не видывал. Знаешь ли ты, что Ф.<он> Визин написал Феологический памфлет: Аввакум Скитник?
1216. П. А. Вяземский - Пушкину. Конец мая - первая половина июня 1836 г. Петербург.
Пришли мне, если у тебя имеются: Mйmoires de Gibbon Mйmoires de Suard - par Garat les -uvres de Diderot - последнее издание с его mйmoires
Где отыскать Аввакума Скитника?
Адрес: А. С. Пушкину.
1217. А. А. Краевскому. 18 июня 1836 г. Петербург.
Я разрешил типографии печатать Париж прежде последних двух статей: о Ревизоре и о нов.<ых> кн.x ибо Париж, благо, готов; а те еще не переписаны, и в тисках у Крылова не бывали. Простите будьте здоровы, так и мы будем живы
весь Ваш
А. П. 18 июня.
Адрес: Его благородию
А. А. Краевскому
от Пушкина
1218. M. П. Погодин - Пушкину. 23 июня 1836 г. Москва.
Июн<я> 23.
Посылаю вам, м. г. Александр Сергеевич, кипку статей. - В рецензиях марайте и проч., что угодно. - Впрочем, не блазн< >итесь о них: Рецензент Современника не вы, это другое лицо, которое может говорить [и не тем] таким тоном иногда, который вашему лицу не приличен. Непременно надо выводить мошенников на чистую воду, и говорить без обиняков, коих не понимает наша публика. В статьях своих, в критике, вы сохраняйте свое достоинство, а в летописи - дело другое. В 3 пришлю также листа на 3 или 4.
Не сказывайте никому, что статьи мои.
Ваш М. Погодин
1219. H. А. Дурова - Пушкину. 24 июня 1836 г. Петербург.
Видеться нам, как замечаю, очень затруднительно; я не имею средств, вы - времени. Итак будемте писать; это вс равно, тот же разговор.
Своеручные записки мои прошу вас возвратить мне теперь же, естли можно; у меня перепишут их в четыре дня, и переписанные отдам в полную вашу волю, в рассуждении перемен, которые прошу вас делать, не спрашивая моего согласия, потому что я только это и имел в виду, чтоб отдать их на суд и под покровительство таланту, которому не знаю равного, а без этого неодолимого желания привлечь на свои Записки сияние вашего имени, я давно бы нашел людей, которые купили бы их или напечатали в мою пользу.
Вы очень обязательно пишете, что ожидаете моих приказаний; вот моя покорнейшая просьба, первая, последняя и единственная: действуйте без отлагательства. Что удерживает вас показать мои записки государю, как они есть? Он ваш цензор. Вы скажете, что его дома нет, он на маневрах! Поезжайте туда, там он верно в хорошем расположении духа, и записки мои его не рассердят.
Действуйте или дайте мне волю действовать; я не имею времени ждать. Полумеры никуда не годятся! Нерешительность хуже полумер; медленность хуже и того и другого вместе! Это - червь, подтачивающий корни прекраснейших растений и отнимающий у них возможность принесть плод! У вас есть враги; для чего же вы даете им время помешать вашему делу и вместе с тем лишить меня ожидаемых выгод?
Думал ли я когда-нибудь, что буду (49) говорить такую проповедь величайшему гению нашего времени, привыкшему принимать одну только дань хвалы и удивления! Видно, время чудес опять настало, Александр Сергеевич! Но как я уже начал писать в этом тоне, так хочу и кончить: вы и друг ваш Плетнев сказали мне, что книгопродавцы задерживают вырученные деньги. Этого я более всего на свете не люблю! Это будет меня сердить и портить мою кровь, чтоб избежать такого несчастия, я решительно отказываюсь от них; нельзя ли и печатать и продавать в императорской типографии? Там, я думаю, не задержат моих денег?
Мне так наскучила бездейственная жизнь и бесполезное ожидание, что я только до 1-го июля обещаю вам терпение, но с 1-го, пришлете или не пришлете мне мои записки, действую сам.
Александр Сергеевич! Естли в этом письме найдутся выражения, которые вам не понравятся, вспомните, что я родился, вырос и возмужал в лагере: другого извинения не имею. - Простите, жду ответа и рукописи.
Вам преданный Александров. 24-го июня 1836-го года.
1220. H. А. Дуровой. Около (не ранее) 25 июня 1836 г. Петербург.
Очень вас благодарю за ваше откровенное и решительное письмо. Оно очень мило, потому что носит верный отпечаток вашего пылкого и нетерпеливого характера. Буду отвечать вам по пунктам, как говорят подьячии.
1) Записки ваши еще переписываются. Я должен был их отдать только такому человеку, в котором мог быть уверен. От того дело и замешкалось.
2) Государю угодно было быть моим цензором: это правда; но я не имею права подвергать его рассмотрению произведения чужие. Вы, конечно, будете исключением, но для сего нужен предлог, и о том- то и хотелось мне с вами переговорить, дабы скоростью не перепортить дела.
3) Вы со славою перешли одно поприще; вы вступаете на новое, вам еще чуждое. Хлопоты сочинителя вам непонятны. Издать книгу нельзя в одну неделю; на то требуется по крайней мере месяца два. Должно рукопись переписать, представить в цензуру, обратиться в типографию и проч., и проч.
4) Вы пишите мне: действуйте, или дайте мне действовать. Как скоро получу рукопись переписанную, тотчас и начну. Это не может и не должно мешать вам действовать с вашей стороны. Моя цель - доставить вам как можно более выгоды и не оставить вас в жертву корыстолюбивым и не исправным книгопродавцам.
5) Ехать к государю на маневры мне невозможно по многим причинам. Я даже думал обратиться к нему в крайнем случае, если цензура не пропустит ваших записок. Это объясню я вам, когда буду иметь счастие вас увидеть лично.
Остальные 500 рублей буду иметь вам честь доставить к 1-му июлю. У меня обыкновенно (как и у всех журналистов) платеж производится только по появлении в свет купленной статьи.
Я знаю человека, который охотно купил бы ваши записки; но, вероятно, его условия будут выгоднее для него, чем для вас. Во всяком случае, продадите ли вы их, или будете печатать от себя, все хлопоты издания, корректуры и проч. извольте возложить на меня. Будьте уверены в моей преданности и ради бога не спешите осуждать мое усердие.
С глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь,
вашим покорнейшим слугою
Александр Пушкин.
P. S. На днях выйдет 2-й Современника. Тогда я буду свободнее и при деньгах.
1221. Н. И. Павлищев - Пушкину. 27 июня 1836 г. Михайловское.
Михайловское, 27 июня 1836.
Я ехал сюда, предубежденный в пользу управителя. С этим предубеждением я принялся на досуге рассматривать его приходо-расходные книги, и - вот что оказалось. - Имейте терпение прочитать вс со вниманием: я трудился больше для вас, нежели для себя. Речь идет здесь только о последних 18 месяцах, которые управитель провел здесь один, без господ.
1. Рожь. Посев 30 четвертей, умолот 144, следовательно сам 4 -. Умолот самый жалкий; не говорю о соседах, у которых намолочено от 7 до 12 зерен; сами крестьяне наши у себя собрали от 5 до 8. - По биркам рижника оказалось в умолоте 159 четв., да на гребло утаено 9, и того 168, следов., украдено 24 четв. - Продано 44 ч. в сложности по 22 р., тогда как у других и везде цена была от 26 до 30 р. - Итак на цене украдено 220 р., да на зерне 24 чё., или 600 р., а всего на ржи украдено 820 рублей.
2. Жито. Посев 10, умолот 35 четв., т. е. сам 3 -. Против других очень дурно, да и тут по биркам недостачи 2 четверти. Оставшееся в амбаре жито, которое выдавалось дворовым в месячину, по полам с мякиной; по этому на месячине украдено 4 четв., да на умолоте и гребле 2 1/4 и того б 1/4 четвертей, что по его же управителя ценам (19 р.) составит 118 рублей.
3. Овес. Посеяно 41 четв., а собрано 62, т. е. сам 1 1/2 . Урожай был плохой: однако и мужик иной намолотил от 2 до 3 зерен (не говорю опять о соседах, где пропорция вдвое). С бирками верно; а растрата произошла от слишком поздней уборки. Убыток до 60 четв., что по прошлогодней цене дало бы 700 рублей.
4. Греча. С 6 четвериков собрано только 1 1/2 четверти. Весьма дурно: утаенные 1 1/2 четверти съедены управителем, - ибо теперь в доме ни зерна.
5. Горох. Посеяно 1 1/2 ч., а собрано 6 1/2. Есть грех, да неважный.
6. Лен. Что посеяно, то и собрано, т. е. 1. ч.<етверть> 5 чет.<вериков> - Намято только четыре берковца. По урожаю, отличному в прошлом году у всех без изъятия, с четверти намять надо было до 4 берковцев, по этому украдено 2. Но вот что из рук вон: продано 3 берковца, по 25 р!!. Цена во всем