руку в карман и вытащил долларовую бумажку.
- Вот, возьми и купи себе поесть.
- Не надо, сэр, - сказал я.
- Что за чепуха, - сказал он, - тебе стыдно взять деньги? Какие глупости! Бери доллар и поешь.
С каждым его словом мне было все труднее взять доллар. Деньги были мне так нужны, но я не мог даже поднять глаза. Я хотел сказать что-нибудь, но язык точно прилип к гортани. Хоть бы этот янки отпустил меня! Я боялся его.
- Что же ты молчишь? - сказал он.
Вокруг нас высились горы товаров, белые покупатели и покупательницы ходили от прилавка к прилавку. Было лето, и на потолке крутился огромный электрический вентилятор. Я ждал, когда же белый наконец даст знак, что я могу идти.
- Ничего не понимаю, - прошептал он. - Сколько классов ты кончил?
- Девять, но, по существу, восемь, - ответил я. - Дело в том, что на уроках в девятом классе мы по большей части повторяли то, что прошли в восьмом.
Наступило молчание. Он не требовал от меня столь пространного объяснения, но я хотел заполнить словами пропасть, которая так откровенно зияла между нами, я говорил, чтобы вернуть наш фантастический разговор в привычное для южан русло. На самом-то деле разговор был совсем не фантастический - меня расспрашивали о моей жизни, но эти вопросы всколыхнули все мои тайные страхи. Белый янки и не подозревал, сколь опасны его слова. Иногда человеку бывает нелегко высказать что-то глубокое, ему самому неясное, ускользающее; но негру трудно говорить о вещах самых простых, ибо от них зависит его судьба. Например, человеку хочется выразить, почему его так привлекают звезды, но, когда он думает только о том, как бы заработать на кусок хлеба, этот кусок хлеба становится столь же важным, как и звезды.
К прилавку подошел еще один белый, и я вздохнул с облегчением.
- Так берешь доллар? - спросил янки.
- Нет, сэр, - прошептал я.
- Бог с тобой, не хочешь - не надо.
Он расписался в книге, убрал очки. Я положил книгу в сумку и направился к выходу, дрожа оттого, что белый знает, как я голодаю. С тех пор я старался с ним не встречаться. Когда я видел его, мне почему-то казалось, что он - мой враг, так как он знал, что я чувствую, а я мог считать себя в безопасности на Юге только при том условии, что мои чувства неведомы белым.
Однажды летним утром я стоял у раковины в углу и мыл очки, только что отполированные линзы, пол под ногами дрожал от работающих станков. Возле каждого стоял, согнувшись, белый. В окно слева светило солнце, мастика в его лучах казалась кроваво-красной, и в этой яркости было что-то тревожное, зловещее. Приближался полдень, и я уже мечтал, как буду есть бутерброды с котлетой и пакетик орехов - мои обычный обед. День этот ничем не отличался от всех других дней, которые я провел здесь, моя линзы, бегая по поручениям. Я был в ладу с этим миром - насколько может быть с ним в ладу черный парнишка, живущий на Юге среди белых.
Возможно, именно потому, что день этот ничем не выделялся в череде других таких же дней, он и сделался особенным, а может быть, белые, работавшие на станках, обалдели от тупой, однообразной работы и решили развлечься. Вдруг я услыхал шаги за спиной и обернулся. Рядом со мной стоял мистер Один - мастер, которому я непосредственно подчинялся. Он, улыбаясь, смотрел, как я стираю с линз наждачную пыль.
- Как делишки? - спросил он.
- Отлично, сэр! - ответил я с напускной веселостью, быстро войдя в роль 'славного парнишки-негра, такого добродушного и открытого с белыми', - эту роль я теперь играл с легкостью; правда, в душе я забеспокоился, что допустил оплошность и сейчас мне достанется.
Он все стоял и не говорил ни слова. Что ему надо? Обычно он так себя не вел; я хотел взглянуть на него, но боялся.
- Слушай, Ричард, как по-твоему, я тебе друг? - спросил он.
Вопрос таил столько опасности, что сразу на него ответить было нельзя. Я почти не знал мистера Олина и относился к нему, как относятся все негры на Юге к белым. Он приказывал, я отвечал: 'Да, сэр' - и исполнял приказание. А сейчас он ни с того ни с сего задает такой вопрос! Мне было отлично известно, что белые считают себя друзьями негров. Ища ответа, который бы ничего не значил, я улыбнулся.
- Ну так как, друг я тебе или нет? - настаивал он.
- Мне кажется, - ответил я, приближаясь к краю рва, разделявшего нас, я надеюсь, что друг.
- Ну, конечно, я тебе друг, - сказал он с чувством. Я продолжал тереть линзу, недоумевая, куда же он гнет. Во мне шевельнулось дурное предчувствие. - Я хочу тебе кое-что сказать.
- Да, сэр, - ответил я.
- Мы не хотим, чтобы ты попал в беду, - начал он. - Ты хороший парень и всем нам по душе.
- Да, сэр, - сказал я. - А что случилось?
- Будет несправедливо, если ты попадешь в беду, - продолжал он.
- Я что-нибудь не так сделал и кто-то мной недоволен? - спросил я, лихорадочно пытаясь припомнить все свои прошлые поступки и посмотреть на них глазами наших белых южан.
- Все может быть, - сказал он и многозначительно умолк. Потом закурил. - Ты Гаррисона знаешь?
Гаррисон был парнишка-негр моих лет, работал он через дорогу, и конкурирующей оптической мастерской. Мы с ним здоровались, иной раз остановимся на минуту поболтать, но ссориться - такого у нас сроду не было.
- Да, сэр, знаю.
- Так вот, остерегайся его, - сказал мистер Олин. - У него на тебя зуб.
- На меня? Почему?
- Прямо трясется, когда твое имя слышит. Что ты ему сделал?
Я забыл про линзы и не отрывал глаз от мистера Олина, стараясь его понять. Неужели это правда? Я не верил ни Олину, ни Гаррисону. Негры на Юге, имевшие работу, обычно были преданы своим белым хозяевам, понимая, что преданность - лучшее средство сохранить работу. Может быть, Гаррисон боится, что я мечу на его место? Кто мне друг - белый или негр?
- Ничего я ему не делал, - сказал я.
- Все равно остерегайся этого черномазого, - сказал мистер Один тихо и доверительно. - Недавно я вышел купить кока-колы, гляжу - у подъезда Гаррисон поджидает тебя с ножом. Спросил меня, когда ты спустишься. Я, говорит, с ним разделаюсь. Ты вроде как-то нехорошо обозвал его? Смотри, нам здесь не нужны драки и кровь.
Я все еще не верил белому, но подумал, что, может, Гаррисон действительно обиделся на меня за что- то.
- Надо мне с ним поговорить, - подумал я вслух.
- Нет, лучше не надо, - сказал мистер Олин. - Давай кто-нибудь из нас, белых, с ним поговорит.
- Да с чего все началось? - спросил я, веря и не веря.
- Просто он сказал мне, что проучит тебя, и уже наточил нож. Но ты не волнуйся, предоставь все мне.
Мистер Олин похлопал меня по плечу и пошел к своему станку. Я всегда уважал его, он был мастер - большое начальство, он мог приказать мне все что угодно. Зачем бы ему шутить со мной? Белые редко шутят с неграми. Значит, то, что он сказал, правда. Я расстроился. Мы, негры, работали с утра до ночи за несколько жалких грошей и потому были злые и всюду видели подвох. Может, Гаррисону и в самом деле что-то взбрело в его сумасшедшую башку. Есть я уже больше не хотел. Надо что-то делать. Белый нарушил лад между мной и миром, которого я добивался с таким трудом, пока он не восстановится, я не буду чувствовать себя в безопасности. Да, я пойду к Гаррисону и открыто спрошу, в чем дело, что я такого сказал, почему он обиделся. Гаррисон, как и я, черный; не буду обращать внимания на предостережение белого и поговорю напрямик с парнем того же цвета кожи, что у меня.
В обед я перешел улицу, вошел в подъезд и разыскал Гаррисона - он сидел на ящике в подвале, ел бутерброд и читал дешевый журнал. При виде меня он сунул руку в карман, блеснул его холодный, настороженный взгляд.
