Кстати, по поводу Аретина, должен вам сообщить, что я стал целомудренным и скромным, разумеется в разговоре, потому что поведение мое было всегда таковым. Истинное наслаждение - смотреть на меня и слушать, как я говорю, - не заставит ли хоть это ускорить ваш приезд. Еще раз, приезжайте, ради бога, и простите мне вольность, с какою я пишу женщинам, которые слишком умны для того, чтобы быть чопорными, и которых я люблю и уважаю от всего сердца.
Что касается вас, прелестная капризница, почерк которой заставил меня затрепетать (хотя по странной случайности он не был изменен), не утверждайте, что вы знаете мой характер; вы не огорчили бы меня, сделав вид, что сомневаетесь в моей преданности и в моих сожалениях.
Угадайте, в свою очередь, кто.
С., который слыл за человека с противоестественными склонностями - просовывать нитку сквозь ушко иголки, смачивая кончик - А. говорит, что он отличался всюду, где были нужны терпение и слюна.
(64) Смею надеяться, что четырехлетнее изгнание не изгладило из вашей памяти
(65) Рок
(66) Цитата из моей новой поэмы. Каждому свое. П.
(67) Culpa - вина, faute - вина. Дерзновенный символ, жалкая вина незнания.
(68) Будущим Сомезам уготовят пытки.
(69) и ты, Брут.
(70) без злопамятства
(71) Вальтер.
(72) Где хорошо, там и отечество. <А мне> хорошо <......>
(73) Но почему ты пел?
(74) Хотите вы отыскать следы его шагов.
(75) надменный, гордый Ипполит, даже несколько дикий.
(76) Столь черной ложью.
(77) Где были бы вы сами и т. д.
(78) и это много значит
(79) К нежным законам стиха я приноровлял звуки
Ее милых и бесхитростных уст.
(80) Поэт нашей цивилизации.
(81) цивилизация
(82) Посылаю вам, генерал, 360 рублей, которые я вам уже так давно должен; прошу принять мою искреннюю благодарность. Что касается извинений, - у меня не хватает смелости вам их принести. - Мне стыдно и совестно, что до сих пор я не мог уплатить вам этот долг - я погибал от нищеты.
Примите, генерал, уверения в моем глубочайшем уважении.
(83) чудо ловкости и дело партийное
(84) от столкновения мнений посыплются деньги
(85) что не может быть существа разумного, творца и правителя
(86) пристанище
(87) как только проказами
(88) Мне очень досадно, что отставка моя так огорчила вас, и сожаление, которое вы мне по этому поводу высказываете, искренно меня трогает. Что касается опасения вашего относительно последствий, которые эта отставка может иметь, то оно не кажется мне основательным. О чем мне жалеть? О своей неудавшейся карьере? С этой мыслью я успел уже примириться. О моем жаловании? Поскольку мои литературные занятия [дают мне больше денег], вполне естественно [пожертвовать им моими служебными обязанностями и т. д.]. Вы говорите мне о покровительстве и о дружбе. Это две вещи несовместимые. Я не могу, да и не хочу притязать на дружбу графа Воронцова, еще менее на его покровительство: по моему, ничто так не бесчестит, как покровительство, а я слишком уважаю этого человека, чтобы желать унизиться перед ним. На этот счет у меня свои демократические предрассудки, вполне стоящие предрассудков аристократической гордости.
Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника, мне наскучило, что в моем отечестве ко мне относятся с меньшим уважением, чем к любому юнцу-англичанину, явившемуся щеголять среди нас своей тупостью и своей тарабарщиной.
Единственное, чего я жажду, это - независимости (слово неважное, да сама вещь хороша); с помощью мужества и упорства я в конце концов добьюсь ее. Я уже поборол в себе отвращение к тому, чтобы писать стихи и продавать их, дабы существовать на это, - самый трудный шаг сделан. Если я еще пишу по вольной прихоти вдохновения, то, написав стихи, я уже смотрю на них только как на товар по столько-то за штуку. - Не могу понять ужаса своих друзей (не очень-то знаю, кто они - эти мои друзья).
Несомненно, граф Воронцов, человек неглупый, сумеет обвинить меня в глазах света: победа очень лестная, которою я позволю ему полностью насладиться, ибо я столь же мало забочусь о мнении света, как о брани <и> о восторгах наших журналов.
(89)где тот свинцовый зад, который будет толкать вс это
(90) сектант
(91) обозрение промахов
(92) чаша была переполнена
(93) Чайльд Гарольда
(94) но он располагает ею уже давно, вообще же дело идет только о 1000 рублей
(95) все сборники новых стихов, именуемых романтическими, - позор для французской литературы
(96) конституционалистке или анти-конституционалистке, но всегда обожаемой, как свобода
(97) 14 июля - господину Тургеневу в С. Петербурге.
(98) из Константинополя - толпа трусливой сволочи, воров и бродяг, которые не могли выдержать даже первого огня дрянных турецких стрелков, составила бы забавный отряд в армии графа Витгенштейна. Что касается офицеров, то они еще хуже солдат. Мы видели этих новых Леонидов на улицах Одессы и Кишенева - со многими из них лично знакомы, мы можем удостоверить их полное ничтожество - они умудрились быть болванами даже в такую минуту, когда их рассказы должны были интересовать всякого европейца - ни малейшего понятия о военном деле, никакого представления о чести, никакого энтузиазма - французы и русские, которые здесь живут, выказывают им вполне заслуженное презрение; они вс сносят, даже палочные удары, с хладнокровием, достойным Фемистокла. Я не варвар и не проповедник Корана, дело Греции вызывает во мне горячее сочувствие, именно поэтому-то я и негодую, видя, что на этих ничтожных людей возложена священная обязанность защищать свободу.
(99) Вы совершили большую оплошность, дорогой друг, не дав мне своего адреса, и воображая, что я не сумею разыскать вас в глуши [Киевской] Псковской губернии; вы избавили бы меня от лишней траты времени на розыски и раньше получили бы мое письмо. Вы пишете, что боитесь скомпрометировать меня перепиской с вами. Такое опасение ребячливо во многих отношениях, а к тому же бывают обстоятельства, когда не приходится считаться с подобными соображениями. Да и что может быть компрометирующего в нашей переписке? Я никогда не вел с вами разговоров о политике; вы знаете, что я не слишком высокого мнения о политике поэтов, а если и есть нечто, в чем я могу вас упрекнуть, так это лишь в недостаточном уважении к религии - хорошенько запомните это, ибо не впервые я об этом вам говорю. Я испытываю настоящую потребность писать вам. Нельзя безнаказанно прожить вместе столько времени; даже оставляя в стороне множество причин, которые заставляют меня питать к вам истинную дружбу, одной привычки было бы достаточно, чтобы создать между нами [истинную] прочную привязанность. Теперь, когда мы так далеко друг от друга, я не стану сдерживаться в выражении чувств, которые питаю к вам; знайте же, что, не говоря уже о вашем прекрасном и большом таланте, я с давних пор проникся к вам братской дружбой, и никакие обстоятельства не заставят меня отказаться от нее. Если после этого первого письма вы мне не ответите и не дадите своего адреса, я буду продолжать вам писать, надоедать вам до тех пор, пока не заставлю вас ответить мне, не считаясь с мелкими опасениями, которые должна рассеять самая невинность нашей переписки.
Не буду говорить вам о вашей беде, скажу только, что я не отчаиваюсь относительно вашего нынешнего положения: оно изменится к лучшему, не сомневаюсь в этом. Единственное, чего я страшусь для вас, это скуки в данный момент; поэтому я и берусь за перо лишь для того, чтобы развлечь вас, рассеять, поговорить с вами о прошлом, о нашей жизни в Одессе; хоть она, по правде говоря, и не была блестяща, однако воспоминание и сожаление несомненно должны приукрасить ее в ваших глазах. - <.....>
Ризнич вновь принял бразды правления в театре; актрисы слушаются только его. Как жаль, что вас здесь нет. Завальевский продолжает увеселять своих друзей и знакомых: сейчас у него новая затея - стать писателем. Он объехал верхом южный берег Крыма, с 'Достоинством женщин' в руках, восхищаясь на каждом шагу то красотой стихов, то красотой природы, и вс это на плохом французском языке, подходящем лишь для прекрасной соотечественницы и для вашей каррикатуры, иногда даже находившей дурной вкус в его восторгах. В конце концов он свалился с лошади в разгар своих поэтических мечтаний. Откладываю до другого письма удовольствие рассказать вам о происшествиях и черточках из жизни наших прекрасных соотечественниц; а сейчас расскажу вам о Татьяне. Она приняла живейшее участие в вашем несчастии; она поручила мне сказать вам об этом, я пишу вам с ее согласия. Ее нежная и добрая душа видит лишь несправедливость, жертвою которой вы стали; она выразила мне это со всей чувствительностью и грацией, свойственными характеру Татьяны. Даже ее прелестная дочка вспоминает о вас, она часто говорит со мной о сумасбродном г-не Пушкине и о тросточке с собачьей головкой, которую вы подарили ей. Я вс время поджидаю маленького портрета с двумя первыми строками стихов, которые вы для нее написали.
Ради бога, дорогой друг, не предавайтесь отчаянию, берегитесь, чтобы оно не ослабило вашего прекрасного дарования, заботьтесь о себе, будьте терпеливы: ваше положение изменится к лучшему.
