По дороженьке проежжей,
По дубравушке зеленой,
К матушке божей церквы,
Ко звону колокольному,
Ко читаньицу духовному,
А из матушки божжей церкве
В матушку сырую землю,
Ко своему роду-племеню.
День продолжался и продолжался солнечно, тепло, свободно, в воздухе стоял тот особый, с горчинкой зной, который бывает в начале ясной осени. Небо, по-прежнему синее, светло-синее сверху, только у самого края за рекой, где вечером заходить солнцу, чуть подернулось дымчатой, безобидной с виду пленкой, выше и левее, выплывая в небо, висела одинокая прозрачная тучка, слишком игрушечная, чтобы вызывать тревогу, словно нарочно выпущенная, чтобы ею можно было любоваться. Весь остальной простор над головой оставался чистым, глубоким и выражал бесконечный покой, под которым, заливаемая солнцем, легко и послушно лежала земля.
Михаил давно уж томился на предамбарнике, подперев ладонью лицо, глушил одну за другой папиросы. К нему подсел Илья, поинтересовался:
- Не опохмелялся сегодня?
Михаил покачал головой.
- А я немножко принял. Так, для настроения. Слыхал, мать-то у нас уж на ноги встала?
- Слыхал.
- Плясать скоро будет - ага. Вот и возьми ее. - Он засмеялся и предложил: - Может, выпьем помаленьку. Тут рядом, далеко ходить не надо.
- Нет, - отказался Михаил. - Хватит. Почудили вчера, и хватит.
- Да, ты вчера здорово перебрал. Набрасываться стал на всех на нас. С матерью ругался.
- Я с ней не ругался.
- Она-то на тебя здорово рассердилась - ага. Особенно за Таньчору. Готова была отлупить тебя. Это точно. - Он опять засмеялся и вдруг спросил: - Слушай, а когда это ты отбил Таньчоре телеграмму, чтоб не приезжала? Я же с тобой все эти дни был, никуда от тебя. Когда ты успел?
Михаил щелчком стрельнул от себя окурок, к которому кинулись курицы, и посмотрел брату в глаза.
- А я не отбивал ей никакой телеграммы, - сказал он.
- Как не отбивал?
- Вот так.
- Ты же говорил, что отбивал? Вчера из-за этого весь сыр-бор и разгорелся. Не помнишь, что ли?
- Почему не помню? Помню. А если бы не говорил, ты знаешь, что бы с матерью было? Лучше уже обмануть, чтоб она не ждала.
- Но... Но где же тогда Таньчора?
- Откуда я знаю?
- Вот это да! Вот это фокус так фокус!
- Ты только не выдавай им меня, пусть думают, что отбивал,- торопливо сказал Михаил, потому что от ворот к ним шла Люся. Он опустил голову: сейчас начнется. Припомнит вчерашнее и позавчерашнее, все, что было и не было. Стыдить его сейчас бесполезно, он потом пристыдит себя сам, и это будет куда полезней, а выслушивать ее выговоры тошно - ну их! И без того хоть сбегай куда-нибудь.
- Илья! - начала Люся еще на ходу. Вид у нее был решительный и взволнованный, будто что-то случилось. Она сказала совсем не то, чего боялся Михаил. - Илья, ты знаешь, что сегодня пароход? Скоро уж. А следующий будет только через три дня.
Илья растерянно поднялся:
- И что нам теперь делать?
- Смотри сам. А мне надо ехать. Мне больше оставаться здесь никак нельзя.
- Ехать надо, - кивнул Илья и посмотрел на Михаила. - Мать вроде поправилась.
- Подождали бы, - несмело сказал Михаил.
Ему никто не ответил.
Они вошли в избу все вместе и в старухиной комнате вдруг застыли. Их не заметили. Варвара, склонясь над матерью, почти упав ей на грудь, всхлипывала, а старуха с закрытыми глазами тянула на себя какой-то жуткий, заунывный мотив. Лицо при этом у нее было высветленным, почти торжественным. Они прислушались и различили слова - ласковые, безнадежные и в то же время как бы вывернутые наизнанку слова, имеющие обратный и единственный смысл:
Отходила ты у нас полы дубовые,
Отсидела лавочки брусчатые,
Отсмотрела окошечки стекольчаты,
Ты, лебедушка моя, родима матушка.
- Что это у вас тут происходит? - громко и насмешливо спросила Люся. - Что за концерт?
Варвара и старуха враз смолкли. Варвара вскочила, показала на мать:
- Вот, матушка...
- Видим, что не батюшка, - хохотнул Илья.
- Помру я, - жалобно, пытаясь что-то объяснить, пролепетала старуха.
- Мама, мне уже надоели эти разговоры о смерти. Честное слово. Одно и то же, одно и то же. Ты думаешь, нам это приятно? Всему должна быть мера. Ты ни о чем больше не можешь говорить. Тебе еще жить да жить, а ты все что-то выдумываешь. Так же нельзя.
- До ста лет, мать, чтоб обязательно - ага,- подхватил Илья.
Старуха, уставившись куда-то в стену, молчала.
- Ты же сама понимаешь, мама, что ты почти полностью выздоровела. Ну и живи, радуйся жизни. Будь как все и не хорони себя без смерти. Ты живой, нормальный человек - вот им и будь. - Люся выдержала небольшую паузу и тем же ласковым голосом сказала: - А нам сегодня надо ехать. Так получается, мама.
- Да вы че это?! - вскрикнула Варвара.
Старуха, не веря, оторопело покачала головой.
- Надо, мама, - мягко, но настойчиво повторила Люся и улыбнулась. Сегодня пароход. А следующий будет только через три дня. Так долго ждать мы не можем.
- Не, не, - простонала старуха.
- Нельзя седни от матушки уезжать, нельзя,- волновалась Варвара. - Вы прямо как неродные. Сами подумайте. Нельзя.
- Еще хоть день-то подождали бы, - поддержал ее Михаил.
- Мы ведь, мама, не вольные люди: что хочу, то и делаю,- не отвечая им, говорила матери Люся. - Мы на работе. Я бы с удовольствием прожила здесь хоть неделю, но тогда меня могут попросить с работы. Мы ведь не в отпуске. Пойми, пожалуйста. И не обижайся на нас. Так надо.
Старуха заплакала, поворачивая лицо то к Люсе, то к Илье, повторяла:
- Помру я, помру. От увидите. Седни же. Погодите чутельку, погодите. Мне ниче боле не надо. Люся! И ты, Илья! Погодите. Я говорю вам, что помру, и помру.
- Опять ты, мама, о том же. Мы тебе о жизни, ты нам о смерти. Не умрешь ты и не говори, пожалуйста, об этом. Ты у нас будешь жить еще очень долго. Я рада была повидать тебя, но теперь надо ехать. А летом мы опять приедем. Обязательно приедем, обещаем тебе. И тогда уж не наспех, как сейчас, а надолго.
- Что летом! - вмешался Илья. - Не летом, а раньше увидимся. Мать вот как следует на ноги встанет, и можно к нам в гости приехать. Приезжай, мать. В цирк сходим. Я рядом с цирком живу. Клоуны там. Обхохочешься.
- Одним днем раньше, одним позже, - пытался понять Михаил. - Какая разница.
Люся вспылила:
- Я не собираюсь обсуждать с тобой этот вопрос. Наверное, я лучше знаю, есть разница или нет. Или ты по-прежнему считаешь, что мы должны везти маму с собой и для этого обязаны подождать ее?
- Нет, не считаю.
