старший был пятью годами И вынесть больше брата мог. В цепях, за душными стенами Я уцелел - он изнемог. С трудом дыша, томим тоскою, В забвеньи, жаркой головою Склоняясь к моему плечу, Он умирал, твердя всечасно: 'Мне душно здесь... я в лес хочу... Воды, воды!..' но я напрасно Страдальцу воду подавал: Он снова жаждою томился, И градом пот по нем катился. В нем кровь и мысли волновал Жар ядовитого недуга; Уж он меня не узнавал И поминутно призывал К себе товарища и друга. Он говорил: 'где скрылся ты? Куда свой тайный путь направил? Зачем мой брат меня оставил Средь этой смрадной темноты? Не он ли сам от мирных пашен Меня в дремучий лес сманил, И ночью там, могущ и страшен, Убийству первый научил? Теперь он без меня на воле Один гуляет в чистом поле, Тяжелым машет кистенем И позабыл в завидной доле Он о товарище совсем!..' То снова разгорались в нем Докучной совести мученья: Пред ним толпились привиденья, Грозя перстом издалека. Всех чаще образ старика, Давно зарезанного нами, Ему на мысли приходил; Больной, зажав глаза руками, За старца так меня молил: 'Брат! сжалься над его слезами! Не режь его на старость лет... Мне дряхлый крик его ужасен... Пусти его - он не опасен; В нем крови капли теплой нет... Не смейся, брат, над сединами, Не мучь его... авось мольбами Смягчит за нас он божий гнев!..' Я слушал, ужас одолев; Хотел унять больного слезы И удалить пустые грезы. Он видел пляски мертвецов, В тюрьму пришедших из лесов То слышал их ужасный шопот, То вдруг погони близкий тoпoт, И дико взгляд его сверкал, Стояли волосы горою, И весь как лист он трепетал. То мнил уж видеть пред собою На площадях толпы людей, И страшный ход до места казни, И кнут, и грозных палачей... Без чувств, исполненный боязни, Брат упадал ко мне на грудь. Так проводил я дни и ночи, Не мог минуты отдохнуть, И сна не знали наши очи.
Но молодость свое взяла: Вновь силы брата возвратились, Болезнь ужасная прошла, И с нею грезы удалились. Воскресли мы. Тогда сильней Взяла тоска по прежней доле; Душа рвалась к лесам и к воле, Алкала воздуха полей. Нам тошен был и мрак темницы, И сквозь решетки свет денницы, И стражи клик, и звон цепей, И легкой шум залетной птицы.
По улицам однажды мы, В цепях, для городской тюрьмы Сбирали вместе подаянье, И согласились в тишине Исполнить давнее желанье; Река шумела в стороне, Мы к ней - и с берегов высоких Бух! поплыли в водах глубоких. Цепями общими гремим, Бьем волны дружными ногами, Песчаный видим островок И, рассекая быстрый ток, Туда стремимся. Вслед за нами Кричат: 'лови! лови! уйдут!' Два стража издали плывут, Но уж на остров мы ступаем, Оковы камнем разбиваем, Друг с друга рвем клочки одежд, Отягощенные водою... Погоню видим за собою; Но смело, полные надежд, Сидим и ждем. Один уж тонет, То захлебнется, то застонет И как свинец пошел ко дну. Другой проплыл уж глубину, С ружьем в руках, он в брод упрямо, Не внемля крику моему, Идет, но в голову ему Два камня полетели прямо И хлынула на волны кровь; Он утонул - мы в воду вновь, За нами гнаться не посмели, Мы берегов достичь успели И в лес ушли. Но бедный брат... И труд и волн осенний хлад Недавних сил его лишили: Опять недуг его сломил, И злые грезы посетили. Три дня больной не говорил И не смыкал очей дремотой; В четвертый грустною заботой, Казалось, он исполнен был; Позвал меня, пожал мне руку, Потухший взор изобразил Одолевающую муку; Рука задрогла, он вздохнул И на груди моей уснул.
Над хладным телом я остался, Три ночи с ним не расставался, Вс° ждал, очнется ли мертвец? И горько плакал. Наконец Взял заступ; грешную молитву Над братней ямой совершил И тело в землю схоронил... Потом на прежнюю ловитву Пошел один... Но прежних лет Уж не дождусь: их нет, как нет! Пиры, веселые ночлеги И наши буйные набеги Могила брата вс° взяла. Влачусь угрюмый, одинокой, Окаменел мой дух жестокой, И в сердце жалость умерла Но иногда щажу морщины: Мне страшно резать старика; На беззащитные седины Не подымается рука. Я помню, как в тюрьме жестокой Больной, в цепях, лишенный сил, Без памяти, в тоске глубокой За старца брат меня молил'.
ОТРЫВКИ И НАБРОСКИ
I.
<ВАДИМ>
Вадим. Ты видел Новгород; ты слышал глас народа; Скажи, Рогдай - жива ль славянская свобода? Иль князя чуждого покорные рабы Решились оправдать гонения судьбы?
Рогдай. Вадим, надежда есть, народ нетерпеливый, Старинной вольности питомец горделивый, Досадуя, влачит позорный свой ярем; Как иноземный гость, неведомый никем, Являлся я в домах, на стогнах и на вече. Вражду к правительству я зрел на каждой встрече... Уныние везде, торговли глас утих, Встревожены умы, таится пламя в них. Младые граждане кипят и негодуют Вадим, они тебя с надеждой именуют...
Вадим. Безумные! Давно ль они в глазах моих Встречали торжеством властителей чужих И вольные главы под иго преклоняли? Изгнанью моему давно ль рукоплескали?.. Теперь зовут меня - а завтра может вновь. Неверна их вражда, неверна их любовь, Но я не изменю
***
II.
- Скажи, какой судьбой друг другу мы попались? В одном углу живем - а месяц не видались. Откуда и куда? - Я шел к тебе, сестра. Хотелось мне с тобой увидеться. - Пора. - Ей богу, занят был. - Да чем? - Делами, службой. Я, право, дорожу, сестра, твоею дружбой. Люблю тебя душой, и рад бы иногда С тобою посидеть... Но, видишь ли, бедаНикак не съедемся: я дома, ты в карете
- Но мы могли бы в свете Видаться каждый день. - Конечно! я бы мог Пуститься в [знатный] <свет>. Нет, нет, избави бог! По счастью, модный круг совсем теперь не в моде. Мы, знаешь, милая, все нынче на свободе. Не ездим в общества, не знаем наших дам. Мы их оставили на жертву [старикам], Любезным баловням осьмнадцатого века. А впрочем - не найдешь живого человека В отборном обществе. - Хвалиться есть ли чем? Что тут хорошего? Ну, я прощаю тем, Которые, пустясь в пятнадцать лет на волю, Привыкли [нехотя] лишь к пороху [да к] полю. Казармы нравятся им больше наших зал. Но ты, который в век в биваках не живал, Который не видал походной пыли сроду Зачем перенимать у них пустую моду? Какая нужда в том? - В кругу своем они О дельном говорят, читают Жомини. - Да ты не читывал с тех пор, как ты родился. Ты шлафорком одним да трубкою пленился. Ты жить не можешь там, где должен быть одет, Где [вечно] не курят, где только банка нет
***
III.
- Насилу выехать решились из Москвы. - Здорова ль, душенька? - Здоровы ль, сударь, вы?
*
- Смешно: ни надписи ни подписи - кому же? Вдове? не может быть! Ну, кто ж соперник мой? А! верно Сонюшке! смиреннице такой.
Пора [ей] хлопотать <о муже>.
*
- Ну, как живете в подмосковной? Что Ольга Павловна? - Мы ждали, ждали вас.
Мы думали, ваш жар любовный
Уж и погас-[И с бельведера] вдаль смотрели беспрестанно,
Не мчится,
Спешить бы слишком было странно
Я не любовник, а жених. А что ее сестра? - [Ей,] кажется, не скучно:
Эльвиров с нею неразлучно. - Ага. - Вчера был здесь, сегодня ждем его. Так точно, от него. Что с вами? - Ничего.
- [Ей богу,] сердце не на месте. - Пожалуй, милая, вот это письмецо Тихонько подложи. - Кому? - Моей невесте. Да, Ольге Павловне - что смотришь мне в лицо?
Не прямо в руки ей, конечно.
Не проболтайся ж, друг сердечный.
- [Ей богу, вас понять] нельзя.
Она ведь знает вашу руку.
- Да [письмецо писал не я].
- Вот выдумали штуку! Хотите испытать - невесту? - Как не так.
Мне? ревновать! избави боже. Я вс° же не дитя, [а пуще] не дурак.
- А что же? - Браслеты я купил - прикажешь, покажу.
Вот Ольге Павловне обновка.
А знаешь ли, что я тебе скажу: Дарю ее тебе, примерная плутовка. - Помилуйте, да мне - и думать я не смела.
Мне совестно... я вся горю.
Покорно вас благодарю.
Я так... - [Послушай!] - улетела.
***
IV.
<ПЕРЕВОД ИЗ К. БОНЖУРА.>
- Она меня зовет: поеду или нет? Вс° слезы, жалобы, упреки... мочи нет Откланяюсь, пора - она мне надоела. К тому ж и без нее мне слишком много дела. Я [нынче] отыскал за Каменным мостом Вдову с племянницей; пойду туда пешком Под видом будто бы невинного гулянья. Ах!.. матушка идет... предвижу увещанья... А, здравствуйте, maman...
- Куда же ты, постой. Я шла к тебе, мой друг, мне надобно с тобой О деле говорить...
- Я знал.
- [Возьми ж терпенье]. Мой друг, не нравится твое мне поведенье. - А в чем же?
- Да во всем - во-первых, ты жены Не видишь никогда - вы как разведены.... Адель всегда одна - [вс°
