- Может, я и потерял память, но я не калека беспомощный, - твердо сказал Луис. - Раз уж я свалился как снег на голову, обременять тебя я не хочу. Лучше уж сделаю что-нибудь полезное, чем лежать и мрачно размышлять о своей горькой участи. Занимайся спокойно своей живописью, а про меня и думать забудь.
Берил ничего не оставалось, как только принять великодушное предложение. Впрочем, это было легче сказать, чем сделать. Художница ощущала себя пленницей в собственном доме. И каждая новая встреча с незваным гостем сокрушала барьеры, возведенные ею вокруг себя и своей жизни.
Даже сидя в своей студии и включив радио на полную громкость, Берил не находила в себе сил сосредоточиться на тонкой, кропотливой работе. Так что, пока цветочки Алберта увядали на полке, она обратилась к эскизам неба и моря, отделывая в цвете то, что набросала карандашом в незабываемое утро накануне бури. У горизонта громоздились свинцово-серые тучи, ветер трепал ей волосы, норовя вырвать из рук альбом для зарисовок, а она самозабвенно переносила на бумагу прихотливые очертания ежесекундно меняющегося мира.
Берил так увлеклась работой, что, возможно, в конце концов и позабыла бы о госте. Но тот сам напомнил о себе, бесцеремонно заявившись в студию.
- Вот, принес тебе ланч - ты ведь наверняка проголодалась, - сообщил Луис, вручая ей тарелку с сандвичами. - А здесь, значит, ты работаешь? Не будешь возражать, если я войду?
Поскольку он, собственно говоря, уже находился внутри, вопрос прозвучал несколько запоздало. И даже аппетитные сандвичи с колбасой, огурцом и расплавленным сыром не оправдывали в глазах хозяйки подобного вторжения.
- В мою студию посторонним вход воспрещен! - объявила Берил.
А Луис, словно не слыша, уже неспешно шел вдоль стены, разглядывая развешанные картины. Но даже когда он признался, до чего его завораживает контраст между ее ботаническими эскизами и мрачноватыми видами моря, художнице это нимало не польстило. Уж очень ей не понравился взгляд гостя настороженно- внимательный, сосредоточенный, оценивающий. Так что в конце концов Берил бесцеремонно выпроводила его за дверь.
- Кажется, я тебя понимаю, - тихо проговорил он с порога. - Мне это знакомо...
- В самом деле? Вот и славно! - отрезала молодая женщина, хлопая дверью.
Хватит с нее экскурсов в темное прошлое Луиса Гренвилла. Она - художница, а не психоаналитик!
Но пословица 'с глаз долой - из сердца вон' не всегда срабатывает. И хотя Берил старалась встречаться с Луисом как можно меньше, ее не оставляло тревожное ощущение, что каждым взглядом, каждым словом, каждым прикосновением он подталкивает ее к бездонной пропасти.
Но вот настало утро третьего дня. Сквозь шторы пробивались бледные лучи солнца, а за окном раздавались пронзительные вопли чаек, оспаривающих друг у друга добычу. И Берил ощутила нечто вроде глубокой внутренней опустошенности.
Буря утихла. Море успокоилось. Опасность миновала. Все ее барьеры выстояли. Сегодня Луис Гренвилл навсегда уберется из ее жизни.
Глава 5
- Луис! Луис!
Берил потерянно переходила из комнаты в комнату, и от дощатых стен гулко отражалось эхо. Дом был пуст. Абсолютно пуст.
Прошлым вечером, когда она опять завела речь об отъезде гостя, тот сослался на усталость и отправился спать. Если сообщение между берегами возобновилось, первый паром ушел на рассвете... Но не мог же Луис уехать, даже не попрощавшись!
Берил опасливо отворила дверь в гостевую комнату - и облегченно вздохнула. На безупречно застеленной кровати лежал черный саквояж.
Она окинула взглядом прибранную спальню. Память возвращалась к Луису лишь урывками, но, видимо, привычка к аккуратности была у него врожденной, амнезии неподвластной. Или, может быть, мистер Гренвилл существо одомашненное, - не ручное, но именно одомашненное? Не исключено, что он женат...
Эта малоприятная мысль до сих пор помогала Берил справляться с нервной дрожью, что накатывала на нее всякий раз, стоило гостю обратить на нее этот его завораживающе-внимательный взгляд. Не раз и не два, обернувшись ненароком, она замечала, что Луис наблюдает за нею, задумчиво щурясь.
Возвратившись в гостиную, Берил обнаружила, что огонь в очаге ярко пылает, чья-то заботливая рука пополнила запас дров, а Бони куда-то пропал. За последние два дня, пока она пряталась у себя в мастерской, гость и пес стали неразлучны.
Может, они ушли прогуляться на берег? Может, Луис надумал заглянуть к Огастусу Макнайту или надеется, что встретит знакомого?
Берил извлекла из футляра видавший виды бинокль и вышла на крыльцо. С моря задувал леденящий бриз - от холода не защищал даже плотный зеленый свитер ручной вязки.
Молодая женщина оглядела пляж. Справа маячили три фигуры. Двое трудились над яхтой - буря сорвала ее с якоря и выбросила на берег. В третьем долговязом и тощем как скелет - Берил без труда опознала Зака Брауна. Он брел вдоль воды, то и дело наклоняясь, собирал водоросли для ненасытной компостной кучи. Надо же удобрять свои драгоценные огурцы с помидорами! Слева, там, где с холма к морю сбегал ручеек, огромный черный Лабрадор гонялся за чайками. Двое детей, с наклонностями маленьких гоблинов, радостно тыкали палочками в тушку рыбы, выброшенной на берег.
Опуская бинокль, Берил подметила за окном соседнего дома какое-то движение. Мелькнула и пропала седоватая голова. Клайв Хобкерк вернулся! Значит, паромы снова ходят по расписанию.
При обычных обстоятельствах Берил не задержалась бы с дружеским визитом надо же поздороваться и узнать последние новости. Но сейчас она поспешно укрылась в доме, виновато сознавая, что лишь оттягивает неизбежное. Клайв непременно захочет узнать все подробности о загадочном госте, просто-таки забросает ее вопросами. А Берил совсем не хотелось анализировать свое двойственное отношение к Луису: с одной стороны, насущную необходимость удерживать его на расстоянии, с другой, неодолимое чувственное влечение.
Молодая женщина позавтракала в одиночестве, вымыла тарелки, затем обошла гостиную, мимоходом наводя порядок и то и дело оборачиваясь к окну. Она заботливо разгладила складки на покрывале, со стыдом отметив, что на светлой ткани отчетливо видны грязные разводы - там, где некогда лежали ноги Луиса. Тоже мне, хозяйка! Надо бы застирать, пока Клайв не зашел в гости!
Плотная ткань прочно застряла между сиденьем и спинкой дивана. Берил резко дернула покрывало на себя - и на пол полетели маленький четырехугольный предмет и какая-то книжка.
Она поспешно подобрала находки. На ладони ее лежали футляр для визитных карточек из черной кожи, с крохотным золотым замочком, и чековая книжка. Книжку Берил отложила и заглянула внутрь футляра, где обнаружила несколько визиток, напечатанных на плотной бумаге кремового оттенка. На верхней четкими черными буквами значилось:
Луис Гренвилл Картинная галерея 'Критерион', Монреаль Карие глаза Берил расширились, в груди похолодело, пальцы сами собою сомкнулись, сминая карточку, острые уголки до боли врезались во влажную ладонь. Она задышала часто и прерывисто, хватая воздух ртом, ощущая на языке странную горечь.
Луис Гренвилл. Галерея 'Критерион'.
Берил судорожно схватилась за спинку стула, чтобы не упасть: со всех сторон надвигалась темнота. Молодая женщина напрягла всю свою волю, отгоняя неодолимый кошмар. В висках по-прежнему стучало, но сведенные судорогой мышцы постепенно расслабились, бешеное сердцебиение унялось. Берил слепо затолкала чековую книжку обратно туда, куда она завалилась, и, пошатываясь, направилась к двери.
Спотыкаясь, она взбежала по покосившимся деревянным ступеням домика Клайва, толкнула незапертую дверь и оглянулась по сторонам в поисках хозяина, не находя в себе сил позвать его по имени. В горле пересохло. Левая рука ныла; опустив взгляд, Берил с изумлением обнаружила, что пальцы ее по-прежнему крепко сжимают злополучную карточку.
На негнущихся ногах Берил прошла прямиком в кухню, к старенькому телефону на стене, рядом с фанерной полочкой, доверху заваленной письмами, открытками и детскими карандашными рисунками.
Точно сторонний наблюдатель, она следила за тем, как одна рука ее машинально сняла трубку, а вторая заботливо разгладила смятую карточку.
Луис Гренвилл. Галерея 'Критерион'.
