Скотта <....>
(168) Сен-Флорана
(169) Флер д'оранж
(170) Альфиери
(171) она на меня дуется, а мне наплевать
(172) Подтяжки.
Сапоги.
(173) Я почел бы своим долгом переносить мою опалу в почтительном молчании, если бы необходимость не побудила меня нарушить его.
Мое здоровье было сильно расстроено в ранней юности, и до сего времени я не имел возможности лечиться. Аневризм, которым я страдаю около десяти лет, также требовал бы немедленной операции. Легко убедиться в истине моих слов.
Меня укоряли, государь, в том, что я когда-то рассчитывал на великодушие вашего характера, признаюсь, что лишь к нему одному ныне прибегаю. Я умоляю ваше величество разрешить мне поехать куда-нибудь в Европу, где я не был бы лишен всякой помощи.
(174) Не буду слагать стихов.
(175) Повторение - мать учения.
(176) Уверяю вас, что он не в плену у меня.
(177) Б. 10 мая.
Простите, дорогой друг, что я так долго не писал вам; но служебные обязанности, отсутствие досуга и общества, которое могло бы вывести мой ум из оцепенения, не дали мне возможности написать ни единого письма за полгода. Для вас первого нарушаю я молчание. Спасибо за план вашей трагедии. Что сказать вам о нем? У вас блестящие замыслы, но вам нехватает терпения, чтобы осуществить их. Итак, вам будет суждено проложить дорогу и национальному театру. - Если же говорить о терпении, то я хотел бы, чтобы вы сами обратились к источникам, из которых черпал Карамзин, а не ограничивались только его пересказами. Не забывайте, что Шиллер изучил астрологию, перед тем как написать своего 'Валленштейна'. Признаюсь, я не совсем понимаю, почему вы хотите писать свою трагедию только белым стихом. [Я полагал бы] Мне кажется, наоборот, что именно здесь было бы уместно применить вс богатство разнообразных наших размеров. Конечно, не перемешивая их между собой, как это делает князь Шаховской, но и не считая себя обязанным соблюдать во всех сценах размер, принятый в первой. - Хороша или плоха будет ваша трагедия, я заранее предвижу [два] огромное значение ее для нашей литературы; вы вдохнете жизнь в наш шестистопный стих, который до сих пор был столь тяжеловесным и мертвенным; вы наполните диалог движением, которое сделает его похожим на разговор, а не на фразы из словаря, как бывало до сих пор. Вы окончательно утвердите у нас тот простой и естественный язык, который наша публика еще плохо понимает, несмотря на такие превосходные образцы его, как 'Цыганы' и 'Разбойники'. Вы окончательно сведете поэзию с ходуль.
Родители вашей графини Наталии Кагульской здесь уже с неделю. Я читал им в присутствии гостей вашего 'Онегина'; они от него в восторге. Но сам я раскритиковал его, хотя и оставил свои замечания при себе. Шаховскому не удастся смастерить из него [большую] Октологию. Отрывок из ваших 'Цыган', напечатанный в 'Полярной Звезде' вместе с продолжением, которого я не знал, является, может быть, самой живой картиной, полной великолепнейшего колорита, какую я когда-либо встречал на каком бы то ни было языке. Браво, брависсимо! Ваш 'Кавказский Пленник', хоть его и нельзя назвать хорошим произведением, открыл дорогу, на которой споткнется посредственность. Я отнюдь не поклонник [поэм] длинных поэм; но отрывки такого рода требуют всего богатства поэзии, крепкой обрисовки характера и положения. 'Войнаровский' - произведение мозаическое, составленное из кусочков Байрона и Пушкина, склеенных вместе без большой затраты мысли. Я воздаю ему должное за местный колорит. Он неглупый малый, но отнюдь не поэт. В отрывках из Наливайко больше достоинств. Я нахожу подлинную чувствительность, наблюдательность (чуть было не сказал - знание человеческого сердца), удачный замысел, хорошо выполненный, наконец чистоту слога и истинную поэзию в 'Чернеце', покуда Козлов говорит от себя; но зачем он избрал рамкой пародию на 'Гяура', а кончил длинной парафразой одного места из 'Мармион'? Он подражает, иной раз весьма удачно, вашей быстроте изложения и оборотам речи Жуковского. Должно быть, он знает английский язык и изучал Кольриджа.
Простите, дорогой друг, скучный тон моего письма, я пишу вам по обязанности, а не от избытка сердечных чувств, для этого я слишком отупел. Я сам вижу также ошибки во французском языке и в орфографии, допущенные мною, но нет сил исправить их. Пишу не для того, чтобы порисоваться; но мне хотелось бы рассказать вам что-нибудь более интересное. Напечатайте же скорее ваших 'Цыган', раз уж вы не хотите прислать мне их в рукописи; ради бога, пишите мне и передайте мой привет вашему брату, которого я очень люблю, хоть видел его лишь мельком. В следующий раз я напишу вам более обстоятельно по поводу вашей трагедии.
(178) и т. д., и т. д., и т. д.
(179) Жанлис <......> Чайльд Гарольда - Ламартина.
(180) в хорошем комическом роде
(181) С. Петербург. 31 мая 1825 г.
Мой милый Пушкин,
Я не в силах выразить вам то необыкновенное удовольствие, которое доставили мне ваши прелестные стихи; это было поистине упоительное мгновение в моей жизни, и я горячо благодарю вас за него. Не мой слабый талант, но восхищение перед вашим дарованием и искренняя привязанность, которую я к вам питаю, оправдывают первое полустишие 7-го стиха; еще раз спасибо, большое спасибо: оно тронуло меня до глубины души!
Я прочел 2-ую песнь 'Евгения Онегина'; это прелестно; прочел я также мелкие стихотворения; из тех, что были мне еще неизвестны, многие кажутся мне неподражаемыми: Дочь Карагеоргия, стихи из Корана и две элегии особенно привели меня в восторг. Когда я собираюсь писать стихи, то читаю моего Байрона, Жуковского и вас, и с грехом пополам воображение начинает работать, и я принимаюсь петь. Надеюсь, что ваше тройственное вдохновение не покинет меня в моей новой небольшой поэме о княгине ДолгорукойШереметевой: мне кажется, что это необыкновенно трогательный сюжет. Не решусь сказать, что 'Дума' Рылеева, под тем же заглавием, лишена достоинств; однако мне кажется, что она не может служить препятствием к тому, чтобы попробовать написать маленькую поэму в 700-800 строк. У меня уже готов план, а также несколько отрывков, но сначала к вам в дверь постучится моя 'Абидосская невеста'.
Я очень часто вижусь с вашим братом и со всеми нашими друзьями; Баратынский должен приехать через несколько дней, также как и Вяземский, зато Тургенев уезжает; это невознаградимая потеря. Если вы читаете наши журналы, то увидите, что Булгарин помнит о Тургеневе лишь одно - что он пьет много кофе и глотает мух, уплетая свои кренделя. Наши журналисты становятся день ото дня вс пошлее. Ваши две эпиграммы на московского журналиста заставляют умирать со смеху, особенно Василий и Михаил; здешние журналисты вполне заслуживают того же. А коли захотите французской болтовни в другом роде, прочтите новую поэму Ламартина о Гарольде; несмотря на отдельные прекрасные стихи, это та галиматья в квадрате, о которой говорит Бомарше. Кончаю мое слишком, может быть, растянувшееся письмо: простите, если я позволил себе беседовать с вами как со старым приятелем, я жажду вашей дружбы, милый Пушкин, и горячо желаю вам счастья.
Обнимаю вас от всей души и остаюсь навсегда ваш Иван Козлов.
(182) Вот, мадмуазель, еще письмо для моего брата. Очень прошу вас взять его под свое покровительство. Ради бога, пришлите перья, которые вы великодушно очинили для меня и которые я имел дерзость позабыть! Не сердитесь на меня за это.
(183) Данте <и> Петрарка
(184) Альфиери <и> Фосколо
(185) Соути, Вальтер Скотт, Мур и Байрон
(186) его молчание - общественное бедствие
(187) В. Скотта
(188) - Во мне вызывает отвращение к истории, - говаривала г-жа Севинье, - то обстоятельство, что то, что мы сейчас видим, когда-нибудь станет историей.
(189) жалобу
(190) Фосс
(191) глупый
(192) певец навоза
(193) и я храбро восстановил Шаликова
(194) Казимира <...........> каламбур
(195) Данте
(196) Буово д'Антона <.......> Влюбленного Роланда.
(197) Лев.
(198) оптом
(199) Отложим серьезные дела на завтра.
(200) Беранже
(201) Господь бог
(202) и дьявол ничего от этого не теряет.
(203) Ты, чье истинное имя еще неведомо миру!
(204) Г-жа де Сталь
(205) Ладвока
(206) Написано в присутствии этой самой особы, что для каждого должно быть ясно. Прощай, милый поэт. Прошу тебя, пиши мне. Весь твой.
(207) Пишу вам, мрачно напившись; вы видите, я держу свое слово.
Итак, вы уже в Риге? одерживаете ли победы? скоро ли выйдете замуж? застали ли уланов? Сообщите мне обо всем этом подробнейшим образом, так как вы знаете, что, несмотря на мои злые шутки, я близко принимаю к сердцу вс , что вас касается. - Я хотел побранить вас, да не хватает духу сделать это на таком почтительном расстоянии. Что же до нравоучений и советов, то вы их получите. Слушайте хорошенько: 1) Ради бога, будьте легкомысленны только с вашими друзьями (мужеского рода), они воспользуются этим
