жизнью. Чудак.
Мы опустили тело Свиллина в могилу, туда же я отправил его мешок, потом некоторое время смотрел на меч и секиру, отложил секиру в сторону, а меч воткнул в землю рядом с телом. Так полагалось по гномьему обычаю: когда хоронишь друга, обязательно что-то из его оружия кладешь в могилу, а что-то, хоть кинжал, хоть просто добрый охотничий нож, обязательно оставляешь себе, а еще лучше - отдаешь своему товарищу. Считается, что таким образом гном не уходит насовсем, а как бы остается жить в том оружии, которое переходит в твои руки или руки твоего знакомого. В общем, я объяснил Ренкру, в чем дело, и передал секиру в его пользование.
Я уже собирался закапывать могилу, но парень внезапно спрыгнул туда и сложил руки Свиллина у него на груди. На мой вопросительный взгляд Ренкр смущенно ответил:
- Так принято у нас, в долине. В Хэннале боятся, что похороненный не по правилам может вернуться, чтобы забрать с собой обидчиков. Глупо, конечно, но мастер Вальрон рассказывал, что однажды такое произошло на самом деле. А впрочем, чепуха...
Он отобрал у меня лопату и принялся работать, а я, ошарашенный, отошел в сторону и присел на землю, не зная, что и думать. Интересно, зачем старику понадобилось выдумывать такие нелепые подробности? Но, как бы там ни было, я решил рассказать сегодня Ренкру о том, что на самом деле произошло в Хэннале тогда, около двадцати ткарнов назад.
Рассказывать пришлось долго, парень очень часто останавливал меня, просил поподробнее повторить все еще раз, и в какой-то момент я догадался, что он просто сильно скучает по своей родине, хотя и старается разубедить в этом самого себя. Я не знал, почему он решил улететь с драконом, вообще многое в той истории казалось недоговоренным, некоторые части не стыковались, но, признаться, я и сам не был откровенен до конца. Да и теперь я, наверное, какие-то детали опустил, может, даже и неосознанно.
Конечно, все было не так страшно, как об этом впоследствии рассказывал Вальрон. Меня, убитого, оставили на Площади, я полежал некоторое время, а когда окончательно стемнело и выяснилось, что до утра никто не собирается заниматься моим телом, встал и ушел. Мне следовало где-нибудь спрятаться, а идти, кроме как в Дом, мне было некуда. Мастер встретил меня у порога, провел в Комнату Легенд и усадил там на цветастый коврик. Предстоял долгий разговор и кое-какие объяснения. Причем не только с моей стороны. Старик поведал мне (не знаю почему, но при воспоминании об этом сухощавом яшероподобном создании у меня по большей части начинают прорываться тяжелые торжественные словеса - видимо, сама его личность требует такого обращения), так вот, он поведал, что убили меня вовсе не из кровожадности, а только потому, что сделать я ничего бы не смог (я скептически хмыкнул), а драконы обязательно отомстили бы всему Хэнналу за этот поступок. 'Как же мне быть теперь?' - поинтересовался я. 'Все зависит от того, хочешь ли ты скрывать свой дар', - молвил Вальрон. 'Дар? - Я горько засмеялся. - Дар?! Скорее уж проклятье!' 'В данном случае это не имеет значения'. 'Да, ответил я ему. - Хочу'. 'Тогда лучше всего тебе будет уйти - и как можно скорее. Желательно до рассвета. Я дам тебе самое необходимое, собирайся'. Я собрался и ушел. Вот, собственно, и весь сказ.
Ренкр кивнул, полез за пазуху и достал за веревочку какой-то медальон, висевший у него на груди. Я уже давно обратил внимание на эту вещицу, но парень никогда не показывал ее мне, а я не торопился с расспросами. Оказалось, что медальоном было вырезанное из дерева изображение моей собственной головы! Да, силен старик, силен, ничего не скажешь. Хотелось бы знать, для чего он ее сделал, ну да ладно, не возвращаться же назад, чтобы спросить.
В конце концов мы вроде бы уладили все туманные вопросы нашего прошлого и я отправился на поиски камня, который можно было бы установить на могиле. Помнится, вчера, когда я бродил по этим зарослям в поисках убийцы, где-то здесь видел подходящий. Через некоторое время я обнаружил его, с помощью Ренкра притащил к могиле и начал вырезать на ровной стороне памятную надпись. Инструмент работал на удивление легко и ровно, было одно удовольствие пользоваться им. и я подумал, что все-таки мой выбор оказался верным.
Наконец мы закончили все дела, позавтракали, собрали вещи и продолжили свой путь по тракту в сторону Брарт-О-Дейна, родины покойного Свиллина.
Путешествие по лесу требовало от путников совершенно другой манеры поведения. Но если Ренкр вначале надеялся, что здесь окажется легче, чем в горах, следующее же утро напрочь развеяло все сомнения. Тракт был старый и заброшенный, по нему давно уже никто не ходил, так что постоянно приходилось продираться сквозь подлесок, задиристо топорщивший ветки и не желавший пропускать странников. А ночевки? Оказалось, для того, чтобы чувствовать себя хотя бы в частичной безопасности, следовало уже к вечеру высматривать дерево попрочнее и поудобнее, чтобы с приближением сумерек взобраться на него, стесать все лишние ветви и устроить импровизированный настил. Потом путешественники привязывали себя прочными веревками к ветвям потолще - и так пытались заснуть. Знатная получалась головоломка (а также руко-, ного- и спиноломка, потому что такой сон никак нельзя было назвать ни крепким, ни здоровым). Зато уж проблем с пропитанием не возникало. Конечно, Ренкр не мог сравниться с Черным в знании животных и плодов, но и он постепенно учился... среди прочего, и на собственных ошибках. Иномирянин старался не слишком ворчать, когда пару раз они вынуждены были днями оставаться на месте: отравившись очередными 'съедобными' ягодами, юноша устраивался под кустами и проводил там долгие и скорбные часы... Охотиться в этих краях было просто, непуганая дичь прямо кишела вокруг, и смущало только то, что среди этой непуганой дичи встречалось слишком много хищников. Ну и, конечно, насекомые, а точнее - мелкие насекомые. Их здесь водилось превеликое множество, и все, видимо, просто считали своим долгом время от времени наносить путникам визиты вежливости. В такие моменты хотелось спрятаться под землю, только бы не слышать громкого монотонного гудения со всех сторон. Увы, избавиться от непрошеных гостей не удавалось.
СТРАННИК
До Брарт-О-Дейна было идти и идти, но, слава Создателю, до самой границы с нами больше ничего выдающегося не произошло. То есть ни представители диких племен не нападали, ни принцессы с криком 'Помогите!' не выбегали из чащи - будни, одним словом. Дикие звери, те - да, попадались, но не слишком часто, и, как правило, расходились мы без кровопролития.
Более интересным событием (по сути, единственным) оказалось открытие, сделанное мной совершенно случайно. Во время одного из привалов, когда мы сидели и ужинали перед тем, как забраться на настил в ветвях, речь зашла о поэзии. Я что-то продекламировал наизусть (я вообще невероятно развил свою память в Нисе - одиночество, включая культурное, этому способствует), прочел, кажется, что-то из Высоцкого. У нас давно вошли в традицию подобные 'чтения при костре', во мне куча всяких строк накопилась. За долгие годы вспомнилось почти все, что я когда-то читал. Вот и делился понемногу, парню было интересно, он вообще оказался на редкость любознательным. Прямо идиллия получалась: мне требовался слушатель, ему рассказчик.
И вот, когда я продекламировал одно из стихотворений, что-то о горах, Ренкр в ответ неожиданно прочел другое. Я никогда его не слышал, я вообще ни разу не слышал от парня и двух рифмованных строчек, за исключением тех, которые я сам ему пересказывал. 'Откуда?' - спрашиваю. 'Сам придумал'. И невероятно смущается от этого признания. Ну, стихотворение он 'выдал' приличное, так что я, само собой, спросил, не записывает ли он свои вещи. Ренкр покачал головой: 'Нет. Во-первых, не на чем; во-вторых, ни к чему. Да они и приходят неожиданно. Ты рассказывал, что поэты часами сидят над той или иной строчкой. У меня по-другому. В любой, совершенно неподходящий, момент в голове может 'щелкнуть' и 'засветиться' стихотворение - готовое, от начала до конца. Например, одно из них я... даже не знаю, ну не придумал же - высветил, что ли? - в тот момент, когда ты появился в котловане, буквально за пару секунд до этого. 'Мне кажется, пришла пора прощаться...' - И он прочел стихотворение.
- И ты все их помнишь?
- До единого. Иногда пере... передумываю, когда особенно тяжело.
- Кому-нибудь читал?
- Нет, зачем? Вряд ли это будет иметь значение для кого-то еще. В нашем мире поэзия никому не нужна.
Я мог бы переубедить его, рассказать про эльфийские города, где хороший сочинитель стихов владеет умами всех более или менее образованных горожан, про тяжеловесные гномьи казды, про кентавров с их легкими, ритмичными походными гимнами... мог бы, но промолчал. Зачем расстраивать парня, вряд ли ему удастся попасть в Бурин или какое-нибудь другое подобное место. Он ведь, по сути, справедливо рассудил: в такие времена больше ценится острый меч, а не точное слово.
