пятишь гузно, М<аврогений> мне милей'.
Здравствуй, круглая соседка! Ты бранчива, ты скупа, Ты неловкая кокетка, Ты плешива, ты глупа. Говорить с тобой нет мочи Всё прощаю! бог с тобой; Ты с утра до темной ночи Рада в банк играть со мной.
Вот еврейка с Тадарашкой. Пламя пышет в подлеце, Лапу держит под рубашкой, Рыло на ее лице. Весь от ужаса хладею: Ах, еврейка, бог убьет! Если верить Моисею, Скотоложница умрет!
Ты наказана сегодня, И тебя пронзил Амур, О чувствительная сводня, О краса молдавских дур. Смотришь: каждая девица Пред тобою с молодцом, Ты ж одна, моя вдовица, С указательным перстом.
Ты умна, велеречива, Кишеневская Жанлис, Ты бела, жирна, шутлива, Пучеокая Тарсис. Не хочу судить я строго, Но к тебе не льнет душа Так послушай, ради бога, Будь глупа, да хороша.
* * *
Недавно бедный музульман
В Юрзуфе жил с детьми, с женою; Душевно почитал священный Алькоран
И счастлив был своей судьбою; Мехмет (так звался он) прилежно целый день
Ходил за ульями, за стадом
И за домашним виноградом,
Не зная, что такое лень; Жену свою любил - <Фатима> это знала, И каждый год ему детей она рожала По-нашему, друзья, хоть это и смешно,
Но у татар уж так заведено.
Фатима раз - (она в то время
Несла трехмесячное бремя,А каждый ведает, что в эти времена И даже самая степенная [жена] Имеет прихоти то эти, <то> другие,
И, боже упаси, какие!) Фатима говорит умильно муженьку: 'Мой друг, мне хочется ужасно каймаку.
Теряю память я, рассу<док>,
Во мне так и горит желудок; Я не спала всю ночь - и посмотри, душа, Сегодня, верно, <я> совсем нехорошо.
Всего мне [должно опасаться]:
Не смею даже почесаться, Чтоб крошку не родить с сметаной на носу
Такой я муки не снесу. Любезный, миленькой, красавец, мой дружочек, Достань мне каймаку хоть крохотный кусочек'. Мехмет [разнежился], собрался, завязал
В кушак тарелку жестяную, Детей благословил, жену поцеловал И мигом в ближнюю долину побежал,
Чтобы порадовать больную. Не шел он, а летел - зато в обратный путь Пустился по горам, едва, едва шагая; И скоро стал искать, совсем изнемогая,
Местечка, где бы отдохнуть.
По счастью, на конце долины
Увидел он ручей, Добрел до берегов и лег в тени ветвей.
Журчанье вод, дерев вершины, Душистая трава, прохладный бережок,
И тень, и легкой ветерок
Всё нежило, всё говорило: 'Люби иль почивай!' - Люби! таких затей
Мехмету в ум не приходило,
Хоть [он] и мог . - Но спать! вот это мило
Благоразумн<ей> и верней.
За то Мехмет, как царь, уснул в долине; Положим, что царям [приятно спать] дано
Под балдахином <на перине>,
Хоть это, впрочем, мудрено.
<ВЯЗЕМСКОМУ.>
Язвительный поэт, остряк замысловатый, И блеском [колких слов], и шутками богатый, Счастливый В<яземский>, завидую тебе. Ты право получил, благодаря судьбе, Смеяться весело над Злобою ревнивой, Невежество разить анафемой игривой.
* * *
Эллеферия, пред тобой 3атми<лись> прелести другие, Горю тобой, я [вечно] [твой]. Я твой на век, Эллеферия!
<Тебя> пугает света шум, Придворный блеск неприятен; Люблю твой пылкий, правыйум, И сердцу голос твой понятен.
На юге, в мирной темноте Живи со мной, Эллеферия, Твоей красоте Вредна холодная Россия.
* * *
Примите новую тетрадь, Вы, юноши, и вы, девицы, Не веселее [ль] вам читать Игривой Музы небылицы, Чем пиндарических похвал Высокопарные страницы Иль усыпительный журнал, Который [был когда-то в моде], [А нынче] так тяжел и груб, [Который] [вопреки природе] Быть хочет зол и только глуп.
* * *
О вы, которые любили Парнасса тайные цветы И своевольные <мечты> Вниманьем слабым наградили, Спасите труд небрежный мой Под сенью <покрова> От рук Невежества слепого, От взоров Зависти косой. Картины, думы и рассказы Для вас я вновь перемешал, Смешное с важным сочетал И бешеной любви проказы В архивах ада отыскал...
ДИОНЕЯ.
Хромид в тебя влюблен; он молод, и не раз Украдкою вдвоем мы замечали вас; Ты слушаешь его, в безмолвии краснея; Твой взор потупленный желанием горит,
И долго после, Дионея, Улыбку нежную лицо твое хранит.
* * *
Если с нежной красотой <Вы> чувствительны душою, Если горести чужой Вам ужасно быть виною, Если тяжко помнить вам Жертву [тайного] страданья Не оставлю сим листам Моего воспоминанья.
<ДEНИСУ ДАBЫДОВУ.>
Певец-гусар, ты пел биваки, Раздолье ухарских пиров И грозную потеху драки, И завитки своих усов; С веселых струн во дни покоя Походную сдувая пыль, Ты славил, лиру перестроя, Любовь и мирную бутыль.
Я слушаю тебя и сердцем молодею, Мне сладок жар твоих речей, Печальный снова пламенею Воспоминаньем прежних дней.
[Я всё люблю язык страстей], [Его пленительные] звуки [Приятны мне, как глас друзей] Во дни печальные разлуки.
* * *
Вот Муза, резвая болтунья, Которую ты столь любил. Раскаялась моя шалунья, Придворный тон ее пленил; Ее всевышний осенил Своей небесной благодатью Она духовному занятью Опасной жертвует игрой. Не [удивляйся], милый мой, Ее израельскому платью Прости ей прежние грехи И под заветною печатью Прими [опасные] стихи.
ГЕНЕРАЛУ ПУЩИНУ.
В дыму, в крови, сквозь тучи стрел
Теперь твоя дорога; Но ты предвидишь свой удел,
Грядущий наш Квирога! И скоро, скоро смолкнет брань
Средь рабского народа, Ты молоток возьмешь во длань
И воззовешь: свобода! Хвалю тебя, о верный брат!
О каменщик почтенный! О Кишенев, о темный град!
Ликуй, им просвещенный!
* * *
A son amant Eglй sans resistance Avait cйdй - mais lui pale et perclus Se dйmйnait - enfin n'en pouvant plus Tout essouflй tira... sa rйvйrance, 'Monsieur, - Eglй d'un ton plein d'arrogance, Parlez, Monsieur; pourquoi donc mon aspect Vous glace-t-il? m'en direz vous la cause? Est-ce dйgoыt?' - Mon dieu, c'est autre chose. 'Excиs d'amour?' - Non, excиs de respect.
ЭПИГРАММА
Лечись - иль быть тебе Панглосом, Ты жертва вредной красоты И то-то, братец, будешь с носом, Когда без носа будешь ты.
* * *
J'al possйdй maоtresse honnкte, Je la servais comme il
* * *
Умолкну скоро я!... Но если в день печали Задумчивой игрой мне струны отвечали; Но если юноши, внимая молча мне, Дивились долгому любви моей мученью: Но если ты сама, предавшись умиленью, Печальные стихи твердила в тишине И сердца моего язык любила страстный... Но если я любим... позволь, о милый друг, Позволь одушевить прощальный лиры звук Заветным именем любовницы прекрасной!... Когда меня навек обымет смертный сон, Над урною моей промолви с умиленьем: Он мною был любим, он мне был одолжен И песен и любви последним вдохновеньем.
* * *
Мой друг, забыты мной следы минувших лет И младости моей мятежное теченье. Не спрашивай меня о том, чего уж нет, Что было мне дано в печаль и в наслажденье,
Что я любил, что изменило мне. Пускай я радости вкушаю не в полне: Но ты, невинная, ты рождена для счастья. Беспечно верь ему, летучий миг лови: Душа твоя жива для дружбы, для любви,
Для поцелуев сладострастья: Душа твоя чиста; унынье чуждо ей; Светла, как ясный день, младенческая совесть. К чему тебе внимать безумства и страстей
Не занимательную повесть? Она твой тихий ум невольно возмутит; Ты слезы будешь лить, ты сердцем содрогнешься: Доверчивой души беспечность улетит. И ты моей любви... быть может ужаснешься. Быть может, навсегда... Нет, милая моя, Лишиться я боюсь последних наслаждений. Не требуй от меня опасных откровений: Сегодня я люблю, сегодня счастлив я.
ГРОБ ЮНОШИ.
.....................Сокрылся он, Любви, забав питомец нежный; Кругом его глубокой сон И хлад могилы безмятежной...
Любил
