минуту Скворцов увидел, что на тротуаре, укрывшись за будкой троллейбусной остановки, затаился грейдер, а во всю ширину проезжей части выложен 'скорпион'. Стало ясно, что, по убогому ментовскому разумению, он должен непременно пропороть колеса своего МАЗа о шипы.
'Не дождетесь, псы поганые!' - Нога его мягко опустилась на педаль тормоза, а руки привычно стали выворачивать руль, стараясь сделать это своевременно и плавно. Мастер, он и есть мастер, - тяжелогруженая фура с шумом, едва не опрокинувшись, на дымящихся скатах свернула в боковой проезд.
Там ее тоже ждали - путь загораживал бульдозер. 'Врешь, не возьмешь!' - с яростным криком Скворцов направил фуру прямо на столики уличного кафе, проехался по ним и на всем ходу врезался в сияющую стеклянную витрину -всем приятного аппетита! Последнее, что он запомнил, было что-то длинное и острое, стремительно надвигавшееся на него, на какой-то миг мозг его пронзила боль, затем она ушла, и все краски мира для Ивана Кузьмича погасли. Кусок арматуры прошил его череп насквозь.
Чувствуя в ногах противную слабость и ощущая, как съеденное начинает подступать к горлу, Алексей Михайлович сдал в гардероб меховое кожпальто и, поднявшись на второй этаж, двинулся по коридору. Открыл внушительную дверь и очутился в небольшом предбаннике, где за солидным письменным столом восседала миловидная девица в белом халате и колпаке.
- Моя фамилия Цыплаков, - слегка дрожащим голосом представился депутат. Я записан на 17.00.
- Минуту. - Девица в белом сверилась по журналу, изрядно облегчила депутатский кошелек и, ласково кивнув, с благожелательной улыбкой указала на кресло. - Матрона еще занята. Вам придется подождать.
Поддернув брюки, народный избранник присел, однако ждать ему пришлось недолго. Вскоре открылись двери и показался хорошо одетый пожилой мужик. Глаза его были расширены и полны невыразимого ужаса, чело бледно, галстук съехал набок, и шел как-то странно, будто в зад ему забили толстый осиновый кол. 'Батюшки'. - Рот Алексея Михайловича мгновенно наполнился тягучей слюной, а из-за двери уже послышалось:
- Следующий!
Пришлось вставать и идти на зов.
Его сразу окутал густой волнующий запах. Голова закружилась, нервы превратились в натянутые струны, и одетая в стыдливую, до пят, нежно-розовую столу молодая женщина с белой лентой непорочности в волосах показалась ему прекрасной, словно богиня.
- Прошу вас. - Она усадила депутата на крытое красным бархатом ложе и, прижав его руку к своему упругому бедру, стала ждать результата, которого, увы, не последовало.
- Анастасия! - крикнула она мелодично и принялась бедного депутата раздевать, а из-за занавески появилась молодая ладная девица в короткой тоге с разрезом спереди. Она начала медленно, под музыку освобождаться от одежд, весьма волнительно и профессионально ...
- О господин мой, раздвинь же свои чресла! - Оставшись в одних сандалиях, она приблизилась к Алексею Михайловичу и принялась ласкать его, умело и изощренно, постепенно переходя на миньет, но все было тщетно - увы, мужская гордость его спала. Похоже, летаргическим сном...
- Так, так... Ну и ну... - Матрона нахмурилась, закусила губу и приступила к действиям более решительным.
В ее руках оказался солидных размеров деревянный фаллос, обтянутый бычьей кожей. Окунув его в оливковое масло и обсыпав перцем с толченым семенем крапивы, она принялась медленно, со знанием дела, запихивать инструмент в задний проход бедного Алексея Михайловича. Депутат вскричал не своим голосом, а когда сооружение полностью исчезло в его заду, матрона поднесла ему кубок с дурно пахнущим зельем.
- Пей! - произнесла она повелительно и принялась хлестать засушенной крапивой по низу живота. - До дна! До д-на!
Заиграла музыка, и девица в сандалиях снова принялась выплясывать, принимая всевозможные позы для вящего депутатского удовольствия. Недвусмысленные, игривые, способные поднять мертвеца... Это продолжалось долго. Уже закончилось зелье в кубке, и танцовщица вся покрылась потом, но эффекта не наблюдалось по-прежнему. И вроде даже хуже стало.
- Да, случай запущенный, - вытащив искусственный орган из депутатского заднего прохода, матрона вздохнула. - Меньше чем за пять сеансов не управимся...
Алексей Михайлович отреагировал не сразу - отвлекала боль в заду, а выбравшись из ступора, негромко застонал и часто-часто закивал головой: 'Да, да, за пять сеансов...'
Не помня себя, он кое-как оделся, сухо попрощался с матроной и, пока спускался вниз, твердо решил: плевать, пускай не стоит, но сюда он больше ни ногой. Мелкими шажками доковылял до машины, горестно открыл дверь и, мученически застонав, опустился в кресло. Чувство было такое, будто его только что сняли с кола...
Однако самое страшное только начиналось. За рулем сидел амбалистый усатый мужик, и, узнав его, Алексей Михайлович дико заорал - это был клиент, контракт на которого передал ему Гнилой. В ужасе Цыплаков попытался выскочить из машины, но крепкие руки тут же вдавили его в кресло и сильным ударом в нос отбили всякую охоту делать резкие движения.
- Зачем тебе нужно убить меня?
- Это не я, не я! - Дрожащими пальцами Алексей Михайлович пытался остановить льющуюся из носа кровь. Оглянувшись, он увидел лежащих рядком телохранителей и сразу понял, что влип основательно. - Это Гнилой, Гнилой приволок контракт, я только передал его, клянусь...
Губы Цыплакова внезапно искривились и, почти не играя, он пустил обильную слезу.
- Ну, ну, ну, позвони-ка ему и напросись в гости, - мягко сказал Сарычев и, неожиданно рявкнув: - Быстро! - отпустил щедрую затрещину по депутатскому затылку.
Всхлипывая, народный избранник взял трубку, не попадая скользкими от крови пальцами в кнопки, с третьей попытки набрал номер.
- Я вас... - раздалось в салоне - телефон был подключен к громкой связи.
- Это Цыплаков, поговорить надо, - нервно прервал депутат.
- Разговор подождет, а вот ляльки не будут, - раскатисто заржали на другом конце линии, и было слышно, как кто-то женским голосом мяукнул в трубку. Карусель(1) тут у нас вертится, да и шорнутые(2) уже все, так что давай завтра.
Гнилой замолчал, видимо плохо соображая, и, помедлив, добавил:
- Завтра буду китовать(3) в Парголово. Камышовка там есть, 'Незабудкой' называется, вот туда по- утряне и подгребай. Усек? А-а-а-а! - внезапно заорал он, видимо укушенный в нежное место, и отключился.
- Кто он такой? - Сарычев в упор глянул на депутата и подкрепил вопрос болевым на основание шеи. - Кто этот твой Гнилой?
В глазах депутата опять блеснули очень искренние слезы, и он горячо зашептал:
- У нас просто общий бизнес, клянусь, это все он - Гнилой, он - козырный, он даже Шамана знает...
1 Развратные групповые действия.
2 Уколовшиеся.
3 Отдыхать.
- Как ты сказал, Шамана? - Пальцы Сарычева внезапно разжались, и он продолжил почти ласково: - Ну-ка, ну-ка, расскажи мне о Шамане, очень интересно.
Мгновение Алексей Михайлович сидел неподвижно, осознав, что сболтнул лишнее, затем майор заметил, как глаза его округлились и начали наливаться животным ужасом, который мгновенно погасил в них все человеческое. А потом случилось непредвиденное. С неожиданной для его измученного тела силой Дыплаков угостил Сарычева ударом локтя в лицо и, выскочив из машины, рванул к шоссе, в руках же у него появился пистолет - чаятель народный, избранник, как-никак. Пока майор делал 'лесенку', на ходу уклоняясь от выстрелов, депутат почти добежал до трассы, однако спурт его был недолог. Внезапно он остановился и с истошным, обреченным каким-то криком отбросил ствол в сторону - видно, патроны в обойме закончились.
'Ну, гад! Утомил'. - Как только пистолет исчез в сугробе, Сарычев перестал выписывать зигзаги и,
