Суворов отправил пленных к 'Ивашке' как первые трофеи.
С одной стороны, он был недоволен: турки уже знали, что русские войска стоят у самого Дуная, - стало быть, готовятся к делу. Вся неожиданность, внезапность удара пропала. Да и прошло намеченное время для переправы - уже наступил день.
Но, с другой стороны, Суворов был доволен: первая стычка окончилась полным поражением врага. Он знал суеверие турок: если при первой встрече с противником турки бывали побиты, они считали, что все их дело погибло и что им суждено быть побитыми и в дальнейшем.
Суворов решил не откладывать поиска, а произвести его в эту же ночь.
– Сегодня турки нас не ждут, а мы и нагрянем! - И он написал Салтыкову: 'На здешней стороне мы уже их побили!'
V
Атака будет ночью, с храбростию
и фурией российских солдат.
Диспозиция
Грузные меланхоличные волы медленно тащились по дороге, подымая облака пыли.
Астраханцы, двигавшиеся сзади двумя колоннами, посерели от пыли. Особенно доставалось головной 1-й роте, которая шла непосредственно за фурами. Пыль набивалась в глаза, рот и нос, в горле пересыхало. Солдаты чихали и поминутно сморкались. Но делать было нечего - волов пустили вперед нарочно, чтобы ввести в заблуждение турок: глядя издали, с высокого правого берега Дуная, можно было подумать, что от Ольтениц к реке движется в вечерних сумерках огромное войско.
На самом же деле за обывательскими фурами шло всего-навсего пятьсот человек - все, что осталось в Астраханском пехотном полку после того, как из него были наряжены люди в гребцы и выделена рота для охраны десанта.
Фуры тащились порожнем - перевозить лодки к Дунаю сухим путем уже не было надобности: турки, после неудачного набега, отвели к своим берегам судно, которое держало под обстрелом устье Аржиса. Теперь Суворов мог спокойно спустить двадцать косных лодок по Аржису до самого места переправы.
Когда подошли к берегу, пехоту укрыли в прибрежных кустах и тростнике. Солдаты облегченно вздохнули.
Они протирали глаза, вытирали рукавами, платками, полами мундира - кто чем мог - запыленные лица.
Воронов, как мушкатер 1-й роты, запылился в дороге основательно. Он встряхнул свой мундир, вытер рубашкой грязное лицо и сидел, ожидая наступления темноты;
Суворов выбрал для поиска самое необычное время - ночь, чтобы скрыть от турок малочисленность своего отряда.
1-я рота расположилась в кустах. Солдаты отдыхали, жевали сухари, некоторые уже дремали. Воронову спать не хотелось. Он смотрел, как по берегу бегает неутомимый генерал-майор.
Суворов сильно похудел за эти дни, глаза у него ввалились, но никто не видал, чтобы генерал-майор хоть минутку посидел без дела.
В диспозиции, которую сегодня несколько раз читали отряду, было точно указано, что делать каждому. Но Суворов хотел во что бы то ни стало вырвать победу у турок и потому не жалел сил на подготовку поиска.
Вот на берег, глубоко увязая в песке колесами, въехали пушки. Суворов засуетился возле них. Он сам выбирал место для пушек. Когда же одна из них как-то больше других застряла в песке и лошади не могли взять ее с места, Суворов первым подскочил к пушке и схватился за колесо. Но подбежали артиллеристы, и усатый канонир сказал с улыбкой:
– Не извольте марать руки, ваше превосходительство. Это мы враз!
Установив орудия, Суворов поговорил с подполковником князем Мещерским.
Мещерский только вчера прибыл из Букареста с последними эскадронами астраханских карабинеров. Суворов совершенно не знал Мещерского и потому оставил его прикрывать переправу и не допускать турок на русский берег. Суворов указывал Мещерскому, где и как лучше расположить конницу.
И весь этот вечер небольшая фигурка генерал-майора, в пропыленном мундире, с треуголкой в руке, мелькала то тут, то там.
Наконец стемнело. К берегу неслышно подплыли лодки, благополучно вышедшие из Аржиса в Дунай.
Суворов приказал начать амбаркацию.
Втихомолку, без барабанов, подняли роты. Как было указано в диспозиции, на лодки сажали только пехоту. Казаки и карабинеры пока оставались на месте. Астраханцы, которых Суворов вчера заставил два раза произвести пробную посадку, быстро, без излишней толчеи, расселись по местам.
Турецкие батареи стояли против устья Аржиса. Суворов же переправлялся ниже, верстах в трех, где Дунай всего триста сажен в ширину и где на правом берегу расположены только два турецких пикета.
Воронов попал во вторую лодку.
Хотя старались не делать лишнего шума, но все-таки невозможно было вовсе уберечься от него: то кто-нибудь, оступившись в темноте, ударял прикладом ружья о лодку, то гребец неловко задевал шестом сходню.
В лодках приказано было сидеть тихо, не разговаривать и не высекать огня. Двадцать лодок плыли одна за другой. Все с тревогой поглядывали на темный молчаливый правый берег. Днем он, покрытый дикими розами и терновником, был чрезвычайно живописен, а теперь, в полутьме, возвышался как грозная, страшная стена. Подплыть совершенно незаметно к нему было, конечно, невозможно - на воде хорошо различались силуэты лодок.
Воронов сидел и думал, как все:
'Скоро ли заметят нас басурманы?'
Лодки уже выплывали на середину реки.
Все еще пристальнее вглядывались в высокий, поросший кустами и лесом турецкий берег. Глаза выискивали притаившегося в этой темноте коварного врага. Но, как ни напрягали зрение, нельзя было увидеть на правом берегу никакой тревоги.
– Неужто не заметят, проспят? - наклоняясь к Воронову, сказал шепотом Клюшников.
И вдруг просвистела первая пуля. За ней полетели десятки. Началась беспорядочная стрельба.
Стреляли с обоих турецких пикетов. Солдаты крестились, снимая треуголки. Немного погодя на высоком берегу блеснул огонек, и над Дунаем прокатился гром - турецкая батарея стреляла по десанту.
Гребцы налегли на весла.
Князь Мещерский отвечал туркам со своего берега. Турки продолжали стрелять по лодкам, но безрезультатно: они стреляли в темноте и с большого расстояния - ядра не долетали до лодок.
Быстрое течение Дуная сносило лодки вниз. Наконец лодки благополучно пристали к берегу, на версту ниже назначенного места. Солдаты, один за другим, прыгали на берег. Клюшников оступился и упал по пояс в воду.
– Ружье береги! - крикнул откуда-то знакомый голос генерал-майора.
В несколько минут астраханцы высадились на турецкий берег. Построились, как было указано в диспозиции, в два каре. Первая колонна под командой полковника Батурина, вторая - подполковника Мауринова. Резерв вел майор Ребок. Впереди рассыпались стрелки.
Не успели пройти и десятка сажен, как стрелки наткнулись на неприятеля. Защелкали выстрелы. Турецкий пикет был мгновенно опрокинут и бежал к своим лагерям. В темноте только трещали кусты да сыпалась из-под ног земля. Миновали место второго турецкого пикета. У догоравшего костра валялась чалма, лежал оставленный ятаган.
Здесь Суворов разделил отряд: Мауринова с его колонной отправил налево к лагерю паши, перед которым стояла батарея, а сам с колонной Батурина двинулся вдоль берега. Суворов заходил во фланг турецкой батарее, защищавшей центральный лагерь.
В турецком лагере слышались крики. Очевидно, турки узнали о переправе русских.
Солдаты, ободренные благополучной переправой и первыми успехами, весело переговаривались:
– Ишь, загудел улей…
– Паше спать помешали!
– А у них, брат, жен у каждого - по десяти… Астраханцы шли в темноте через рытвины, промоины, овраги, продирались сквозь кусты, то спускались вниз, то подымались наверх.
Подошли к крутизне, на которой стояла четырехпушечная батарея. Шутки смолкли: все знали-турки за прикрытием всегда дерутся ожесточеннее, чем в поле.
Когда первые ряды астраханцев вышли из кустов и стали подыматься на обрыв, турки засыпали их пулями. Грохнул залп из четырех орудий.
В колонне сразу повалилось больше десятка людей.
Клюшников, шедший рядом с Вороновым, вдруг присел, схватившись за ногу.
Но астраханцы мужественно выдержали огонь. Вот когда на деле пригодились сквозные суворовские атаки.
Астраханцы бросились на крутизну. Воронов, цепляясь за кусты и ежесекундно скользя, карабкался вместе со всеми наверх. Впереди, сзади, с боков только и слышались запыхавшиеся, торопливые голоса:
– Живее, живее!
– Пошел скорей!
Все спешили на гору. Люди падали, катились вниз, вставали и снова продолжали лезть наверх.
Воронов зацепился за какие-то корни и растянулся. Кто-то в темноте наткнулся на него, выругался и, перешагнув, побежал дальше. Воронов вскочил. Передние ряды астраханцев уже прорвались на высокий бруствер, которым была обнесена батарея.
Впереди, в толпе, Воронов на мгновение увидел знакомую фигуру Суворова.
