вытяните вперед левую руку, выставьте мизинец. - Что? - сказал Головко. - Вы должны сказать простую фразу, - проговорил Хек: Амба-Кезелях-Сергелях Шу-шу-шу - Что за бред, - сказал Головко, - почему небо стало голубым? Где? - Сделайте так! - крикнул Васильев и ударил Абрама Головко ладонью по пояснице. - Я могу, - сказал Абрам. Он запрокинул голову, вытянул вперед левую руку, выставил мизинец и отчетливо произнес: - Амба-Кезелях-Сергелях Шу-шу-шу. - Все!!! - торжественно воскликнули Васильев и Хек и захлопали себя руками по ляжкам. - Вы - Бог Якутии. Преображение произошло! - Ну и что? - спросил Головко. - Ничего, - сказал Хек. - Теперь вы - Бог. - Целой Якутии? - спросил Головко. - Конечно. Якутия находится у вас в пупке. - Да идите вы! - крикнул Головко. - А вы посмотрите. Головко расстегнул рубашку и осмотрел свой пупок. В нем была какая-то синяя шерстинка. Он вытащил ее и положил на ладонь. - И что, это - Якутия? - Якутия, - согласился Васильев. - Вы издеваетесь?! - Нет. - Но это же какое-то дерьмо! От рубашки, от штанов, не знаю от чего... - А разве Якутия не может быть дерьмом? Или вы не знаете ее происхождение? Все правильно: Якутия находится в пупке Бога, произошла от его рубашки, в минуты гнева воспринимается им, как дерьмо. - Да ну вас! - воскликнул Головко и дунул на ладонь. Шерстинка исчезла. - Конец света, - тут же сказал Хек. - Бог не призрел Якутию, уничтожив ее, и она отпала от Бога, оказавшись предоставленной самой себе. - Жукаускас ушел от меня, и считает, что я - предатель Якутии, - пробормотал Головко. - Ему сейчас плохо, его тошнит, а мне - плевать. - Вы - предатель Якутии? - спросил Саша Васильев. - Почему вы так думаете? Может быть, вы - Бог Якутии?! - Я? - поразился Головко. - Вы! - сказали Васильев и Хек. - Поднимите правую ногу, закройте левый глаз и чмокните ртом четыре раза. И будет все. - Какая дурь... - прошептал Головко. - Давайте! - крикнул Хек и ударил Абрама Головко кулаком по колену. - Да на здоровье, - сказал Головко и тут же поднял правую ногу, закрыл левый глаз и четыре раза чмокнул. - Все! - воскликнул Васильев, - Итак, вы - Бог Якутии. Воплощение возникло. - Целой Якутии? - спросил Головко. - Да, - подтвердил Хек. - Целой, огромной, великой, самой крошечной Якутии. - Как, почему самой крошечной?! - обиженно спросил Головко. - Потому что Якутия - это то, что предшествует мельчайшей частице материи; это переходная ступень от идеальной возможности к реальности. - Но вы сказали <огромная>... - Потому что она - во всем! - радостно проговорил Хек. - Она везде, где есть творение; и творение находится всюду и в каждой вещи и в каждом слове; и Якутия возникает и гибнет бессчетное множество раз за мельчайшую единицу времени; и она пронизывает все становящееся и прекращающееся, словно дробленый лед, пронизывающий коктейль <Дайкири> как снег; и она присутствует как незримый и одновременно осязаемый дух свершающегося преображения, возникновения, зарождения; и она сочетает в себе бессмертие и смерть, вечное и преходящее, хаос и космос, божественное и животное... Человек, в конце концов, - это есть Якутия. И вы ее Бог! - Ну что ж... - задумчиво сказал Головко. - Ладно. Стоит только почмокать, как становишься Богом такого невероятного понятия. - Это не понятие! - вмешался Саша Васильев. - Это - Якутия! - Знаю, - гордо произнес Головко. - Ну и что же мне теперь с ней делать? - Все, что угодно. - Все? - Все. - Да ну, - сказал Головко. - Не верю я в такую Якутию. Ну ее к чертям! - Бог не верит в свой мир... - ошарашенно проговорил Хек. - Бог сам послал свой мир к чертям... - поражение прошептал Васильев. - Ну и что? - раздраженно спросил Головко. - Якутии больше нет, - ответил Хек. - Вы уничтожили ее. Отныне есть только идеальная возможность и реальность. А перехода нет. Нету Якутии!!! - Жукаускас сказал мне, что я - предатель Якутии... - задумчиво сказал Абрам Головко. - Он сейчас блюет в тундре, а я стою у костра, смотрю в небо, вижу глаза разных существ, сижу на почве. - Это вы-то предатель Якутии? - спросил Васильев. - А может быть, вы - Бог Якутии? - Я? - удивился Головко. - Вы! - воскликнул Хек и Васильев. - Помолчите шесть секунд. - Да хоть семь, - сказал Головко. Он не помнил, что такое секунда; какие-то лица были справа от него, их лбы светились голубоватым светом и их одежды были красными, как спинка некоторых рыб; он подумал, что сейчас начнут бить в гонг, или стучать палкой по табуретке, отмеряя время по правилам, принятым в этой стране, имя которой он не помнил, но все получилось наоборот: въедливая тишь вгрызлась, как пушистый грызун, в его жаждущие звуков уши, вечное молчание заполнило все своей таинственной сумеречной глубиной, возможность пения пронизала пустой, неколеблемый ни одной мелодичной волной воздух, и величие вневременья наступило повсюду, застигнув всех, кто был в пути или в конце, и перевернула все цифры, обратив их в лица, светящиеся голубоватым светом, словно глубоководные рыбы, плывущие во тьме. И он не был, и ничего не слышал, и видел только целлофановый пакет, лежащий на траве рядом с куцым кустиком, и на этом пакете стоял маленький милиционер. - Итак, - объявил Васильев. - Отныне вы - Бог Якутии. Таинство свершилось. - Якутии? - спросил Головко. - Якутии, - ответил Хек. - А что такое Якутия? Васильев и Хек посмотрели друг на друга в недоумении. - Сложный вопрос... - сказал Хек. - Не знаю, - признался Васильев. - Но она есть? Хек и Васильев переглянулись, изобразив на своих лицах непонимание и сожаление. - Это трудно... - сказал Васильев. - Неизвестно... - проговорил Хек. - Возможно, - сказал Васильев. - Существование Якутии в принципе недоказуемо и неопровергаемо. Она вырастает из всего, как подлинная страна, существующая в мире, полном любви, изумительности и зла. - Хек замолчал, щелкнул пальцами, потом продолжил: - Постигший Якутию постигает и все, а узревший Якутию узревает и себя. Кто хочет, тот поймет, ибо Якутия приблизилась. Развлекайтесь! Развлекайтесь! Развлекайтесь! Якутия есть внутри нас и вне нас. Она предвечна; она темна и неопределенна; она есть любовь. Имеющий Якутию в сердце и почках своих постиг все тайны и смыслы над солнцем. Таинство якутское приближается к Якутии, а Якутия существует под всем. Ибо так возлюбил Бог Якутии нас, что сотворил нам Якутию, чтобы мы были в Якутии, а Якутия в нас. И славен Бог Якутии - Абрам Головко! Ее Бог - ее сын, а ее сын ее царь. Ее царь - ее дух, а ее дух - ее Бог. Я верю в Якутию, я есть я, а Якутия есть. - Что вы мне тут мозги пудрите!.. - раздраженно проговорил Головко. - Опять какая-то хуйня. - Верю, потому что хуйня! - гордо сказал Хек. - Ну и верь. Мне этого не надо! - Бог отказался от творения своего! - тут же хором воскликнули Васильев и Хек. О, ужас, о, смерть, о, страх! Головко заплакал и сел на матрас. - Софрон сказал мне, что я - предатель всей Якутии, что я - шпион, сволочь, сумасшедший. Что делать? Я не спас его, ему плохо, у него болит живот, печень... Его рвет там, на холодной чужой земле. - Это вы-то предатель Якутии, - воскликнул Васильев, ударив Головко левой рукой по плечу. - А, может быть, вы - Бог Якутии?! - Я? - спросил Головко. - А почему бы и нет? Якутская АССР входит в состав Советской Депии, богатая республика, в которой добывают золото и цветы жэ. Она находится вон там в лужице рядом с зеленым камнем. Сделайте, пожалуйста два приседания, и этого достаточно.
- Конечно, - согласился Головко, встал с матраса и сделал два приседания. - Вот и все, - удовлетворенно сказал Хек. - Вы - не Бог Якутии. Ничего у вас не получилось. Это было, поэтому кончилось, но остался ядовитый, гнусный цветок. И везде была пульсация болезни, бездумье и бараний грех. Можно было именоваться Хрен. Головко застонал, сел на матрас, закрыл глаза и опять широко раскрыл их. Перед ним стоял Хек; костер догорел, и Васильев, сидящий на корточках рядом был одет в коричневый халат с желтой полосой. - Праздник <Кэ>, - сказал Хек и взмахнул рукой. - Пожалуйста, ответьте мне на один вопрос... - попросил Головко, ударив себя двумя своими кулаками по голове. - Я прошу только одного, ищу только одно, жду только ответ. - Готов, - сказал Саша Васильев. - Кто Бог Якутии? Кто это? - В принципе, Юрюнг Айыы Тойон, - ответил Хек, - а вообще, непонятно. Возможно, его нет. - Избавьте меня! - закричал Абрам Головко. - Я больше не выдерживаю Бога! - Молитесь, - сказали Васильев и Хек. Хек подпрыгнул четыре раза, издал из себя какое-то сопение, поднял ногу, потом топнул ей по земле. Васильев подошел к человеку в желтой одежде, ударил его кулаком в спину, засмеялся и произнес: <Вы-же-бы-же. Вы-же-бы-же>. Потом он нагнулся, набрал в костре золы и засунул ее человеку за шкирку. Тот взвизгнул, встал на колени и стал пищать. Тут же все прекратилось; они все застыли в идиотских позах и больше не делали ничего. Саргылана и Елена, взявшись за руки, подошли к костру и запрокинули головы. Они начали петь, или выть, обратив свои прекрасные закрытые глаза в небо; и вся тундра вокруг как будто превратилась в один огромный гудящий колокол, или пустой старинный храм, в котором забытые миром монахи свершают свою службу; и небо, блекло развернутое над всем, что здесь было, стало непроницаемым и непостижимым, словно гениальный дирижер, и было непонятно, то ли небо рождает эти странные диссонансные прекрасные звуки, то ли они в самом деле исходят из глоток двух жриц, обращающих природу и реальность в музыку и свет. Они пели так, как будто хотели изменить чей-то лик и зародить новый мир. И даже когда их пение прекратилось и они подняли руки вверх, эти пронзительные звуки воистину существующего невероятия все равно остались повсюду: и на поверхности луж, и внутри шерстистых цветков, и в сердцах всех людей, и в душах всех существ. Тут же Хек и Васильев подошли к Саргылане и Елене, и все стали в ряд. - Насмарку, - сказал Хек. - Будьте деревом! И они поклонились. - Насмарку, - опять сказал Хек. - Будьте деревом! И они опять поклонились. - Насмарку, - в третий раз сказал Хек. - Будьте деревом! И они снова поклонились. - Что, что, что вы делаете?! - закричал Головко, вскакивая с матраса. -
