Но сегодня все как-то складывается против Суворова. Сначала это нелепая путаница с местом переправы.
Потеряли несколько дорогих, драгоценных часов. Затем несчастье с мостом. Теперь придется ждать, пока на таком сильном течении через разлившуюся, как весной, реку понтонеры снова наведут мост, пока солдаты починят дорогу через луг, чтобы можно было провезти пушки и повозки.
И в довершение ко всему этот ливень, редкостный, небывалый в Молдавии в сентябре. Сентябрь здесь обычно - самый лучший месяц в году: ясный, безоблачный. А вот нате вам… Проклятый ливень вконец испортил дорогу, измучил бедных солдат.
Суворов не находил себе места. Поглощенный своими неприятными мыслями, он забыл о лихорадке. И странное дело - здесь, под проливным дождем, на ветру, озябший, вымокший до нитки, Суворов чувствовал себя здоровым: от волнения лихорадка совершенно прошла.
Суворов велел дежурному майору исправить за ночь дорогу через луг. Из каждого полка отрядили людей рубить фашинник. Казаков разослали по окрестным деревням собрать молдаван с лошадьми и каруцами возить песок.
Работы до утра хватало.
Сдать все на этого австрийского капитана-понтонера, у которого затряслись губы, когда он увидал, что с его мостом сделала река, Суворов не мог. И он не мог сидеть сложа руки, когда кругом было столько дела. Он не мог бы спокойно уснуть, не будучи уверенным в том, что к завтрашнему дню все будет готово.
Суворов только пересел на свежую лошадь и закутался в сухой плащ, который дал ему вестовой. До самого утра он наблюдал за работой солдат и молдаван, толпами сходившихся и съезжавшихся к реке гатить дорогу.
…Башилов, наряженный вчера вместе с другими апшеронцами на работу, разбудил Огнева, который лежал, свернувшись калачиком, у межи.
– Вставай, дядя Илья, погрейся!
Башилов держал манерку с кипятком. Огнев поднялся.
Солнце только что взошло. Было тихо и безоблачно. Лишь глубокие борозды в песке, спускавшиеся вниз, к лугу, напоминали о вчерашнем ливне, да от сырости, от спанья в мокрой одежде ныло тело. Шаровары и кафтан были еще влажные, пахли прелью.
Весело трещали костры. Люди сушили одежду, чистились, грели кипяток. Все повеселели.
– Ну, как управились? - спросил Огнев подымаясь.
– Починили. Навалили фашиннику, насыпали песку. Да ты пей, Илья Миколаевич,- говорил Башилов, подавая Огневу кружку,- грейся!
Зыбин проснулся сам. Он моргал красными, невыспавшимися глазами и, потягиваясь и зевая, говорил:
– До чего сладко спать на брюхе, спиной прикрывшись!
В это время с пригорка проехал окруженный офицерами генерал Суворов.
– Уже встал, - кивнул на него Огнев.
– Какое там встал. Он и не ложился, сердешный. Так с нами цельную ночку и коротал. И с коня не слезал, все смотрел за работой да указывал,отвечал Башилов.
III
Пока вестовой и Прошка разбивали для Суворова палатку, он отослал принцу Кобургскому письмо:
Я пришел и, чтобы показать это туркам, думаю атаковать их через несколько часов.
Наконец-таки, перейдя через реку Серет, русские к полудню 10 сентября 1789 года дошли до австрийцев.
Когда австрийские ведеты увидали казаков, они были вне себя от радости.
– Русские идут! Генерал-вперед пришел! Мы спасены! - понеслось по лагерю.
Как и при Фокшанах, русские примкнули к левому флангу австрийцев.
Австрийский лагерь стоял на реке Мильке.
– Гляди, опять река. Сколько их тут, прости господи! - удивлялись солдаты.
– А летом, поди, ручейка не сыщешь!…
– Турки, сказывают, уже два дня налетают…
– Пугают.
– Вот мы их ужо попугаем!
Третий день русские войска не отдыхали по-настоящему. Став на место, солдаты быстро разбили палатки, и каждый занялся своим делом. Кто в прошлую ночь был наряжен на работу и не спал, поскорее завалился спать. Любители покушать, стосковавшиеся по свежей кашице, развели костры. А большинство сушили и чистили забрызганные грязью измятые кафтаны и шаровары и приводили в порядок амуницию и оружие. Кавалеристы чистили лошадей, кое-кто уже точил саблю.
Отослав записку принцу, Суворов, прихрамывая, пошел в палатку. Казаки постарались для своего генерала - притащили в палатку добрый воз сена.
Суворов сбросил сапоги, снял каску и кафтан и с удовольствием растянулся на свежем сене. Так хорошо было бы сейчас заснуть: ведь он не спал уже три ночи подряд, но еще надо было договориться с принцем, осмотреть турецкое расположение и составить диспозицию к завтрашнему бою.
Суворов решил завтра же ударить на турок, чтобы ошеломить их. Он шел три ночи и два дня. Шел большею частью проселочными дорогами - чтобы турки не узнали о его продвижении.
Суворов ждал принца. Он разложил на сене карту и старался представить себе, какую позицию выбрал великий визирь.
Долго ждать принца не пришлось. Вдали послышались крики 'ура'. Суворов сунул руки в рукава кафтана и стал натягивать на больную ногу еще недостаточно просохший сапог.
Суворов успел одеться и выйти навстречу принцу, который, подъехав к палатке, легко спрыгнул со своего кровного серого жеребца.
– Ваше высокопревосходительство, как я рад! - кинулся он к Суворову.
Суворов с удовольствием обнял его и поцеловал в обе щеки.
– Здравствуйте, ваше высочество! Вот мы и снова вместе.
– Простите, что произошло недоразумение с этим мостом. Я не думал, что вы пойдете по столь скверной дороге.
– Некогда выбирать. Скверная, да верная. Самая короткая, - сказал Суворов, откидывая полотнище палатки и пропуская принца вперед.
Кобургский шагнул в пустую палатку. Он уже достаточно знал генерала Сувара и не удивлялся его спартанскому образу жизни.
Приминая сено, они расположились возле карты.
– Ваше высочество уверены, что визирь здесь со всем войском? - спросил Суворов.
– Так говорят лазутчики. Да и по кострам ночью видно.
– Нужно, не теряя времени, ударить. Визирь ждет подкреплений.
– Какие же еще подкрепления? - пожал плечами Кобургский. - Ведь у него и так больше ста тысяч человек!
– Тем лучше - сразу отделаемся от всех! - уверенно заявил Суворов.
– Но, мой друг…- запнулся принц. От волнения он даже встал.
– Чем больше турок, тем больше у них беспорядка! - выпалил Суворов.
– Но ведь их вчетверо больше! - подчеркнул Кобургский.
– А хоть бы и вдесятеро! Все же их не столько, чтобы затмить нам солнце! - твердо сказал Суворов, глядя снизу вверх на высокого собеседника.
– Я проезжал по лагерю, видел: русские войска изнурены походом. Вы так быстро шли - в дождь, в бурю, без ночлегов. Солдатам нужен отдых!
Суворов мельком взглянул на принца: умный, хороший человек, да опять, кажется, струсил. Опять заговорила линейная тактика: как же тут идти на басурман, если по всем ее правилам нужно отступать!
'Ретирада на уме. Придется снова ошеломить его',- подумал Суворов.
– Ежели ваше высочество не согласны атаковать визиря, я атакую один! решительно сказал Суворов и, прихрамывая, пошел к выходу.- Эй, братец, коня! - высунувшись из палатки, крикнул он вестовому.
Суворов надел каску, положил в карман карту и обернулся к принцу.
Кобургский стоял, в раздумье перекусывая зубами травинку.
– Простите, ваше высочество, но я должен ехать.
Хочу сам посмотреть турецкое расположение,- объяснил свой отъезд Суворов и вышел из палатки. Принц пошел вслед за ним. Суворов легко вскочил на коня и поехал. Адъютант хотел было нарядить эскадрон для охраны генерала, но Суворов недовольно замахал рукой.
– Не надо, помилуй бог! Пусть урядник и двое казаков!
Принц медленно шел к своему долговязому адъютанту, стоявшему в сторонке, и думал о генерале Сувара:
'Удивительный человек! Великий полководец! Он и с семью своими тысячами разобьет сто тысяч визиря…
– Что же мне делать?'
IV
Суворов осторожно подъехал с казаками к самой Рымне. Лагерь союзников остался далеко позади. Тут уже из-за каждого куста мог выскочить янычар.
Прислушались, осмотрели ближайшие кусты - вблизи, на этом берегу, никого не было.
Суворов спешился в кустах и пошел с урядником и казаком к дубкам, росшим на самой круче. Внизу, под обрывом, пенилась грязно-желтая после
