такого специалиста, как он, еще поискать надо! Мастер! А на карточке он - сама молодость, задору через край... только в уголках глаз тревога просверкивает. Тогда он еще не знал, что Стаячы Камень уцелел, а вот про то, что немцы проходили как раз по тому району, методично выжигая перед собой деревню за деревней - это тогда каждый знал... И значит... Потом оказалось, уцелели. Как?! Благодаря чему?! Это поначалу - 'радости через край', а потом власти прислали дознатчиков, слишком уж подозрительной показалась кому-то там наверху подобная удачливость. Копали дознатчики, копали - да многого не раскопали. А местные партизаны, чья зона захватывала в военные годы и Камень, - так те вообще на дыбы встали, мол, нашли где предателей искать, кр-рысы тыловые! (Ну, про крыс, понятное дело, сказано не было, но жаловаться собирались, и жаловались - и в конце концов копание прекратилось). И тайна Каменя так и не выплеснулась наружу, не позволила чужакам проникнуть в себя... 'Интересно, - подумал Юрий Николаевич, - если бы отыскать нужные архивы фашистов - что там пишется о случившемся в Стаячем?' Но архивы были далеко (если вообще уцелели), в фотоальбоме же карточки сороковых-пятидесятых закончились быстро; несколько страниц, отведенных шестидесятым-семидесятым в основном были заклеены снимками Семена и Юрася. Потом отыскалось даже несколько цветных карточек, сделанных в райцетровском фотоателье. Правда, все это уже волновало Юрия Николаевича не так. Его сейчас больше занимали проблемы сегодняшние.
10
Фонарик Игорь одолжил у Журского, хотя не сказал зачем. Отбрехался, мол, для неких опытов. Если рассудить, то в чем-то Остапович был прав. Теперь он светил фонариком в лица двух сорванцов и размышлял, как же с ними поступить. - Гэта тут ляжала ци прынясли з сабой? - он указал на сумку и разложенные рядом с ней инструменты (любопытный, кстати, комплект!). - З сабой, - угрюмо протянул Дениска. - И навошта ж вам, дазвольце запытаць, стольки усяго? Молчат. Оно и понятно - сам бы в подобной ситуации тоже молчал. И что с ними теперь делать? - Дзядзя ж прасиу цябе ня йци далёка. - Он говорил, чтобы я не сбегал. Но я ведь не сбежал! У мальчика недюжинные задатки адвоката, это факт. - Думаю, ты яго не зусим правильна зразумеу. Але пра гэта - пагаворице з им... можа быць. Цяпер паслухайце-ка, хлопцы... Он выключил фонарик (зачем батарейки зря расходовать?) и сел у выхода из чердака, поскольку и дальше стоять полусогнувшись было бы неудобно. Опять-таки, авторитет - в глазах мальчишек Игорь выглядел серьезнее сидящим, а не скорчившимся в три погибели. По крайней мере, ему так казалось. Он смотрел на них, а думал о самом себе, когда-то бывшем точно таким же шалопаем из города. Понимал их желание нарушать запреты, вообще не признавать их. Поэтому и начал рассказывать о своей идее. Кажется, поначалу они не поверили. Нет, то, что 'корреспондент' хочет устроить на этом чердаке пункт наблюдения за полем, понятно и объяснимо. Но зачем ему сдались помощники, тем более такие... непослушные? Да, признавал Игорь, с дисциплиной, конечно, надо что-то делать, он не потерпит самодеятельности. Но и один с постоянным наблюдением не справится, поэтому... Короче, согласны? Согласны. - Скажице, - неожиданно подал голос Дениска, - а чаму у вас руки у зямли? Вот так! Один - будущий адвокат, второй - будущий следователь. - Падняцца хацеу, а берег крутый - вымазауся. Не рассказывать же, в самом деле, про тот холмик-могилку! Поначалу-то решил, какую-нибудь вещь закопали, а когда разрыл (благо, неподалеку отыскался подходящий камень) - ахнул. Свежий трупик щенка: не повезло зверенышу, сверзился откуда-то и сломал себе позвоночник. И можно подумать, наткнулся на беднягу случайный прохожий да и закопал... - но нет! И не то, чтобы там лапа у щенка отгрызена или... короче, трупик целый. Вот только полностью выпитый, досуха. Ни капельки крови в теле не осталось. Бедная девочка, она еще, наверное, долго будет искать песика! Конечно, может, она его нашла и закопала... хотя вряд ли. А ведь явно могилку рыл человек! ...Впрочем, об этом Игорь мальчишкам рассказывать не стал.
11
- Уф! Добра банька! - Хворостина, загорелый, немного обрюзгший, шлепнулся голым задом на пенек, утер широкой ладонью лоб, стряхнул капли на землю. А што ж сваих не пакликау, га, Карасёк? - А я им воды помог наносить, тоже, небось, сейчас топят, - Юрий Николаевич устроился на соседнем чурбачке и махнул рукой. - Да и городские они, Витюха. С непривычки в чужую баню... - Ну да, асобныя ванны, цывилизация. Разумеем. А можа, - добавил он, помолчав, - и правильна ты гэта зрабиу, што адзин прыйшоу. Размова ёсць. - Вот видишь, - они немного выпили, хоть и под плотную закуску, а все равно после первого пара говорить было тяжеловато. И соображать. - Кстати, я бы тоже с тобой поговорил кое о чем. Но это - попозжее. - Ну - тады давай па другому разу и у хату. Так и сделали. В доме у Хворостины было уютно, так что хотелось утонуть в кресле, вяло цедить из кружки крепкий чай и ни о чем не думать. Жена Витюхи, приятная толстушечка - Вольга из Мховищ, поняла, что разговор намечается серьезный, мужской - и, убедившись, что на столе царит порядок, ушла куда-то по своим делам. Кажется, телевизор смотреть (Хворостина с теплой смешинкой жаловался, мол, 'кины слезные любит, спасу нет'!). А мужики, значит, принялись за разговор. Поначалу он не клеился: Витюха, тоже 'утомленный' выпитым, все никак не мог толково начать, говоря о вещах малозначительных, вспоминая какие-то приключения их давней, мальчишечьей поры. Юрий Николаевич терпеливо слушал и не перебивал, поскольку и сам не был склонен сегодня к серьезным беседам. - ...А памятаеш, як Рыжань... - захлебываясь от восторга, заливисто хохотал Хворостина, - ...Рыжань-та... И вот тут умолк. - А знаешь, Юрась, я ведь гэта пра Рыжаня и хацеу пагаварыць. Памятаеш, што з им здарылася? Помнить, в общем, особенно было нечего. Хотя история печальная - пропал зверь, искали-искали да не нашли. Гуляли тем летом всей командой у Струйной, далёко, за лес ходили. Уже возвращались по-над берегом, почти до кладбища добрели, когда Рыжань сорвался с места и с лаем умчался куда-то вперед. Ну, никто особенно по этому поводу переживать не стал, поскольку пес был хоть и непослушный, но после всех своих 'самоволок' домой неизменно возвращался. Дошли до моста - нету собаки. Решили, что побежал на подворье, хозяина не стал дожидаться (мог и такое учудить). Или череду отправился встречать вон она, уже виднеется на горизонте... Одним словом, искать не стали. А на второй день явился к Семенке с Юрасем Хворостина, бухнулся на лавку под окном, дрожащей пятерней зарылся в растрепанные волосы: 'Прапау, хлопцы, Рыжань!' Утешали, искали, уговаривали, мол, блажь песья напала на зверя, погуляет и вернется. Хотя почему-то каждый уже знал в душе: не вернется. Не вернулся. Вот и вся история, таких в каждой деревне - пучок на любом подворье расскажут. Хотя говорить, в общем-то, и не о чем. Кряхтит Витюха, лицом краснеет, мучается своей 'историей', словно встала та поперек горла хлебной коркой - и ни туда, ни сюда. Но главное начать, потом будет легче. Хворостина вслух вспоминает, как пропал Рыжань - и вдруг, неожиданно оборвав себя, впивается в Юрия Николаевича треснувшим взглядом: - А знаешь, Карасёк, я яго знайшоу тады. Пазней, дзен праз пяць... Журский слушает - и отказывается верить! Выходит, некоторое время спустя после пропажи Рыжань еще оставался жив. А потом... Витька наткнулся на тело пса у самой кромки леса; сначала показалось: спит, мерзавец, набегался где-то, нахулиганился вволю и дрыхнет! Свистнул - не слышит. Подошел поближе (а в груди - дурацкие мысли и черные предчувствия), посмотрел. Мертв был Рыжань, о том говорили и перебитая шея, и вывалившийся потемневший язык. Крови, правда, не осталось, ни капельки. Отмахнувшись от ленивых, словно разжиревших после знатного пиршества, мух, паренек опустился на колени перед телом друга. И лишь тогда заметил две дырочки в свалявшейся шерсти, у горла... - Я тольки потым дагадауся, што той, хто зрабиу гэта, мог быць непадалёк! - Хворостина, хоть с тех прошло много лет, зябко потирает руки. Юрий Николаевич наблюдает за тем, как тянется приятель, чтобы налить себе еще чарчину домашнего вина; он ждет и не торопит Витюху, потому что догадывается: все, только что услышанное им, лишь прелюдия. Так и есть! 'Накатив', Хворостина принимается рассказывать о вчерашних событиях, когда у дочки Оксанки потерялся щенок. И снова Журский не перебивает друга, не спрашивает, с чего тот решил, будто давняя пропажа и странная смерть Рыжаня связаны с бедолагой-щенком. Через пару минут Витюха объясняет сам. Другой бы рассказал - ни в жизнь не поверил бы Хворостина... так видел ведь 'на власны очи'. Утречком, у речки наткнулся на трупик. - Я яго и закапау - навошта дзяцю такое бачыць! Ды й даросламу... В принципе, ничего особенного: может, щенок упал где-нибудь, сломал себе хребет, дополз до берега и испустил дух. А что крови в теле не осталось, так это еще, наверное, не каждый и заметит. Равно как и две дырочки в районе песьего горла... - Што гадаеш, Карасёк? Што скажаш? - напряженно спрашивает Хворостина. - Хреновы наши дела, старик. Но ты сам знаешь, как себя вести. - А ты? Ты и плямяш твой, и гэтый, карэспандэнт. Чаго вам тут заставацца? Ехали б, ад граха далей... Юрий Николаевич тянется к чарке и с рассеянным удивлением отмечает, что та уже опустела: 'Что ж так быстро- то?' - А вот ты бы, Витюха, как бы поступил на моем месте? - Так то я... - А то - я, - невесело усмехается Журский. - Да и много тут разных причин: Остапович, братан и вообще... Ничего, как-нибудь переживем. Прошлый ведь раз на том и закончилось, правильно? 'А позапрошлый, - добавляет про себя Юрий Николаевич, - позапрошлый - он ведь когда был...'
12
Воду таскали в большом, высотой по колено, металлическом бидоне. Раз двенадцать довелось отправляться к колонке, подсовывать
