Это была одна неутешительная выкладка, которой принц занимался несколько раз в день.
Но была и другая, не менее важная: а сколько же генерал Сувара может взять с собой солдат из своей 3-й дивизии? Ведь ему нужно оставить заслон, чтобы обеспечить себе тыл. У него пять пехотных полков и восемь кавалерийских, стало быть, всего тысяч десять. А оставить нужно не менее пяти тысяч.
Тогда сразу выяснилось главное: количество союзных войск -восемнадцать тысяч австрийцев и пять тысяч, русских. Это всего-навсего двадцать три тысячи. А у Осман-паши, по сведениям лазутчиков, тридцать тысяч человек. Но ведь как точно сосчитать эти дикие толпы янычар? Если официально их тридцать тысяч, значит, на самом деле там много больше.
Получалась никуда не годная арифметика.
В такие минуты принц Кобургский невольно вспоминал, что говорилось в Вене об этом генерале Сувара.
При Козлуджи у Абдул-Резака было сорок тысяч человек, а у Сувара, рассказывают, не насчитывалось и десяти. Тот же значительный перевес был у турок и при Туртукае. И в обоих случаях генерал Сувара разбил турок наголову.
'Нет, без русских будет плохо!'
Принц шагнул к кровати, но в это время полог палатки откинулся, и в дверях стал любимый адъютант принца майор Траутмансдорф. Всегда спокойный, невозмутимый, он был чем-то взволнован. Или, может быть, быстро бежал майор секунду не мог сказать ни слова.
– Что такое? - с тревогой спросил принц.
– Ваша светлость, русские пришли! - выпалил майор.
Принцу показалось, что он ослышался.
– Кто? Кто пришел?
– Генерал Сувара уже здесь.
– Этого быть не может!
– Его полки уже становятся к нашему левому крылу. Вот послушайте!
Майор откинул полог палатки, приглашая принца выйти на воздух. Принц шагнул из палатки.
Был тихий и теплый июльский вечер. Австрийский лагерь уже затихал. И в этот привычный шум затихающего, уже наполовину спящего лагеря вошли какие-то новые, посторонние звуки.
– Значит, это правда. Пятьдесят верст в сутки! Это непостижимо, невозможно!
Принц взглянул на майора. На лице адъютанта было такое же восхищение.
– Очень хорошо. Ай да генерал Сувара! Ну, пусть отдыхают!
И принц Кобургский спокойно лег спать.
Суворов встал, как всегда, - с солнцем. Он осмотрел берега реки Тротуш, через которую приходилось переправляться. Река была неширока, но с быстрым течением и обрывистыми берегами. Суворов наметил места, в которых нужно наводить мосты, и вернулся к себе в лагерь.
К лагерю то и дело подходили отставшие по пути из Бырлада пехотинцы. Дорога была тяжелая, шли быстро - даже на привале генерал-аншеф не разрешал разбивать палатки.
Апшеронцы и смоленцы, издавна знакомые с суворовским маршем, почти не имели отсталых. Но в Ростовском не привыкли к таким переходам и по дороге присаживались по двое, по трое отдохнуть. Когда капралы старались поднять отстающих угрозами, Суворов кричал, подъезжая:
– Оставь! Пусть отдыхают. Не бойся - подойдут, не подведут. К бою поспеют. Ступай, ступай! - гнал он капрала. - Голова хвоста не ждет!
И он был прав: отставшие в пути старались изо всех сил нагнать ушедших вперед товарищей. И постепенно подтягивались к своим.
После утренней молитвы и каши Суворов приказал строить мосты через Тротуш.
Дальше Суворову полагалось бы явиться к принцу Кобургскому: начальник австрийского отряда был, как-никак, старший в чине, но Суворов боялся встречи с ним.
Еще в Семилетнюю войну он хорошо изучил австрийские штабы и австрийских генералов. Суворов помнил их традиционную медлительность и нерешительность и их слепую приверженность линейной тактике, которой он вовсе не признавал. Тем более она была неуместна в войне с турками. Турок надо устрашать, изумлять, не давать им одуматься. Австрийцы всегда были склонны к обороне, к хитрым маневрам, а Суворов признавал только натиск, быструю, неожиданную атаку.
Суворов знал, что стоит ему встретиться с принцем, как у них тотчас же пойдут споры. Принц, конечно же, не согласится с его дерзкой мыслью ударить на численно превосходящего их противника. Принц, чего доброго, начнет представлять резоны, что у союзников меньше войск, чем у турок, и так далее. И пока Суворов будет с ними препираться, Осман-паша нагрянет со своими спагами и янычарами и сомнет спорщиков.
Суворов решил как-либо уклониться от разговоров с принцем. Он знал, что уже с некоторых пор за ним утвердилась в армии и в Петербурге при дворе распространяемая его врагами и завистниками слава 'чудака'. Офицеры из штаба графа Румянцева тогда же разнесли по всей армии его двустишие, которым он рапортовал главнокомандующему о взятии Туртукая.
Каменский, обозленный тем, что Суворов у него на глазах разбил Абдул-Резака при Козлуджи, насплетничал - всюду уверял, что Суворов не столько талантлив, сколько счастлив.
Эти же слова говорили и в штабе Потемкина. Нет сомнения, что все эти сплетни докатились и до австрийского гофкригсрата и, вероятно, принц Кобургский заранее считает Суворова чудаком. Адъютант принца, этот долговязый майор, который позавчера прискакал с письмом к Суворову, небось, прежде всего расписал Кобургу то, в каком виде он застал генерал-аншефа.
И теперь Суворов решил воспользоваться этой своей необычной славой.
'Пусть считают меня чудаком, кем угодно, но я своего добьюсь: и в этот раз турки будут разбиты!'
…Принц Кобургский проснулся раньше обычного - в девятом часу утра. И первой его мыслью было: что делают русские, сколько их и как себя чувствует после такого утомительного перехода генерал Сувара?
Принц позвонил.
Камердинер, тотчас же вошедший в палатку, ответил на большинство этих вопросов.
Весь австрийский лагерь уже знал, что у русских семь тысяч человек и что они строят три моста через реку Тротуш.
Все было не только хорошо, все было превосходно - этот удивительный генерал Сувара в одни сутки прошел с дивизией такое расстояние, какое австрийская дивизия прошла бы в четыре. И он оставил при тяжелом обозе в Бырладе не пять тысяч, как думал принц, а всего только три. Значит, у союзников уже было двадцать пять тысяч человек.
Одно было странно и непонятно в действиях генерала Сувара: зачем он строит мосты? Неужели он, вопреки основам линейной тактики, хочет покинуть выгодную позицию? Принц Кобургский считал, что если бы на реке Тротуш были мосты, их следовало бы уничтожить, а не строить новые.
Принц Кобургский решил поговорить об этом с генерал-аншефом Сувара, а пока, в прекрасном настроении, начал свой день. Он не спеша умылся, оделся, напился кофе и только тогда отправил майора Траутмансдорфа к генералу Сувара приветствовать его с благополучным прибытием и узнать, когда генерал Сувара пожалует к нему договориться о совместных действиях против турок.
…Суворов уже отобедал - обедал он всегда в восемь часов утра, когда к его палатке подъехал майор Траутмансдорф.
'Конечно, звать на совет! - догадался Суворов. - Нужно как-либо уклониться от этого'. Суворов думал недолго.
– Прошка, бритву и мыло! Живо! - крикнул он. Ленивый Прошка, который с годами начинал все больше вступать с барином в споры и грубить ему, недовольно буркнул:
– Да вы же давеча брились!
– Не рассуждай! Давай живее! - вспыхнул Суворов. Пока мешковатый Прошка достал бритву, Суворов сам схватил кисточку и мыло, плеснул в чашку воды и стал густо намыливать себе щеки и подбородок.
–Меньше брей, больше намыливай!-шепнул, он Прошке. - Проси! обернулся Суворов к адъютанту.
Майора Траутмансдорфа уже не смутила одежда русского генерала. Майор передал приветствие генерал-аншефу Сувара от его высочества принца Фридриха-Иосии Кобург-Заальфельда, поздравил с благополучным и столь быстрым прибытием и приглашал приехать к принцу обсудить диспозицию. А сам с любопытством смотрел вокруг.
В палатке стояли простой некрашеный стол да один складной стул, на котором сидел генерал.
У майора Траутмансдорфа, и то обстановка была лучше, чем у русского генерала.
Генерал Сувара сидел к входу спиной. Он чуть поворотился к майору щека и подбородок были густо намылены-и сказал:
– Спасибо! Хорошо!
Кивнул Траутмансдорфу и снова обернулся к толстоносому неопрятному солдату, который не спеша стал намыливать щеки генерала.
Траутмансдорф постоял секунду, а потом звякнул шпорами и, поклонившись худой спине генерала Сувара, покрытой грубым полотенцем, удалился в крайнем недоумении.
Как только он дал шпоры коню, Суворов вскочил с места.
– Фу, австрияк проклятый! Торчит над душой! - рассмеялся он и начал смывать с лица мыльную пену.
Один раз сошло благополучно. Но впереди - весь длинный летний день. Пока солдаты сделают мосты, принц, конечно, еще не раз пришлет своего щеголеватого адъютанта.
'Какой бы предлог придумать еще, чтобы не ехать к Кобургу?'
…Принц с нетерпением ждал, когда вернется Траугмансдорф.
Наконец адъютант возвратился. На невозмутимом лице чрезвычайно выдержанного и вместе с тем расторопного, исполнительного майора было написано смущение. В глазах стоял смех.
Брови принца поехали к самому парику.
– Что случилось?
Траутмансдорф, слегка улыбаясь - было невозможно оставаться серьезным, - передал в двух словах о своем посещении генерала Сувара.
– Старик, вероятно, только что встал. Мы помешали. Ведь он сделал за сутки пятьдесят верст! - снисходительно сказал принц Кобургский, оправдывая
