скованнее, и он долго возился с замком. Отчего, боже мой, какая глупость, подумал он, ведь целых два года жили вместе, теперь я, видимо, должен относиться к ней, как к жене, с которой развелся шесть лет назад и с которой расстались друзьями. Вот так примерно. Черт, только этого не хватало, чертыхнулся он в сердцах про себя, замечая, как сильно дрожат руки. Он перехватил ее взгляд - она тоже смотрела на его руки. Тогда он бросил отпирать дверь, схватил ее, сжал в объятиях, будто давно утерянное родное существо, возвращения которого и не чаял дождаться... .
- Знаешь, - сказала она тихо, почти шепотом, когда, они, утомленные до того, что любые слова казались лишними и ненужными, лежали в узкой его постели, тесно прижавшись друг к другу и прислушиваясь к шороху сентябрьского дождя за окном, - и знаешь, иногда я думаю: господи, как это плохо, что человек ко всему может привыкнуть. И что бы ни случилось в его жизни, может жить и жить... - она горько усмехнулась.
Он почувствовал, как от этой усмешки разлилась горечь в сердце, сжалось сердце, застучало, затосковало.
- Ты, кажется, замужем была? - спросил он только, чтобы что-нибудь сказать.
- Была, - сказала она по-прежнему почти шепотом.
- Ты почему так тихо говоришь? - спросил он. |
Она подняла на него глаза и, не отвечая, еще теснее прижалась лицом к его груди. - Мы с ним разошлись два года назад, - прошептала она.
- А зачем? Понимаю, глупый вопрос...
- Можешь взять его назад.
- Но все-таки? Она помолчала. Потом проговорила неохотно:
- Не любила я его. Думала, можно и так жить, парень спокойный, неглупый, авось привыкну. Нет... Обманулась!.. Сил больше не было. Что ты молчишь, я не права? :
- Ну... почему же...
Громкое тиканье часов снова заполнило тишину, но теперь ему показалось, они не отсчитывают время, а стоят на ровном месте, бьют своим тиканьем по одной цифре - три часа дня, три часа дня - будто солдаты, марширующие на месте.
- Ты спать хочешь? - спросила она.
- Нет.
- А почему молчишь? Видишь, прошло столько лет, а я все-таки запомнила, что тебе не нравится вопрос - 'о чем ты думаешь'? Хотя мне очень хотелось спросить это.
- Пожалуйста. Я думал о времени.
- И о себе?
- Нет, только о времени, что оно не движется сейчас, стоит, как солдаты, марширующие на месте.
- Это потому, что я приехала?
- Наверно... Но вообще у меня со временем свои счеты. Впрочем, у каждого свои счеты. Каждый живет в своем времени.
- Я и это помню. Помню, когда мы расставались, ты сказал, что у тебя такое ощущение, будто проваливаешься в разорванное по швам время. Я тогда не поняла... Скажи, это ничего, что я у тебя сейчас?
- Обожаю интеллигентные разговоры.
- Нет, правда. Может, не следовало мне тебе звонить?
- Все в порядке, говорю тебе.
- Ты живешь здесь один?
- Сейчас да. Недавно бабушку похоронил. Теперь один.
Позвонили у двери.
- Ты не пугайся, - сказал он, вскочив с постели и натягивая джинсы на голое, крепкое тело, - здесь это часто бывает. Когда человек живет один в центре города, у него катастрофически увеличивается число друзей.
- И подруг, - добавила она, глядя на него без улыбки.
- Ты что, старушка? - он внимательно посмотрел на нее она отвернулась. Не надо, Таня, это смешно. - И торопливо добавил, - я сейчас их спроважу, подожди минутку...
Он поспешно вышел из комнаты, притворив за собой дверь.
Слишком поспешно, подумала она, почти убежал, боялся, что я отвечу - не совсем это смешно, не смешно, не смешно, о боже, помоги мне.
Когда он вошел, она сказала:
- Давай пойдем куда-нибудь, а, давай выйдем отсюда... - и нее чуть дрожал голос, и говорила она, отвернувшись к стене!
- Самир, - сказала она, когда они сидели в ресторане, маленьком, уютном, нелюдном, на окраине города, - тебе сейчас хорошо пишется? |
- Откуда такое счастье, - сказал он, улыбнувшись, - тяжело. Подолгу не пишу. Правда, издал несколько книжек...
- Погоди, - сказала она, - ты сейчас начнешь хвалиться. Они помолчали. Дождь усилился, превратился в ливень, бил в окно, возле которого они сидели, и чуть просачивающаяся струйка воды в нижней части рамы зазмеилась на столик. Она потрогала пальцем эту мокрую полоску-змейку.
- Раньше... - сказала она, - ты говорил, что я мешаю тебе работать. Помнишь? Когда в Москве я часто приходила к тебе в общежитие, ты начинал нервничать, не мог продолжать писать и дулся на меня. Ты меня никогда не любил, Самир.
- Ну что ты, Таня, - он прикрыл ладонью ее пальцы, водящие по мокрой полоске, и, заметив в ее глазах заблестевшие слезы, отвел взгляд и сказал торопливо, суетясь: - ты ешь, Таня, ты же голодна. Ну ешь, пожалуйста.
- А помнишь, - сказала она, - я придумала концовку к твоему рассказу, когда перепечатывала его, и ты поначалу рассердился, выбросил эту концовку, но потом оставил, немножко изменив. Помнишь?
- Помню, Таня, помню.
Она вдруг всхлипнула. Он легонько сжал ее пальцы в ладони, поднес ее руку к губам, и хотя в эту минуту к ним подошел и стал над столиком официант, нагло и откровенно ухмыляясь, Самир поцеловал ее руку, поцеловал несколько раз и, целуя в последний, посмотрел официанту в глаза. Тот смахнул улыбку с лица и спросил:
- Можно горячее? :
- Да, - сказал Самир, и официант ушел.
- А помнишь, - сказала Таня, задумчиво глядя в окно, за которым бесновался дождь, - помнишь, как мама уехала в деревню под Москвой на три недели, и ты три недели жил у меня, и ни строчки не написал за это время, и потому уезжал от меня ужасно недовольный, рассерженный. Самир, ты можешь просто радоваться жизни? Просто тому, что живешь на свете, тому, что случился, родился на свет именно ты, а не другой, просто тому, что дождь и сейчас вымокнешь? Тому, что, например, любишь и не можешь разлюбить, и это как болезнь, и болезнь эта продолжается целых шесть лет, и ничто не в силах твоих, и ничего не можешь поделать, ничего, ничего, ничего, ничего, ничего!..
- Перестань, прошу тебя. Не кричи, успокойся... Она закрыла лицо руками.
- Да... Прости... Я уже успокоилась...
- Хочешь, поедем домой? Домой? Ах, да! Пока нет. Побудем немножко здесь, ладно?
- Конечно - буркнул он.
- Ты не сердись на меня, пожалуйста.
- Я, не сержусь, что уж кто-где, а ты бы могла понять меня. Мне, тоже не сладко.
- Понимаю...
- Эта неуверенность, эти вечные сомнения так ли, это ли следовало сделать, на самом ли деда хорошо то, что хвалят, или хвалят из зависли, а, может, я, .между тем, стал хуже писать...
- Ты стал лучше, писать, - сказала она.
- Ты-то откуда знаешь? - он мрачно усмехнулся.
- Купила в Москве твою новую книгу, на Кузнецком мосту. Она мне понравилась. Честное слово.
