останавливаю его:
- Господин Дуглас! Только два слова.
- Слушаю, - отвечает он с некоторой досадой.
- Ради бога, не возвращайте меня туда!
- Учту ваше желание, - безучастно говорит полковник. - Только запомните, я не всемогущ. Эти вопросы решают другие люди.
- Но если вы вернете меня туда, мне крышка. Вы же обещали послать меня в Париж? Я отлично владею языком. Буду вам полезен.
Бесцветные глаза полковника смотрят на меня с нескрываемой досадой.
- Видите ли, друг мой, - говорит он кротко, как ребенку, - при случае вы побываете и в Париже, и во многих других местах. Будете жить в уютных коттеджах, вроде этого, посещать роскошные заведения, проводить время в обществе роскошных подружек и вообще будете наслаждаться свободой. Но за все эти удовольствия надо платить напряженной работой и некоторым риском, господин Бобев! Вы не ребенок и должны знать, что в этом мире ничто не дается даром.
Он машет мне рукой и, прежде чем я успеваю остановить его, уходит. Впрочем, какой смысл его останавливать? Я действительно не ребенок и понимаю, что судьба моя решена какими-то незнакомыми людьми в незнакомом мне учреждении в ходе разговора, содержание которого мне никогда не узнать. Роскошная вилла и все прочее - блеф для прикрытия жестокого приговора: меня должны перебросить обратно. Когда и с какой целью - пока не известно.
Возвращаюсь в холл. Господин Гаррис положил на стол свой небольшой черный портфель и, устроившись на стуле, дремлет за темными очками.
- Какие-нибудь неприятности? - любезно спрашивает он, заметив тревогу на моем лице. И, не дожидаясь ответа, добавляет: - Садитесь сюда! Так. Я полагаю, мы можем начать. Вам, надеюсь, известно, что такое криптография.
Я молчу, уставившись в персидскую скатерть на столе, и самое последнее, что меня занимает в данный момент, это криптография.
- По известному определению Джона Бейли, 'криптография - это искусство писать по способу, непонятному для всех тех, кто не владеет ключом используемой системы'.
Человечек смотрит на меня сквозь темные очки, ожидая, вероятно, что я упаду от изумления, услышав определение Бейли, но я продолжаю разглядывать скатерть, ни во что не ставя этого Бейли и его формулировки.
- Криптография находит применение в самых различных областях. А пока что мы с вами займемся так называемым шифром. Надеюсь, что хоть это слово вам знакомо...
Господин Гаррис, видимо, заметил наконец что я со своими мыслями слишком далек от проблем шифра, потому что он многозначительно кашлянул и сказал уже другим тоном:
- Послушайте, господин Бобев, материал, который нам с вами предстоит пройти, довольно серьезный, да и время наше очень ограничено... Поэтому я прошу быть возможно внимательней. Если у вас есть какие-то свои заботы, то об этом вы мне скажете позже.
Господин Гаррис открывает портфель, достает несколько исписанных листов бумаги, затем сменяет темные очки на прозрачные, бросает взгляд на рукопись и протягивает мне листок.
- Что вы тут видите?
На листке бумаги несколько цифр, написанных через равные интервалы: 85862 70113 48931 66187 34212 42883 76662 18984...
- Вижу числа, - неохотно отвечаю я.
- Пятизначные числа, - уточняет мистер Гаррис. - Эти пятизначные числа представляют собой зашифрованный текст. Перед вами шифрограмма, которой советская разведка предупредила Сталина о предстоящем нападении гитлеровских армий. Соответствующим образом расшифрованные, эти числа означают: 'Дора директору через Тейлора. Гитлер окончательно определил 22 июня как день 'Д' атаки против Советского Союза...'
Я снова разглядываю цифры на листке бумаги, но они кажутся мне слишком невинными и банальными, чтоб таить в себе столь драматический смысл.
- В наше время большинство разведок использует для шифровки пятизначные числа, - продолжает свою лекцию господин Гаррис. - Но каждая разведка шифрует и дешифрует тексты с помощью специального секретного ключа. Впрочем, вам самому предстоит овладеть уменьем выполнять обе эти операции при помощи определенного ключа. Разумеется, мы начнем с чего-нибудь простого...
Шесть часов вечера. Я лежу в полном изнеможении, с распухшей головой в холле на кушетке и тупо смотрю в белый потолок. В сущности, белый потолок для меня вовсе не белый - он сплошь усыпан пятизначными числами, которые со сводящим с ума упорством мельтешат у меня перед глазами. Чтобы прогнать их, я опускаю веки, но они и под веками продолжают свой пляс на красном фоне. Два часа занятий до обеда и четыре после обеда - этого оказалось вполне достаточно, чтоб вдохнуть в меня ненависть ко всем видам пятизначных чисел.
Где-то там звонят, но я не обращаю внимания, потому что ждать мне некого, по крайней мере до завтрашнего утра, когда снова явится господин Гаррис со своим зловещим портфелем. Дверь холла открывается, слышатся шаги по ковру, и чуть ли не над самой моей головой звучит мягкий женский голос:
- Спящий красавец... Спите, спите, не смущайтесь.
Открываю глаза. Передо мной стоит брюнетка из 'Копакабаны'. Заложив руки за спину, она рассматривает меня с легким любопытством, будто пришла в зоологический сад. Стройная фигура незнакомки подана в превосходной оправе: на ней табачного цвета костюм, отделанный по краям бежевым кантом. Этот приглушенный табачный цвет удивительно идет к ее белому лицу и плавным черным волнам прически.
- Прошу прощенья, - говорю я. - Единственным извинением мне служит то, что я видел во сне именно вас.
- Вы лжец по профессии или просто любитель? - спрашивает брюнетка без тени улыбки.
- Не в моей привычке лгать, - сухо отвечаю я. - Когда правда способна мне повредить, я лишь умалчиваю ее.
- Ладно, ладно, - успокаивающе кивает гостья. - Пока еще рано говорить о своем характере. Более уместно признаться, как вас зовут.
- Эмиль.
- Просто Эмиль? - вскидывает она брови (очень красивые и даже не подрисованные, говоря между нами). Потом продолжает напевно: - 'Эмиль, или О воспитании'... Бедный Руссо! Будь он с вами знаком, едва ли бы объединил эти две несовместимые вещи в одном заглавии.
- Не будем беспокоить классиков, - предлагаю я. Ваше имя, кажется...
- Франсуаз.
- Чем позволите искупить свою вину? Виски или мартини? - спрашиваю я, приближаясь к буфету, содержимое котрого изучил заранее.
Все подобного рода реплики - полнейшая глупость, но, если разговор начался с фальшивой ноты, трудно его изменить, и уйма времени уходит на пустую болтовню.
- Я предпочту перно, если таковое найдется, - замечает Франсуаз.
Ничего, кроме далеких литературных ассоциаций, это название не порождает у меня в голове. К счастью, брюнетка сама приходит мне на помощь и обнаруживает среди запасов бутылку, на этикетке которой написано 'Рикар'. Затем, опять же общими усилиями, вытаскиваем из холодильника на кухне кубики льда в нужном количестве, наполняем водой кувшин и размещаем свои находки на столике посреди веранды.
Труд сближает людей. Так что, когда мы наконец усаживаемся, каждый против своего бокала, фальшивый тон спадает до терпимых размеров.
- Ваш приятель оказался на удивление настойчивым человеком, доверительно сообщает Франсуаз, закуривая предложенную сигарету и откидываясь на спинку кресла.
Не знаю, правда ли, что мою гостью зовут Франсуаз, но, судя по ее произношению, она настоящая
