— К сожалению, Йосиро-сан, парашют мой — весь в дырках. Так что волей-неволей придется составить тебе компанию.
— Я бы мог попробовать посадить машину на воду, но волнение довольно сильное, а ты ранен… Ладно! Делать нечего: будем садиться, откуда взлетали. Скверно, что «Тигр» не слушается рулей, так что вполне можем шмякнуться об корму или перелететь…
— Я все понимаю, командир, и ко всему готов. «Тигр» ведет лучший в мире летчик. А выбирать нам с тобой не из чего.
Такии снова выругался себе под нос, а потом Брент услышал знаменитый отрывок из «Хага- куре»:
— Отдать жизнь за императора — это акт очищения. Боги с улыбкой примут душу того, кто умер, отстаивая правое дело. — Он помолчал и продолжал неожиданно сильным звучным голосом: — Ты — истинный самурай, Брент-сан, и я благодарен судьбе за то, что она свела нас. И хорошо, что мне выпало встретить смертный час рядом с тобой. У ворот храма Ясукуни нас ждет Хаюса. Если богам будет угодно, мы войдем туда все трое, взявшись за руки.
— В такой компании умереть не страшно, — негромко ответил Брент.
— Банзай! Банзай! — вскричал пилот, решительно берясь за рычаги.
Брент, не раздумывая, подхватил клич. Под поврежденным правым крылом всего в нескольких милях к северо-востоку он теперь явственно видел авианосец. Сигнал, поданный Йоси, был понят и принят: «Йонага» поспешно стал круче к ветру, на палубе поднялась лихорадочная суета — гаковые и матросы палубной команды в желтых, красных, зеленых и коричневых жилетах, похожие отсюда на разноцветных муравьев из разворошенного муравейника, заметались во всех направлениях. Такии, заходя на посадку, медленно заложил овальный вираж и прошел параллельно правому борту «Йонаги». Брент, с напряженным вниманием вглядываясь вниз, видел, как матросы отшвартовывали стоявшие на миделе, готовые к старту «Зеро» — их было штук шесть — и вручную катили их к носовому подъемнику. Тем временем их место заняли две новые американские пожарные машины с пеногонными установками. Потом палубу перегородили стальным сетчатым барьером, который предназначался для остановки тех самолетов, которые при посадке не поймали крюком аэрофинишера ни одного из пяти тросов. Случалось, что самолет, на высокой скорости налетавший на барьер, расплющивало, как муху, а свистящие тросы убивали гаковых. Брент с волнением заметил и белые халаты санитаров, со сложенными носилками стоявших у островной надстройки ближе к корме, рядом с 25-мм орудийными установками, стволы которых торчали, как деревья в лесу.
Как ни болели у него раны, как ни кружилась от слабости голова, как ни сводили судороги его мышцы, как ни застилал туман глаза, Брент испытывал привычную горделивую радость при взгляде на эту изящно- соразмерную, несмотря на свои чудовищные габариты, серую стальную громадину, чуть покачивавшуюся на невысокой волне. «Йонага», вытесняя собой восемьдесят две тысячи тонн воды, разрезала волны, оставляя за кормой расширяющийся к горизонту белый след. Шесть эскадренных миноносцев сопровождения класса «Флетчер» заняли свои места в ордере: один — прямо по носу, по два — с каждого борта и один — за кормой. Это ему и его команде надлежало спасать в случае аварии экипаж самолета. Узкие небольшие эсминцы, окружавшие гигантский авианосец, казались почтительной свитой коронованной особы и придавали «Йонаге» еще более величественный вид.
Развернувшись на носу, «Тигр» начал движение вдоль левого борта, и глазам Брента предстал весь исполин — его прямоугольная стальная полетная палуба длиной в три футбольных поля, 186 25-мм зенитных установок, смонтированных по три ствола каждая, 32 наведенных в небо универсальных пятидюймовки, стоявших на орудийных галереях и надстройке, как густой лес или, скорее, пышно разросшаяся молодая роща. И стальным Эверестом вздымалась островная надстройка, над которой уступами-ярусами шли ходовая рубка, флагманский мостик, мостик управления полетами. Все это венчалось приборами управления огнем, решетчатыми антеннами радаров, похожими на исполинские дуршлаги, и тарелками локаторов. Массивная труба, по обе стороны которой шли ряды спасательных плотов и были укреплены прожектора. Кормовой прибор управления огнем. Кран. Еще гроздья антенн и локаторов. И наконец — корма с нависавшей над нею полетной палубой, которая закрывала две пары 25-мм автоматических орудий. Обводы изящного корпуса выдавали в «Йонаге» перестроенный линкор, 406-мм броневой пояс обрамлял ватерлинию, точно водоросли подножие торчащей из воды скалы. «Этот линкор был мощнее и быстроходнее однотипных с ним „Ямато“, „Мусаси“, „Синана“, — с гордостью рассказывали Бренту ветераны „Йонаги“, никогда не устававшие восхищаться своим кораблем.
— Видишь вымпел на гафеле? — спросил Такии. — Нас готовы принять.
Брент взглянул на сигнальный мостик и различил бьющийся на ветру ярко-синий вымпел с белым кругом в середине.
— У тебя хватит сил закрепить пулемет в гнезде и закрыть фонарь, Брент-сан?
— Хватит, — ответил он, хотя вовсе не был уверен в этом.
Медленно подавшись вперед, опустил «Намбу», закрепил его на турели. Боль пронизала все тело от затылка до пяток. Такии заложил последний вираж перед приземлением, а Брент развернулся по ходу самолета. Фонарь был словно изгрызен пулями и осколками, и замок не действовал. Кривясь от боли, он приподнялся, но сейчас же упал в кресло. Снова встал, подался вперед, ухватился за крышку фонаря, но то ли сил у него уже не хватило, то ли направляющие фонаря были погнуты… Он сдался и, глядя, как стремительно приближается к нему палуба «Йонаги», почти прошептал в микрофон:
— Пулемет закреплен. Сдвижную часть фонаря закрыть не удалось.
— Добро. Теперь держись, Брент-сан! Идем на посадку!
Палуба надвигалась на них стальной скалой, под брюхом самолета, как акулья пасть, щерилось море. Брент почувствовал толчок — это вышли шасси и хвостовой гак. Как ни странно, двигатель не сбавлял оборотов: «Такии, зная, что не сумеет дать продольный наклон, вытянул дроссель дальше, чем обычно. Скорость „Тигра“ была слишком велика даже для вполне еще достаточной высоты. Итак, они будут садиться на одно колесо, на высокой скорости и без дифферента на нос.
— Молись своему Иисусу Христу, а я воззову к Будде и к ками[1] синтоизма! — еле слышно сказал пилот.
Брент машинально поднял глаза к небесам, хоть и знал, что все боги, какие только обитают там, не смогут благополучно опустить на палубу эту развалину.
Самолет вздрогнул. Они оказались ниже полетной палубы и неслись на 25-мм установки. Прислуга бросилась врассыпную. Такии еще прибавил газу. Нос приподнялся, крылья закрыли палубу. Нос опустился — под ними была полетная палуба. На мостике поблескивали стекла — на них смотрели в бинокли. Мелькали испуганные лица на галереях, на палубе, с узких проходов между надстройкой и бортом. Офицер в желтом нагруднике запрещающе махал флажками, как ветряная мельница крыльями.
— С дороги, дурачье! — услышал Брент крик старика Такии.
На скорости 110 узлов — на 30 больше, чем предписывалось заходить на посадку, — «Тигр» прыгнул вперед, заваливаясь влево: пилот выключил мотор и дал крен влево, стараясь, чтобы самолет коснулся палубы неповрежденным колесом. Удар колеса о палубу, похожий на орудийный выстрел, грохот лопнувшей покрышки, от которого вздрогнула машина, и следом — резкий сброс скорости. Брента кинуло вперед. Трос аэрофинишера поймал первый гак. Но скорость все равно была слишком велика, трос лопнул, и его стальные стренги со свистом хлестнули по палубе от борта к борту. Попавший под него гаковый матрос был перерублен пополам: ноги отлетели к орудийной башне, а голова и распоротый торс, откуда вываливались кишки и лилась кровь, — за борт.
Времени думать и действовать уже не оставалось. Брент, ослабевший от потери крови, скованный страхом, вцепился в поручни кресла. Силы, кромсавшие корпус «Тигра», швыряли его из стороны в сторону. Освободясь от троса аэрофинишера, бомбардировщик, похожий в эту минуту на подбитую чайку, ищущую, куда бы присесть, заметался, наддал, задрав нос к небу, и рухнул на палубу, обдирая ее хвостом и сломанным, бесполезным крюком.
«Тигр», двигаясь на скорости сто узлов, зацепился за сетчатый стальной барьер левым колесом. И оно, и правое колесо, и стойки шасси, и масляный радиатор, и тормозные тяги, откуда хлестнули красные струи гидравлической жидкости, отлетели разом — как будто их скомкала и оторвала великанья рука. Самолет, подскочив, перевалился через барьер, ударившись о палубу пропеллером, и полетел вдоль правого борта, как пес, который прячет обожженный нос в траве.
