никаких наводящих о нем сведений следствию дать не могли, как ничего не могли они сказать также о Сиси или Тейлоре, с которыми связи не имели.
Для Сиси же Люци был анонимной фигурой, она его не знала, поэтому приоткрыть завесу тайны не могла. Ее арест ничего не значил для Массона. Единственно, кто из сотрудников группы был лично знаком с Рудольфом Рёсс-лером, - это Христиан Шнейдер. Он мог рассказать следователям многое, если б заговорил. Так оно и случилось: Шнейдер заговорил. На допросах он признался во всем, назвал имя Рёсслера, от которого получал информацию. Этого, должно быть, полковник Массой не учел. Теперь он вынужден был дать согласие на арест Рудольфа Рёсслера.
Военным властям, конечно, ничего не стоило бы отменить арест Рёсслера, в чьих руках находилась одна из лучших агентурных групп швейцарской разведки. Но его имя показаниями Шнейдера было предано огласке в нежелательной связи с делом о советской разведывательной группе, и Массой опасался - кстати, не без оснований - как бы гитлеровцы, несмотря на секретность следствия, не пронюхали, что некий эмигрант Рёсслер и Люци одно лицо. Ведь тогда люди Шелленберга, несомненно, похитят или уничтожат его. Допустить такое шеф разведки и контрразведки конечно же никак не мог, Оставалось одно: упрятать Рудольфа Рёсслера, пока не поздно, в тюрьму. Тюрьма, пожалуй, была тем единственным местом, куда агентам СД и гестапо проникнуть было почти невозможно.
Напуганный арестом, Шнейдер, как уже сказано, выдал своего друга Рудольфа Рёсслера, рассказал о связи с Сиси, признался, что работал на советскую военную разведку. Предательство Шнейдера поставило остальных арестованных в трудное положение.
Кроме показаний Шнейдера прямой уликой против Сиси являлась пачка донесений от Люци, в том числе зашифрованные радиограммы, найденные при обыске квартиры; эти материалы Сиси хранила, рассчитывая как-то переправить в Центр.
Шифровальная книга Сиси в руки полиции не попала - она была надежно спрятана.
Между прочим, в книге Арсеньевича, о которой я уже упоминал, содержится ссылка на документ, свидетельствующий о том, что федеральная полиция следила за Сиси, очевидно, как пишет автор, 'по указанию начальника военной разведки Роже Массона... Военно-воздушный атташе Германии в Берне полковник Грипп сообщил Массону ее имя, адрес, более того - ее псевдоним (Сиси). Грипп получил эту информацию от гестапо'.
Что ж, документ этот лишний раз подтверждает: полковник Массой использовал против нашей группы материалы, полученные им от гитлеровской секретной службы.
На следствии всем арестованным, как членам группы Радо, предъявили обвинение в разведывательной работе на СССР. Доказательств у полиции было более' чем достаточно. Поэтому попытки моих товарищей опровергнуть обвинение в конечном итоге потерпели неудачу.
Последние аресты окончательно парализовали деятельность группы. По существу, это был разгром, хотя все источники, за исключением группы Люци, сохранились. На свободе оставался еще один мой помощник - Пакбо, который мог бы вновь организовать работу с людьми (Лонгом, Зальтером и другими). Но теперь мы были совершенно парализованы - лишились не только передатчиков и радистов, но и шифров для связи с Центром. Так, к удовлетворению гитлеровцев, швейцарская контрразведка расправилась с нашей группой.
Как поступить?
В июле 1944 года я узнал, что власти выпустили из тюрьмы Маргариту Болли, Эдмонда и Ольгу Хамель. Их освободили временно, предложив внести денежный залог, как это принято во многих капиталистических государствах. Кроме того, взяли письменное обязательство, что они не будут стремиться покинуть пределы конфедерации до судебного процесса.
Об этом мне рассказали Пакбо, которому стало известно о Маргарите от ее матери, и другой товарищ, связавшийся с Хамелями. Освобождение подследственных казалось странным. Но, поразмыслив, я понял мотивы, побудившие полицию сделать такой шаг.
Одной из причин было, несомненно, то, что в середине 1944 года политическая обстановка в Европе и положение на фронтах коренным образом изменились в пользу стран антигитлеровской коалиции. Советские армии уже подходили, можно сказать, к воротам нацистской Германии. Наши союзники, непомерно долго оттягивавшие открытие второго фронта, высадились наконец-то в Нормандии. А двумя днями раньше, 4 июня, американо-английские войска овладели Римом. При таких обстоятельствах швейцарское правительство обрело уверенность, перестало опасаться вторжения гитлеровцев, которым теперь было не до угроз или оккупации чужих стран.
Естественно, произошли изменения и во взаимоотношениях секретных служб. Тайные силы рейха - агентура СД и гестапо - уже не способны были оказывать на швейцарцев того давления, которым они так успешно пользовались. Полковник Массой отныне мог позволить себе пренебречь диктатом могущественных фюреров СС - Гиммлера и Шелленберга.
Вторая причина проявленной мягкости к нашим радистам совсем иного свойства. То был коварный расчет, впрочем не новый, довольно известный в международной полицейской практике. Им очень любили пользоваться гитлеровцы. Швейцарские контрразведчики применили тот же прием.
Они выпустили радистов, полагая, что руководитель организации сам или через доверенных лиц захочет вновь с ними связаться. Это было вполне вероятно - контрразведка знала, что у нас больше нет людей, умеющих обращаться с передатчиком. Безусловно, за подследственными зорко наблюдали, и в случае контакта с ними наших сотрудников агентура взяла бы их на заметку. Таким способом полиция сумела бы выявить новых, еще не раскрытых членов группы, а возможно и напасть на мой след.
Когда в августе меня впервые за время подпольной жизни навестил Пакбо (я попросил посещавшего меня товарища привести его), мы действительно обсуждали возможность связи с Хамелями, но все же решили отказаться от этой идеи, понимая, что нам подготовлена ловушка. С Маргаритой Болли я также запретил устраивать свидание.
Пакбо рассказал мне о положении в организации, сообщил, что новых арестов пока нет. Он обратился к депутату швейцарского парламента, социал-демократу, хорошему знакомому Пауля Бётхера, с просьбой помочь освободить из заключения Сиси и Бётхера, но попытка эта не имела успеха из-за обстановки сугубой секретности, созданной военными властями.
По собственной инициативе Пакбо задумал осуществить связь с Центром по дипломатическим каналам. Он и Зальтер начали, в частности, переговоры с китайским послом в Берне, желая получить согласие на пересылку информации в Москву дипломатической почтой через Китай. Но их переговоры не дали результатов.
Положение складывалось совершенно безвыходное. Дальнейший сбор разведывательных сведений не имел практического смысла.
Сотрудники группы исчерпали возможности, отыскивая выход из тупика. Сам я также ничего не мог предпринять, пока оставался на нелегальном положении. Было очевидно, что, только выбравшись за границу, я сумею наладить связь с Центром, сообщить, что нужно, и получить указания, как нам действовать: свертывать ли работу в Швейцарии или организовать ее на какой-то иной основе.
Бежать можно было только во Францию, так как Австрию и Италию еще занимали немецко-фашистские войска. Во Франции же военная обстановка к началу сентября 1944 года изменилась коренным образом. В Нормандии союзники продвигались вперед, а восставшие парижане в августе изгнали оккупантов из столицы. Гитлеровское командование вынуждено было вывести войска из пограничных со Швейцарией французских областей и перебросить их на боевые участки фронта. Теперь в департаменте Верхняя Савойя власть находилась в руках французских партизан. Идти нужно было к ним.
Самым трудным было пройти швейцарские контрольные посты на границе. Они казались непреодолимыми. Мы долго обсуждали этот вопрос с женевскими товарищами. Было даже такое предложение: устроить подкоп под проволочным ограждением, тянувшимся вдоль границы, по которому был пропущен электрический ток. Другие советовали поехать в Кампионе - итальянскую территорию внутри швейцарского кантона Тессин, находящуюся в руках итальянских партизан. Но чтобы попасть туда, нужно было пересечь поездом всю Швейцарию (дальнее автомобильное сообщение из-за нехватки горючего уже давно прекратилось). Другой же путь в Кампионе через озеро Лугано находился под наблюдением катеров швейцарской пограничной службы. Все эти предложения пришлось отвергнуть. Самое лучшее, по моему убеждению, было перейти границу с помощью савойских партизан, которые отлично знали местность и наверняка не отказались бы нас провести.
Пока мы размышляли над этой проблемой, товарищи сообщили: полиция выпустила из тюрьмы Фута.
