стал главой Якутска. Когда сын вышел на пенсию, он часто прогуливался по улицам и дворам со собакой и виновато улыбался, думая о своем. Вероятно, он был жив. Софрон проходил мимо других домов и пустырей великого города, который хранил тайну и потенцию быть чем-нибудь еще; и, увидев развалины башни Саргыланы Великой, сказавшей однажды <Якутия есть все>, он с восторгом обнаружил в каждом камне этого прекрасного памятника других времен все запахи и ощущения якутской земли: и разноцветность тундры, где яркий свет может воссиять немедленно, как фотовспышка, и зажечь каждую точку пространства вокруг; и янтарную медовую пену полярного моря, имеющего выход в иной мир, или в никуда; и дождливую буйность обширной тайги, в которой переплетены коряги и деревья, и полумрак пронизывает все, словно сладкий сон святого духа таежных трав; и пустыни, и саванны, и горы, и плато; и небоскребы на берегу заливов и озер. <Как я счастлив, - подумал Софрон, - я родился и живу здесь. Что может быть лучше Родины, Страны, Якутии, Якутска? Ничего нет вне этих пределов, все есть внутри их>. Он ухмыльнулся, вспомнив соски своей жены Нади. Над ним было небо, и под ним была земля. - Мы свергнем! - крикнул Софрон, обращаясь к Якутску, по которому ехали легковые машины, везущие счастливых людей. Все было создано тут для всех и солнце вставало над городом, над Леной и над Софроном. И тут он перешагнул через трубу канализации, прошел по узкой деревянной дощечке, которая лежала на большой луже, перепрыгнул канаву, разрытую строителями три года тому назад, и оказался прямо перед дверью в вонючий деревянный домик, состоящий из двух этажей. На этом его путь был закончен; здесь располагалась его работа; и, обернувшись в последний раз назад - на все великолепие, оставляемое им, - он открыл дверь.
Амба третья И он поднялся по лестнице, которая вела в полутьму, и коридор открылся его взору, и людей не было в нем. Он вошел в комнату, где стояло два стола, и в окне был свет; и за одним из столов сидела женщина с белым лицом и белыми руками. И он наклонил свою голову, и сказал слово, а потом вытащил книгу из сумки, чтобы открыть ее. - Софрон Иваныч? - сказала женщина, взяв в руку бумажный лист. - Исаев и ч. - Да! - воскликнула женщина, привстав. - Вы опаздываете. Но это чепуха. Позвоните в Депутатский. - Сейчас ровно, Елена Яковлевна, - улыбаясь, ответил Софрон. - Я позвоню. Они выслали нам отчет? - Они еще не собрали, звонили. - Они уже должны. - Да, они должны. - Я звоню. - Звоните. Якутия наша рушится. - Это неправда! - взвизгнул Софрон, вскочив. - Сейчас. Он набрал телефонный номер и рассеянно посмотрел на какую-то исписанную бумажку у себя на столе. Через некоторое время в трубке ответил самоуверенный голос мужчины. - Говорите. - Жукаускас, старший инструктор, - по-деловому сказал Софрон. - Великолепно! - воскликнул мужчина сквозь телефонные помехи. - Вы задерживаете нам отчет. - Мы еще не собрали. - Надо бы побыстрее, многие уже прислали. - Мы собираем. - Собирайте. - Хорошо. - До свидания, - твердо произнес Софрон. - До свидания, - ответил мужчина и повесил трубку. Софрон мечтательно посмотрел в окно и увидел рабочего, который возился около лужи. - Они еще не собрали, - сказал Софрон. - Я знаю, - проговорила женщина, посмотрев в телефонную книгу. - Они должны собрать, надо их торопить. Другие уже прислали. - Да, многие прислали. - Якутия наша рушится. - Неправда! - взвизгнул Софрон и вскочил. - Все еще начинается! У нас будет новая прекрасная земля с богатствами и хорошим климатом! Якутия - страна будущего! У нас будут настоящие пальмы, а не это дерьмо! У нас будет золото и автострады! - Успокойтесь, Софрон Иваныч, - вкрадчиво прошептала женщина. - Я Исаевич! - Все пальмы - чушь, и автострады - чепуха; конец Якутии приходит, айя-айя-айя-йя. - Вы даже не знаете наших планов, - гордо сказал Софрон, стукнув по книге двумя пальцами. - Я не могу вам сказать, я связан тайной и секретом, но если бы вы знали, то радость обуяла бы вашу душу! - У меня нет души, - мрачно проговорила Елена Яновна. - Все ваши планы - чушь, и все ваши тайны - чепуха. Есть только одна история в мире, и есть только одна Якутия под солнцем. И она рушится. Но вы не знаете этого. - Рушится не Якутия, а Советская Депия, и это хорошо. - Ой, не богохульствуйте, как можно говорить эти вещи на работе, в учреждении, в Добровольном физкультурном Обществе! - Эти вещи сейчас в газете пишут, - засмеялся Жукаускас. - Газета - чушь! - крикнула Елена Яновна. - Все - в прошлом. - Будущее зовет! - Вы ничего не понимаете. Я расскажу вам, Софрон Исаевич, обо всем, если вы будете слушать меня внимательно, как мать, пророка, или друга. Ведь я знаю истину. - Ну, - сказал Софрон. - Так вот. Вот так. Вот так. Было шесть мамонтов, и было восемь детей. Мамонты шли по кругу в большой мировой луже, именуемой Шэ. Дети появились от соприкосновения огня и шерсти второго мамонта. И сразу начали петь:
Ыыыыыуки
Аааааааки
Жеребец. Когда мамонты услышали детей, их уши задвигались, рождая новые земли. Из первого уха первого мамонта произошла Айп-сюрия, из второго уха первого мамонта произошла Весть, из первого уха второго мамонта произошла Чукотия, из второго уха второго мамонта произошла Якутия, из первого уха третьего мамонта произошел Заелдыз, из второго уха третьего мамонта произошла Аша, из первого уха четвертого мамонта произошла Депия, из второго уха четвертого мамонта произошла Область Сераль, из первого уха пятого мамонта произошла Австрия, из второго уха пятого мамонта произошла Пипия, из первого уха шестого мамонта произошла Аааааааа, из второго уха шестого мамонта произошла Макия. Произойдя, эти земли существовали друг над другом, и не могли занять свое место, ибо не было еще мест; и было там сумрачно, сыро и погано; и они носились над лужей Шэ, и мамонтам было плевать. <И тогда шестой ребенок хлебнул воды из лужи и подавился ею. Он начал громко кашлять, и от ветра производимого им, Якутия вылетела из общей кучи земель и взметнулась вверх. Потом, ребенок прокашлялся, ветер стих, и Якутия опустилась прямо на спину третьего мамонта, который замер под такой ношей, встал на колени, и больше уже не сдвигался с места. Что было с остальными землями, нас не касается. Но Якутия началась. - С чего вы это взяли? - спросил Софрон. - Вы это видели, или слышали? Это сказки, легенды? - Это есть, - сказала Елена Яновна, гордо вынимая большую книгу из ящика своего стола. - Вот. Я продолжаю. - Ну. - Якутия появилась как подлинная страна, существующая в мире, полном любви, иэумительности и зла. Она таила в себе тайны и пустоту; ее земля была подобна огню, или волшебному коню, летящему в рай. До сих пор мы находим остатки тех мамонтов, на которых стоит она. Они сейчас лежат в ее земле, которая покрыта белым льдом, словно фатой новобрачной. - Но был еще мамонтенок Дима, - возразил Софрон. - Это ничего, - сказала Елена Яновна, - это все поэзия и тайна. Не надо перебивать; я говорю о Якутии. Ведь тогда в ней не было существ и проблем; тогда в ней не было пальм и нищих домов; тогда в ней не было войны и партий. Еще было долго до образования Советской Депии, которая, словно ласковая птица, под крыло взяла нашу дивную Якутию, чтобы согреть ее снега и ее жителей. Истории еще не было в вашем понимании, милый Софрон Исаевич. Был только свет, и он был над водой, и он был над землей. И только в верхнем мире замер в своем вечном просветлении Юрвднг Айыы Тойон, но его не интересовали другие миры, и вообще ничего; и ничто, казалось, не способно было вдохнуть новую идею и жизнь в эту землю, и даже имени у нее еще не было - только земля и только свет. - Якутия по-древнему означает <коровья вода>, - сказал Софрон. - Замолчите! - закричала Елена Яковлевна, привстав со своего стула. - Слушайте, что говорится об этом! Между прочим, имя нашей страны вообще было запрещено для произнесения; только Высший Шаман мог произнести его один раз в Ысыах. Это потом наступили времена пьянства и разврата, когда каждый ублюдок, лежа в грязи мог орать: <Якутия, Якутия!> Но это не главное. Главное есть то, что ее имя есть слово, состоящее из звуков, в которых заключен целый мир. И перестаньте перебивать меня, Иваныч; Якутия наша рушится! В первый раз мир был сотворен просто так, но больше это не, сойдет нам с рук! Однажды, на дальнем Юге, среди гор, степей и озер родился большой человек, которого звали Эллэй. Говорят, что его левый глаз плохо видел. Сражаясь с дикими племенами гнусных народов, которые кишели там, он потерпел сокрушительное поражение. Сын царя, он был молод и красив. Удирая от негодяев, он сел в длинную лодку, оттолкнулся от берега и поплыл по великой реке на Север, чтобы найти новую страну. Там, где сейчас стоит наш великий город Якутск, он вышел на берег, будучи совершенно голым. И вот тут-то его и увидел Омогон-Баай и его две дочери, одна из которых была красивой, а другая - дурнушкой. - Откуда ж они взялись?! - раздраженно спросил Софрон. - Вы сами сказали, что был только свет, и он был над водой и он был над землей. - Они были дети света. - Чушь какая! - воскликнул Софрон, ударив ладонью по листку бумаги. - У света нет семьи! - Какая разница?! - сказала Елена Яновна. - Предположим, это были тунгусы. А тунгусы есть везде. И вообще, разве в Якутии может чего-то не быть?!! Я продолжаю. Омогон-Баай подошел к голому Эллэю и сказал ему: <Амба! Замба! Жеребец! Ты - вонючий член, пошто ходишь по нашей земле, мнешь нашу траву, смотришь на мое небо?!> <Я - работник>, - ответил Эллэй. Два года он был батраком у Омогон-Баая. <Выбирай одну из моих дочерей>, - однажды сказал тот. Эллэй начал присматриваться, как обе девушки мочатся. Он заметил, что моча красивой просто проливается жидкостью, а у дурнушки же оставляет на месте значительную пену. Значит, она должна была быть детной! И Эллэй женился на
