Он оторвался от газеты.
– Законов? Боюсь, что сроки упущены. Сейчас нужно решить – что сделать, чтобы эти господа не разгуливали на свободе. – Он наотмашь ударил кистью по газете и, понизив голос, прибавил: – Их нужно убрать!
– Вы предлагаете… – Резкий шум в микрофоне, а затем голос стюардессы возвестили о приближении к цели путешествия. Мы стали застегивать пояса, пока стюардессы суетились, убирая посуду.
– Познакомимся! – предложил мой спутник и протянул мне руку.
Мы поболтали еще о том о сем, обменялись карточками.
Выяснилось, что Брут Кольдингам – так звали моего знакомца – тоже проживает в Нью-Йорке.
Расстались мы перед багажным отделением. Еще через минуту я выходил из здания аэропорта.
Потемневшее небо, увешанное бледными вечерними звездами, мягким колпаком накрывало Майами. Сладкие запахи тропических цветов, пальм и южной сосны кружили голову.
За два дня я почти управился с делами. Назавтра предстояло лишь заключительное заседание с членами местного правления. Перед ужином я успел выкупаться в океане – остановился я в прибрежном отеле Холидэй-Инн, – а после ужина, сняв сандалии, бродил до темноты по берегу, по щиколотку в теплой воде.
Потом мне это наскучило; я выбрался на улицу и мимо ярко освещенных отелей направился к своему. Уже на полпути заметил большую призывную надпись: «Добро пожаловать! Все напитки – в полцены!» Не скажу, чтобы меня очень тянуло выпить, но и пройти мимо такой оказии не всегда удается.
Я свернул к отелю и, войдя через парадный вход, стал спускаться в бар-погребок, когда, взглянув перед собой, обомлел от неожиданности: навстречу, к выходу, шел мой отец. Притом не один, а под руку с девушкой, молодой хорошенькой брюнеткой. Оба весело смеялись.
Заметив меня, отец смутился.
– Здравствуй… Ты что здесь делаешь? – начал он растерянно, и так как я сам еще не пришел в себя, он продолжал:
– Это Пэгги, секретарша нашей ассоциации. Познакомьтесь, Пэгги!
– Хэлло! Ах, как это мило! – приветствовала меня красотка.
– Я здесь по делам… – начал я.
– Как это мило!
– Здесь у вас очень красиво… – хотел продолжить я.
– Ах, как замечательно!
И так далее… И кто это, какой легкомысленный болтун придумал, что краткость в выражении мыслей – трудный дар. С Пэгги можно было хоть час стоять за такой простой, но содержательной беседой, хотя, конечно, она очаровывала не одним умом. Я не без зависти поглядывал на родителя. Секретарша промышленной ассоциации! Как же! Вот вернется в отель и усядется за машинку! Хо-хо! Знаем мы этих секретарш! – Я вдруг почувствовал, что, как и Пэгги, могу мыслить кратко и просто.
– Ты где остановился? – прервал мое зломыслие отец. Я назвал отель.
– Так это рядом! – обрадовался он. – Я тебе позвоню утром, вместе и позавтракаем, ладно?
Я не возражал; мы простились. Усевшись за баром, я почувствовал, что пить не хочется. Чтобы стряхнуть с себя неприятное ощущение, заказал напиток. Помогло наполовину. Выпил еще и почувствовал себя одиноким. Еще и еще…
Утром я проснулся с головной болью. Побрившись и уложив вещи в чемодан, я уже выходил из комнаты, когда зазвонил телефон. Память о вчерашнем у меня отшибло, и я вспомнил об отце, только услышав его голос. Мы договорились встретиться у него в отеле…
Когда я подошел к его столику, отец выглядел смущенным.
– Ужасно спал, – пожаловался он. – Не терплю мягких матрасов.
– Когда ты был в последний раз у доктора?
– Пусть он идет к черту! – вспылил отец, но тут же, сбавив тон, пугливо спросил: – Что, плохо выгляжу?
– Неважно.
– Это все от этих напитков. Льют какую-то гадость – чистая отрава!
– Тебе и хорошие напитки вредны, – отвечал я.
– Ладно, не учи! Не твоя забота!
– Конечно. Это Салли придется с тобой возиться.
– Не будет она возиться. – Отец вздохнул. – Очень я ей нужен!
Мы завтракали молча. Уже за кофе отец поднял голову.
– А знаешь, – сказал он, – когда она укладывала мои вещи, нашла в чемодане фляжку с коньяком. Вынула и понесла прятать. Я рассердился: «Положи, говорю, обратно!» А она открыла фляжку и говорит: «Хорошо, тогда уж поровну; я отопью половину, а остальное бери!» И, вижу, не шутит…
– И что же?
– Вот и пью всякую дрянь вместо порядочного коньяка. – Отец засмеялся, лицо его подобрело… – И еще
