хотя бы в этом 'дипломате'. Чист он... За одни эти перевозки закон тебя так трахнет, что выйдешь оттуда стариком, понятно?! У меня нехорошо заскребло на сердце, когда он намекнул на то, что я знаю о содержимом 'дипломата'. Откуда он мог узнать, что я заглядывал в портфель? Впрочем, сейчас не это было главным, надо было развязаться с ним и поехать за Кариной. Нагиев молча ждал моей реакции на его слова, пил маленькими глотками коньяк и смотрел, не отрываясь на меня, как удав на кролика. Но если даже ему казалось, что он удав, то я ему не кролик. И я настойчиво повторил еще раз, что хочу завязать, устроить свою жизнь, что, в конце концов, все, что я знаю о его делах, со мной и умрет, хотя бы потому, что мне самому невыгодно класть голову под топор, я же первый полечу, стоит мне разоткровенничаться. Я говорил, и чувствовал, что у меня получается что-то вроде оправданий, будто я уговариваю его понять меня; видимо, спеша и волнуясь, я с самого начала взял неверный тон и теперь никак не мог съехать с него. Я рад, что ты понимаешь это, - не сразу отозвался на мои слова Нагиев, - но отпустить тебя пока не могу. Одну часть твоей просьбы я выполнил, как видишь - дал тебе денег... Всего лишь вернул старый долг, - прервал я его сочтя нужным уточнить этот момент. Неважно, - сказал он, подливая себе коньяку и отпивая из рюмки, важно то, что, пока я не найду тебе должную замену, человека столь надежного, как ты сам, я не могу тебя отпустить, мне нужен посыльный, а если тебе не терпится рвать когти, то можешь сам найти такого человека, а мы его проверим. Ну вот еще, - сказал я, - буду я на такое дело искать человека, да он потом всю жизнь проклинать меня будет... Твое дело, - сказал Нагиев, - пока, в таком случае, поработаешь, а там видно будет... Ну, раз так, - сказал я, - тогда плевал я на вас всех. Сам уйду. Я тебя предупредил, так что, все честь честью. Боюсь, что далеко не уйдешь, - сказал Нагиев,, сверкая глазами, - может, ты хочешь сгореть ночью со своей мамашей? Мы это тебе устроим, дом у вас как раз старый, в таких домах часто случаются пожары... Тут я вмазал ему по роже, чтобы не забывался и маму мою не смел упоминать. Разговор у нас уже шел на повышенных тонах, а как я вмазал ему, мы оба вскочили и стали друг против друга, готовые к драке, кричали, размахивали руками, в общем - базар-вокзал. Он уже здорово надрался, был пьян. Пойми ты, - кричал Нагиев, - сейчас как назло самая горячая пора, меня же загрызут, если я их без посыльного оставлю!.. Но если меня загрызут, то не думай, что ты останешься в стороне, тебя в первую очередь и замочат... Я еще раз тебе повторяю, - кричал я. - Я завязываю и никаких ваших дел больше знать не знаю. Я жениться хочу, понимаешь ты это?! Это потом, - кричал в ответ пьяный и озверевший Нагиев, кажется ничего не слушая, - все это потом, а сейчас ты должен ехать в Ташкент, у меня билеты твои туда и обратно. Ты меня зарежешь, если не поедешь, рейс - завтра утром, но если ты меня подведешь, я тоже тебя зарежу, ясно тебе?! Это тебе не ясно! - заорал я. - Никуда я не поеду, ни в какой Ташкент. Я тебе толкую: завязываю, женюсь, хватит! Женишься?! - удивился он вдруг так, будто впервые услышал об этом. - Это на какой же шлюхе, уж не на Карине?..
Мне показалось, что я ослышался.
...Болван, это же наш человек! С самого начала мы приставили ее к тебе, чтобы следила и подстраховывала тебя, потому что не очень поначалу тебе доверяли, а туда, к ней тебя должны были часто посылать. Жениться он, собрался, фраер!..
Я, кажется, даже дышать забыл, прислушиваясь к крику Н-гиева, меня будто кипятком обдали и я еще сгоряча не очень чувствовал боль.
...Да на ней пробу негде ставить, все наши ее перепробовали. Она тебе, дураку, сказала, что беременна, чтобы ты по-прежнему продолжал курсировать туда и обратно, привязать тебя, дура, к себе хотела, вот и брякнула первое, что в ее идиотскую голову пришло. Подсмотрела ночью, как ты товар вскрывал и запаниковала, чтобы ты не намылился. Нет посыльного в Ереван - нет ей и заработков от нас, понял ты?! Вот и сказала, что ждет ребенка. Откуда она знала, что тебя посетит такая блестящая мысль?! Жениться он собрался на этой прошмандовке!
Я стоял оглушенный, пока не воспринимая ничего отчетливо, но уже чувствуя и зная, что произошло что-то страшное в моей жизни, катастрофа.
...Она, как ты уехал, тут же позвонила мне и все доложила. Что ты уехал радостный, что она обманула тебя, чтобы крепче привязать к себе. Если б ты не стал брыкаться, я бы ничего тебе не сказал. Но сейчас тебе уходить нельзя от нас, невозможно, пойми!.. Ребенок у них будет! Ха-ха! Да если хочешь знать, эта тварь уже десятую спираль меняет!..
Слова Нагиева постепенно доходили до меня, и когда смысл этих слов обжег мне сердце, я, кажется, заорал и набросился на него. Мы повалились на ковер, опрокинули стол, еще что-то, душили друг друга, рвали зубами, били друг друга головами, ногами. Я убил бы его, я ничего не соображал, был взбешен и уничтожен одновременно, я не помнил себя и не понимал, что делаю, одно только знал - надо убить его, оскорбившего, оплевавшего, растоптавшего самое дорогое для меня, самое сейчас единственное, ради чего я не пожалел бы жизни. Нагиев, поняв, что я убью его, сопротивлялся отчаянно, с утроенными силами человека, цеплявшегося за жизнь уходящую. Наконец, ему удалось ударить меня по затылку чем-то тяжелым, и я, почти теряя сознание, но охваченный новой волной злости, что, видно, придало мне свежих сил всего лишь на несколько мгновений, схватил его за волосы и два раза подряд ударил его голову о выступающий мраморный угол камина. Я отключился только убедившись, что и он потерял сознание. Очнулся я, кажется, почти сразу же, может, через несколько минут. Я лежал, уткнувшись лицом в лужу пролитого и всосавшегося в ковер коньяка, наверно, это и помогло мне скоро очнуться. Рядом лежал Нагиев. Я с трудом поднялся на ноги и, держась за стены, шатаясь, пошел в ванную, открыл кран и подставил трещавшую от боли голову под мощную струю холодной воды. Рана на затылке, я ее пощупал, была незначительной, я вдруг непонятно отчего, подумал, что когда стреляешься, стреляешь себе в рот, вот здесь, где у меня рана, должна вылететь пуля. Может, подумал я это оттого, что один из наших в Афгане, с расстроенной психикой, так стрелялся из автомата, я потом видел труп. Или же потому, что вообще людям в критические ситуации порой приходят в голову странные, далекие от реальных дел, совершенно несвязанные с сегодняшним днем, мысли? Я еще раз тщательно промыл и попробовал рану на ощупь. Скорее всего, была содрана кожа, немного крови запеклось в волосах, но я смыл ее, и, отдышавшись, с гудящей, как котел головой, вернулся в комнату. Нагиев лежал без сознания. Я послушал у него сердце, оно билось вполне отчетливо. Я принес из ванной и плеснул ему в лицо кружку воды. Уходя, я услышал из комнаты протяжный, тихий стон Нагиева. Я захлопнул за собой дверь.
Я был, как во сне и все остальное помню, как сквозь дрему. Помню, я поехал домой, умылся, как мог успокоил встревожившуюся при виде меня маму - я, наверно, выглядел ужасно, но мне не пришло в голову хотя бы взглянуть на себя в зеркало - переоделся, сказал маме, чтобы не беспокоилась, я скоро вернусь, и поехал на такси в кассы аэрофлота. Там только я обнаружил, что при мне нет паспорта. Домой возвращаться не хотелось, голова трещала, я плохо еще соображал, помню, в голове навязчиво вертелась мысль, что возвращаться плохая примета, может, потому, и не поехал за паспортом?.. И вообще, я ни о чем не мог думать, кроме того, что должен, должен сейчас же, должен немедленно, должен приехать к Карине, поговорить с ней, чтобы все разъяснилось, иначе я с ума сойду. В голове вертелись и все отчетливее вспоминались слова Нагиева, и каждое из них было мне, как нож в сердце. Мало, что соображая, как пьяный, я приехал на железнодорожный вокзал, подошел к кассе, мне повезло и я довольно равнодушно отметил это про себя: кассир, услугами которого я несколько раз пользовался, оказался в этой смене. Я ему сказал, что мне срочно нужен билет до Еревана. Он помолчал, подозрительно оглядев меня, но я не придал этому значения, не до его подозрительных взглядов мне теперь было - в голове вертелся мой будущий разговор с Кариной - да и выглядел я так, что вполне мог бы возбуждать подозрительные взгляды посторонних. Разговор с Кариной... Ясное дело, и чем дальше и рассудительнее я начинал думать, тем это становилось яснее: Нагиев не врал, что он мог знать о наших с ней отношениях? Никогда бы он не узнал таких подробностей, если б кто-нибудь из нас двоих ему не рассказал. Но опять же я отбрасывал от себя эти жуткие мысли, не хотел верить, тому что услышал от этого ублюдка, несмотря на всю очевидность доводов Нагиева, что Карина, что она... Что она - их человек. Кассир попросил меня подойти через час, я, наконец, услышал, что он говорит, увидел его удивленное лицо и в рассеянии отошел от кассы, Я просидел час в зале ожидания, все стараясь избавиться от убийственных, уничтожающих меня мыслей о Карине, о том, что если все, что я услышал - правда (правда! А чем это еще могло быть?!), то как долго и умело она лгала мне, как мастерски играла свою неприглядную роль (тут я даже вспомнил детали: что, например, ни разу за все наше знакомство не видел у нее дома ни одного учебника, или тетради, хоть она и утверждала, что учится в университете, вот уж в самом деле, насколько же можно быть ослепленным чувством!), как врала она мне, врала на каждом шагу, созваниваясь за моей спиной с Нагиевым и докладывая ему о каждом моем шаге,
