хозяйства, перенеся пользователя на Марс и заставив его посеять кубические помидоры, продукцию киббуца Ха-Поэль, на каменистых склонах Никс Олимпика. Результат, кстати, оказался ровно таким же, какой получился впоследствии на полях самого киббуца в Исраэльской долине, так что придираться к прогнозу не было никаких формальных оснований.
Играть в прятки с Игалем — дело безнадежное, и потому, вызвав его по стерео, я сказал сразу:
— Бутлер не спал три ночи, а тебе хоть бы хны.
Игаль посмотрел на меня своим проницательным взглядом, и я понял, что он возьмет на себя лишь ту часть вины, которая ему действительно принадлежит — ни на грамм больше.
— Не я, — сказал он, — посылал комиссара по улицам имени славного Бен-Иегуды.
— Договорились, — согласился я. — Сыграли поровну. И часто ты помогаешь Круксу?
— Изредка, — хмыкнул Горен. — Когда удается войти с ним в телепатический контакт. По стерео разговаривать он не хочет, а в гости не хочу я.
— Ага, телепатический, значит, — сказал я. — Почему не через автоматическое письмо?
Не хочет рассказывать — не надо.
Я пригласил Бутлера на чашку кофе, когда он проспался. Усевшись в свое кресло, Роман сказал, что пить не будет, от кофе его клонит в сон. А вот мою версию событий выслушает обязательно, поскольку невооруженным глазом видно, что мне есть что сказать.
— Видишь ли, — начал я. — Вас, полицейских, иногда подводит рутина. Образ врага. Это наша общая беда, не спорю, привыкли за столько лет войн, интифад и мирных переговоров. Если пропадает солдат, ищут террористов. Если убивают каблана, вы прежде всего думаете — а не убил ли тот араб, который работал на стройке и со вчерашнего дня исчез напрочь… Не спорь! Вы, конечно, отрабатываете и другие версии, но эти — в первую очередь.
— Когда пропал Эяль, — продолжал я, — хоть кому-то пришло в голову, что он просто сбежал с любовницей? Если бы пришло, вы легко вышли бы на его бывшую секретаршу, от нее на Сару Звили, а через нее — на улицу в Кармиеле… Но нет, это было слишком для вас просто и неинтересно. Вы зашли в такой тупик, что обратились к экстрасенсу! И тот вам выдал историю с бомбой, поскольку об Эяле не знал ровным счетом ничего. А о бомбе ему рассказал Игаль Горен из Института стратегических исследований — тот просчитал этот теракт и определил для него очень большую вероятность. У Горена свои причуды — он почему-то считает, что любая ассоциативная идея запоминается лучше, чем прямое указание на некоторое событие. И он прав — об этой будущей бомбе теперь известно всему ШАБАКу, и они уж примут меры…
Бутлер подавленно молчал, и я продолжил свой анализ:
— Не связав бомбу с Эялем (и действительно, какая уж тут связь!), ты явился ко мне. Но я-то человек без предрассудков и рассуждаю здраво, у меня нет образа врага. Я историк, а не полицейский. Короче говоря, мне не составило труда просчитать ближайших знакомых Эяля и сделать за вас вашу работу. Кстати, что сказал Барух, когда его вытащили из постели?
Бутлер ничего не ответил, и я похлопал его по руке. Рука безвольно дернулась. Комиссар спал.
Мне ничего не оставалось, как врубить на полную мощность увертюру к «Мейстерзингерам» известного антисемита Рихарда Вагнера. Бутлер проснулся мгновенно и начал шарить вокруг себя в поисках клавиши выключения.
— Изверг ты, Песах, — сказал он, когда стало тихо.
— Ты так и не дослушал моих объяснений!
— А ты — моих, — отпарировал Бутлер. — То, что ты знаешь португальский, мне известно давным- давно. То, что Крукс жулик и пишет тексты от имени предков, мы тоже знали. То, что Эяль сбежал с бабой, мы раскопали за сутки, ты нас, действительно, за дилетантов принимаешь?
— Пардон, — сказал я. — Тогда изволь объясниться.
— Трое суток, — сказал он, — мы лазили в недрах главного компьютера Института стратегических исследований, чтобы разобраться, каким образом происходит утечка информации. Эти компьютерные гении вроде твоего Игаля Горена — сущий бич для служб безопасности. Полная безответственность. Теперь понял?
— Н-нет, — сказал я. — Меня-то ты зачем разыграл?
— А… Твоя Лея на прошлой неделе мне заявила, что у тебя есть предок, который общается с тобой. Захотелось посмотреть, то ли ты такой же жулик, как Крукс, то ли честно заблуждаешься.
— Ну и что?
— Такой же жулик.
