— Мо-о-жешь не беспоко-о-иться, — пропел-прошипел коммуникатор Ллеаа. — Увидишь, из-за нашего непро-о-шеного го-о-стя эскадрилья два-восемь вернется к Кризи еще не ско-о-ро. Вопрос лишь в том, будут ли приятными эти ка-а-никулы.
И тут, заслонив блеск разноцветных созвездий, темная тень внезапно выросла перед истребителями. Это был сбросивший защитное поле имперский 'Донжон' тяжелый патрульный крейсер класса 'В'.
— Рра ир аа-гкх ур-Роо! Заглушите двигатели и сдайтесь, или будете уничтожены!
Эвинд сморщился — от низкого рыка патрульного завибрировало в голове. Отличная идея — давить нарушителю на нервы громкостью и частотой звука, но зачем же забираться на самый предел слышимости?..
— Тихо, патруль, тихо! Не надо никого уничтожать. Этот раан сдался, он с нами.
— И вы решили, что вам выпишут за него премию? Я сто семь четырнадцать, штаб-крейсер обороны сектора. Неопознанное соединение, назовите себя!
— Эскадрилья девять четыре нуля 'гамма' два-восемь, приписана к зоне безопасности базы Кризи. Командир — секунд-лейтенант Шад Эвинд,
— Почему покинули зону приписки?
Кому-нибудь другому, может, и стоило бы изложить все по порядку. Но только не этому патрульному. Навидался Эвинд таких за три года своей службы непрошибаемо самоуверенных тыловиков, не нюхавших боя, но исполненных презрения и даже враждебности ко всем, кто ниже их по званию. Фронтовику нечего и думать договориться с ними по-хорошему — этих разжиревших в тепле и безопасности крыс нужно с ходу глушить упоминаниями своих знакомств с их непосредственным начальством. Какими они тогда становятся любезными, куда только девается их спесь и высокомерие.
— Мы должны доставить этого пленного к начальнику отдела имперской стратегической разведки, — сказал секунд-лейтенант как можно более жестко. — Ясно вам, штаб-крейсер?
В эфире повисла пауза — коротенькая, всего на несколько мгновений, будто патрульный внимательно изучал на своих экранах дерзкую букашку, решая, что с ней делать: то ли раздавить без пощады, то ли премировать за нахальство.
— К начальнику отдела стратегической разведки? — повторил с 'Донжона' уже какой-то другой человек. — Да, секунд-лейтенант, конечно, ясно. Поднимайтесь на борт, мы доставим вас по назначению.
Легкий холодок прокатился по позвоночнику Эвинда. Кажется, его проделка может обойтись намного дороже, чем он предполагал.
— Спасибо за гостеприимство, сто семь четырнадцать, но прежде подождите, пока мы доложим о своем…
— Поднимайтесь на борт, я сказал! — В голосе патрульного явственно зазвучал металл, — Или мне взять вас в доки насильно?
Ни один из троих пилотов эскадрильи не нарушил молчания, но их командир почти физически чувствовал напряжение, охватившее его людей.
— Подчиняюсь, сто семь четырнадцать, — после мига молчания сказал Эвинд. — Укажите номер причала.
— Заходите с левого борта, — бросил патрульный, — Четвертый док.
Пользуясь притяжением массивной туши крейсера, Эвинд развернул свой истребитель красивым 'винтом'. От сердца немного отлегло. По крайней мере, им позволили приблизиться своим ходом, а не на принудительной тяге — это хороший знак.
Это были даже не слова — бледная тень мысли где-то на самой периферии восприятия. Даже отпечатка личности не различить… хотя кому, кроме ра-анского беглеца, мог принадлежать этот нелепый отсчет?
Эвинд различил тускло подсвеченный зев причального дока, распахивающийся в броне крейсера, и отработанным приемом послал катер внутрь, а в душе остался какой-то неприятный осадок, глупая необъяснимая тревога. Почему осталось всего девятнадцать галачасов? До чего?
Бронированная плита гильотиной отсекла чистый холод космоса и сияние звезд за бортом. Вход закрылся, шлюз начал медленно наполняться воздухом.
Четыре истребителя и раанский челнок, обессилев от разом навалившейся тяжести, причудливыми птицами сидели на полу черно-синего, цветов имперского герба, причального дока. Эвинд проверил еще раз — воздух, температура, тяготение, излучение в норме — и прикрыл глаза, начиная разрыв.
Сперва исчезла возможность слышать мысли друзей, отказала способность воспринимать окружающее прямо сквозь 'поры кожи', затем погасло зрение во всех видах спектра, пропала чудесная легкость движений, быстрота и ловкость, ощущение своей неуязвимости. Остался лишь крошечный, неуклюжий, голый кусочек человеческой плоти в уснувшей машине с отключенной системой контроля.
Эвинд глубоко вздохнул и освободил голову из шлема. Разъединение всегда было шоком, но командир эскадрильи умел стряхивать его гораздо быстрее своих подчиненных и товарищей. Возможно, потому, что почти никогда не забывал: он человек, а не звездолет-истребитель.
Остальная тройка пилотов медленно выбралась из кабин, неловко переступая ногами в тяжелых ботинках и щуря отвыкшие от искусственного освещения глаза. Эвинд зажмурился тоже. Света было в самом деле много — слишком много. Несколько десятков прожекторов заливали посадочное поле режущим беспощадным сиянием, и обострившимся за три галагода боев чутьем воина Эвинд угадал за ними наведенные на остатки его эскадрильи стволы автоматических орудий.
Какие-то люди с отливающими красноватой медью оружейными поясами оттеснили Эвинда и его пилотов в сторону. Мимо пробежала группа солдат в тяжелой противоударной броне, с лицами, скрытыми одинаковыми масками. Они окружили раанский челнок, замерли в три ряда — лежа, на колене, стоя в полный рост напряженно держа чужого на прицеле.
— Эр АА! — скомандовал усиленный в десятки раз голос, — Выходи!
Медленно-медленно в теле раанского кораблика появилась трещина. Это и вправду походило на освобождение из кокона. Безобразные короткие крылья отодвинулись назад, лицевая часть корпуса будто раскололась пополам, раскрутив вперед гибкий оранжевый лепесток трапа. Пилотское кресло распрямилось, поднимая навстречу прожекторам худощавую, невысокую фигуру с ниспадающими на плечи и спину густыми темно-каштановыми волосами.
Это в самом деле был человек, не крокодилоподобная рептилия раан, совсем молодой, на год или два старше Эвинда. Кожа его казалась мертвенно-бледной, точно полностью лишенная пигмента, комбинезон из выложенной роговыми чешуйками грубой сине-серой кожи был спереди сплошь разодран и залит кровью. Если бы не опора лотка пилотского кресла, раненый не смог бы стоять на ногах.
Обведенными темными кругами глазами юноша отыскал в отряде штурмовиков старшего.
— Свяжитесь с полковником Сойн Морианом, — негромким, чуть хрипловатым голосом сказал он. — Передайте ему: здесь Дон Аньо из Эр-Раан, и я выполнил его задание.
Ничем не показав, что услышал слова Аньо, командир штурмовиков резко кивнул своим подчиненным. Двое в броне качнулись вперед, на плечах у них вскинулись тяжелые излучатели. Аньо охнул, начал оседать, но тугая прозрачная раковина удерживающего поля захлопнулась вокруг него. Не ослабляя давления, тюремщики синхронно зашагали прочь из дока, и пленник двинулся между ними, беспомощно зависнув в полпальпе от пола. Все внутренние процессы остановились для него в коконе удерживающего поля, он не мог сейчас ничего, даже умереть. И все же Эвинду показалось, что взгляд пленника прикован к нему, что Аньо немигающими прозрачными глазами пронизывает его насквозь. 'Что ты наделал, секунд- лейтенант? Я доверился тебе, я просил тебя самого довести дело до конца, а ты предал меня. Ты предал свою расу, секунд-лейтенант. Ты предал Империю'.
Кто-то положил руку на плечо Эвинда:
— Теперь ваша очередь, секунд-лейтенант. Следуйте за нами.
Сканирующая камера зафиксировала отсутствие скрытого оружия, сигнал микромаячка- идентификатора, вживленного в ладонь каждого имперского служащего, отпечатки пальцев, голос, рисунок сетчатки глаза, код ДНК, после чего Эвинд оказался под прицелом у двоих людей в доспехах, перетянутых темно-рыжими оружейными поясами: служба имперской безопасности, контрразведка, секретная полиция,
