Рапопорт Виталий
Как и почему
Виталий Рапопорт
Как и почему
Глава 1: происшествие в центральных банях
Один из самых привлекательных способов времяпровождения в Москве - это пребывание в парной бане. Так, по крайности, было в мое время. У каждого уважающего себя жителя столицы была своя, излюбленная баня, к которой он был привязан ничуть не меньше, чем к избранной в детстве и на всю жизнь футбольной команде. Одни были патриотами Сандунов, другие клялись и божились Центральными банями, третьи готовы были всякую минуту отстаивать честь других заведений - Астраханских, Краснопресненских и прочих. Споры москвичей о сравнительных достоинствах этих мест отдохновения всегда были яростными и непримиримыми.
- Я и слышать не хочу про ваши Центральные, дешевый шик, больше ничего. Другое дело у нас в Сандунах. Стоит только взглянуть на отделанные добрым деревом кабинки, как душа начинает отмокать.
- Ну, дела! Человек в баню ходит из-за кабинок! Ты в парную хоть раз заглядывал? Там же дышать нечем! То ли дело у нас в Центральных. Парилка огромная, мощная, кругом мрамор, не говоря уже про бутерброды с красной икрой...
- Вот пижоны, так пижоны! Толкуют про икру, мрамор, деревяшки, а в бане главное, определяющее - пар. Такого пара, как в Астраханских, нету нигде в мире. Целительный, в душу льется, ровно масло. На курорт не надо ездить.
- Вот уж не заметил! Грязь видел, тараканов наблюдал, от вони едва не задохнулся, а курорта не обнаружил. Если кто понимает в паре, тому надо в Оружейные.
- Бывал я там, и не раз. Пар держится только с утра пару часов, а дальше помойка. И татар много...
Мои собственные банные привязанности со временем менялись. Я начинал в Центральных, переметнулся в Сандуны, пробовал другие места, а с середины семидесятых стал отдавать предпочтение Кадашевским и Вятским. Это были бани нового типа, приближавшиеся к сауне. Точнее будет сказать, бани были старые, однако перестроенные с новым типом парилки: стены обшиты деревом вместо кафеля, мощная печь и вытяжной вентилятор. Благодаря этому температура там была высокая, иногда до невыносимости, пар сухой, а воздух почище. Все же иногда я по старой памяти заглядывал в Центральные, в высший разряд (Это отделение потом поставили на капитальный ремонт, который длился много лет и во время которого оно сгорело - говорят, в результате поджога с целью замести следы хищений; но это произошло потом, когда я был в уже в эмиграции). Местоположение этих бань было в самом деле центральное - в воображаемом треугольника, в вершинах которого были расположены Большой театр, Лубянка и ресторан 'Метрополь'. В этот день, как сейчас помню, в субботу, я был по дела в центре и освободился раньше, чем предполагал. Собрался было домой ехать, но вдруг решил заскочить в баню. У входа в высший разряд меня встретила очередь длиной человек в десять. Я ругнул себя за то, что отправился в баню в неурочный день (обычно это был понедельник), но все же решил, что постою немного, понаблюдаю, как движется очередь. Она, к счастью, перемещалась довольно быстро, и уже минут через двадцать нас впустили внутрь, меня и еще несколько соседей по очереди. В высшем разряде стояли диваны, на которых посетители оставляли свою одежду - не в шкафчиках, как в местах поплоше. Ценности, в частности бумажники, полагалось оставлять на хранение в кассу, но это редко кто делал: в Центральных с воровством было спокойно. Я стал раздеваться на месте, указанном мне пространщиком (в московских банях зал, где раздеваются, называется пространство), рядом поместился мужик, стоявший впереди меня в очереди. Я еще там отметил его вертлявость: он минуты не мог устоять на месте, все суетился, оглядывался по сторонам, переминался с ноги на ногу и всем своим видом выражал недовольство тем, что приходится ждать. Вот и сейчас он, вместо того, чтобы раздеться, стал ныть, что ему тесно, что пространщик долго не появляется с пивом и все в таком роде. Одет он был невыразительно, провинциально: помятый шевиотовый костюм, несвежая рубашка без галстука. Глаза у моего случайного соседа были узкие и бегающие, лоб низкий и приплюснутый нос. Не отвечая на его ламентации, я поскорее снял с себя все и ушел в мыльную. Готовясь к первому заходу в парилку, я замочил в тазу веник и присел на минуту на лавку. Очень скоро меня кто-то тронул за плечо. Это был пространщик:
- Ступай вещи свои проверь, там какой-то негодяй у тебя по карманам шарил.
Выругавшись, я поплелся за ним. В пространстве нам пришлось пробираться сквозь любопытную толпу. Возле моего дивана вертлявый сосед стоял в окружении двух милиционеров и чуть не плакал: Сукой быть, ничего я не брал, чтобы мне с места не сойти.
Я проверил карманы брюк, бумажника не было. Не успел я это сообщить, как пространщик закричал 'Ах, ты выблядок, козел вонючий!' и со всего размаха заехал вертлявому в ухо.
- Ну, ты того, рукам воли не давай, - добродушно пожурил его один из милиционеров, в ответ на что пространщик нагнулся и с торжествующим видом поднял с пола мой бумажник.
- Вот видите, - взвизгнул вертлявый, - бумажник валяется, а вы честного человека обвиняете.
- Честного!? - пространщик опять на него замахнулся, но сдержался. -Ты лучше, падла, закройся, не вводи меня в грех. Таких честных надо за ноги вешать. Понимаешь, - объяснил он милиционеру, - он бумажник в рукав припрятал, поэтому вы его обыскали и ничего не нашли, а потом подловил момент и на пол сбросил. Я за ним все время следил, мне эти штучки давно известны.
Дальше пошла милицейская рутина. Из ближайшего отделения пришла машина, вертлявого увели, а меня пригласили в соседнее помещение к следователю. Следователь был приветливый и деловой. Бумажник, в котором всех денег было рублей пять, он описал и вернул мне, пообещав, что на суд меня вызывать нет надобности, поскольку показаний пространщика будет достаточно. Еще он сообщил интересные подробности про арестованного:
- Удивительный тип, нарочно не придумаешь. Семь судимостей, освободился недавно, временно проживает у сестры в Тушино. И вот, подумать только, потащился через всю Москву, чтобы влететь на копеечной краже. Как рецидивист, получит теперь лет пять, а то и больше. Это как пить дать. И надо же, выбрал Центральные бани, где почти все пространщики - бывшие офицеры милиции. Прихватил его, кстати, капитан Заварзин, в нашем отделении служил.
Я вернулся от следователя несколько успокоенный, но все равно банный день был испорчен. Какое-то время сидел на диване в нерешительности, думая, не податься домой, так и не заглянув в парилку.
- Вы, я вижу, совсем расстроились, это не годится. Не надо допускать, чтобы подобная мразь могла на нас влиять.
Надо мной стоял, завернутый в простыню, человек в роговых очках, сухощавый, роста повыше среднего, седоватые волосы зачесаны на косой пробор. Как видно, моя растерянность была на физиономии нарисована.
- Это, кстати, я заметил, что этот тип у вас в вещах копается и подозвал пространщика. Мне его криминальная внешность еще в очереди не показалась, я стоял сзади вас на пару человек. День сегодня нескладный. После этого происшествия подошел ко мне бывший сослуживец с печальной новостью - про смерть одного человека.
Я сделал сочувственное лицо и пробормотал что-то, идущее к случаю. Он помолчал, потом сказал: У меня такое предложение. Как я тоже был всем этим отвлечен, то так и не удосужился попариться. Посему давайте сделаем несколько заходов в парную, а потом оправимся ко мне, я живу поблизости и водочки выпьем. От огорчений жизни лучшее лекарство, если им не злоупотреблять.
- С удовольствием, - отозвался я, подумав, что собеседник мой, видимо, человек одинокий. С другой стороны, поезда и бани, больше всего, пожалуй, располагают людей к быстрым знакомствам.
- Зовут меня Пашков, Федор Пахомович,- он протянул мне руку. Я назвал себя.
Мы славно попарились. В перерывах между заходами в парилку, отдыхали сосредоточенно, почти в полном молчании. Только один раз мой напарник высказался. По соседству несколько солидных мужчин яростно спорили о том, какой способ похудения является наилучшим. 'Редькой надо питаться, -вставил он. - С редьки жиру не нагуляешь'. Под конец мы выпили по кружке пива, принесенного пространщиком, неспешно оделись и вышли на улицу. Как всегда после бани тело было легкое, расслабленное. Стоял свежий октябрьский день, но мы еще по инерции потели. Я стал думать, в какой Гастроном ближе заскочить за водкой, в это время Федор Пахомович, догадавшись, сказал: