Школа была на другом конце города, и, добравшись до нее, я уже так хотел есть, точно и не ел своего обычного завтрака каши со свиным салом. Целый месяц я учился без учебников, но потом нашел себе работу - по утрам и вечерам, за три доллара в неделю - и смог их купить.
По мере того как мне открывалась сущность мира, в котором я жил, я становился все более молчаливым и замкнутым. Будущее не сулило мне ничего, так стоило ли учиться? Бабушка намекала, что пора мне уже становиться на свои ноги. Но чему я научился, чем мог зарабатывать себе на жизнь? Ничем. Можно было стать швейцаром, как отец, а дальше что? Удел негров мрачен и жесток. За что белые так упорно ненавидят негров, почему этой ненавистью пронизана вся наша жизнь? Как можно жить в такой ненависти? Откуда она взялась? В школе нам ничего не говорили о негритянской проблеме, а когда я заговаривал о ней с ребятами, они либо молчали, либо отшучивались. Личные обиды и несправедливость они обсуждали с жаром, но представить себе всю картину несправедливостей и обид они не стремились. Почему же я об этом думал все время?
Может быть, я действительно такой плохой, как считают мои дядья, тетки и бабушка? Почему нельзя задавать вопросы? Разве неправильно не хотеть, чтобы тебя наказывали? Почему нужно мириться с тем, что кажется мне несправедливым? А большинство, по моему мнению, поступали несправедливо. Нужно ли мириться с властью, если эта власть несправедлива? Если да, значит, я всегда буду неправ, потому что с этим мириться я никогда не смогу. Как же тогда жить в мире, где ум и чувства ничего не значат, а все определяется властью и традициями? Ответов на эти вопросы я не находил.
Я учился в восьмом классе, дни текли своей чередой, голод по-прежнему преследовал меня; я все отчетливей начинал понимать себя. На уроках я томился от скуки, раздумывая обо всем на свете, мечтал. Однажды вечером я вытащил свою тетрадь для сочинений и решил написать рассказ, толкнуло меня к этому не что иное, как безделье. О чем же мне писать рассказ? Постепенно родился сюжет - про злодея, который хочет отнять у вдовы ее дом, придумал и название: 'Пол-акра заколдованной Дьяволом земли'. Рассказ получился зловещий, таинственный, со всякими ужасами и страстями, под стать моему тогдашнему настроению. Закончил я его быстро и стал думать, что же делать с ним дальше.
Отнесу-ка его в негритянскую газету!.. Я решительно вошел в редакцию и сунул свою истрепанную тетрадку человеку, который назвался редактором.
- Что это такое? - спросил он.
- Рассказ, - сказал я.
- Репортаж?
- Нет, я его сам придумал.
- Ладно, я прочту, - пообещал редактор.
Он бросил тетрадку на стол и, посасывая трубку, глянул на меня с любопытством.
- Прочтите его сейчас.
Он широко раскрыл глаза. Я не имел представления о том, как делается газета. Я думал, вот редактору приносят рассказ, он его тут же читает и говорит 'да' или 'нет'.
- Я прочитаю и скажу тебе свое мнение завтра.
Я был разочарован: я так старался, а ему все это совсем не интересно.
- Отдайте рассказ, - сказал я, протягивая руку.
Он взял тетрадку и прочитал страниц десять.
- Заходи завтра, ладно? Я его вечером дочитаю, - сказал он.
- Ну ладно, - смягчился я. - Зайду завтра.
Я ушел, убежденный, что рассказа он не прочтет. Куда нести рассказ, когда он его отвергнет? На следующий день я снова зашел в редакцию.
- Где рассказ? - спросил я.
- В гранках, - сказал редактор.
- В каких таких гранках?
- Рассказ набран, мы его печатаем.
- Сколько я получу? - в волнении спросил я.
- Мы за рукописи не платим, - сказал он.
- Но газету-то вы продаете, - пытался я рассуждать логически.
- Продаем, но газета-то у нас еще совсем молодая, - объяснил он.
- Вы просите меня отдать вам рассказ даром, а сами берете за свою газету деньги, это как же?
Он засмеялся.
- Слушай, ты только начинаешь писать. Мы тебя напечатаем, читатели узнают тебя - разве этого мало?
- Но если рассказ хорош и вы его продаете читателям, значит, мне причитается часть денег, которые вы на нем заработаете, - настаивал я.
Редактор снова засмеялся, и я понял, что здорово его позабавил.
- Я дам тебе кое-что поценнее денег, - сказал он. - Я помогу тебе научиться писать.
Я остался доволен, хотя и считал, что меня надули.
- Когда вы напечатаете рассказ?
- Я разделил его на три части, - сказал он. - Первую напечатаем на этой неделе. А скажи-ка мне вот что, будешь вести у нас хронику? Плата построчная.
- Я работаю утром и вечером за три доллара в неделю, - сказал я.
- Да, такую работу бросать не стоит, - сказал он. - А что ты собираешься делать летом?
- Ничего.
- Зайди ко мне, когда будешь искать другую работу. И напиши еще несколько рассказов.
Через три дня ошарашенные ребята из нашего класса подошли ко мне с номером 'Южного вестника'.
- Неужели это ты написал? - спрашивали они.
- Я.
- Зачем?
- Захотелось.
- Откуда ты все это взял?
- Придумал.
- Не может быть, ты списал из какой-нибудь книжки.
- Тогда бы рассказ не напечатали.
- А зачем его напечатали?
- Чтобы люди читали.
- Кто тебе велел писать?
- Никто не велел.
- Так почему же ты его написал?
- Захотелось, - сказал я снова.
Они были убеждены, что я их обманываю. В школе мы не проходили литературу: такого предмета, как американская или негритянская литература, у нас сроду не было. Ребята не понимали, как это кому-то может прийти в голову написать рассказ, не понимали, почему я назвал его 'Пол-акра заколдованной Дьяволом земли'. Но еще меньше они были способны понять душевное состояние, которое побуждает человека писать. Они смотрели на меня новыми глазами, отчужденно, подозрительно. Я-то, сочиняя рассказ, надеялся стать им ближе - и вот непоправимо отдалился.
С домашними получилось и того хуже. Как-то утром бабушка вошла ко мне в комнату и села на край кровати.
- Ричард, что это ты такое написал в газете? - спросила она.
- Рассказ.
- Что за рассказ?
- Обыкновенный рассказ.
- Говорят, его печатали три раза.
- Это один рассказ, его просто разделили на три части.
- А о чем он?
