приблизившись к пышнотелому, прошипел: - Папа, ты не въехал в тему! Людей нормальных повязали, 'завод' сгорел, хаты засвечены, жмуров как на кладбище, на кого все это вешать будем, а?
- Ладно, ладно. - Второй тоже поднялся, сделал энергичный жест, мол, стопори Качалове, здесь все люди интеллигентные. Он пристально посмотрел на побледневшее лицо мента и медленно, с расстановкой, произнес: - Надо проанализировать случившееся. Сделать выводы, чтобы подобное впредь не повторилось.
Второй много лет работал в органах, знал цену ошибкам и умел их анализировать. Понимал, что не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Давно, еще на заре своей чекистской юности, когда он служил в ПГУ - внешней разведке, судьба зло посмеялась над ним. За бешеные деньги ушлые капиталисты всучили ему чертежи подводной лодки образца четырнадцатого года. Пришлось коренным образом сменить профиль работы - заняться хозяйственной деятельностью. У партии, как известно, было множество сестренок, младшеньких, их следовало содержать достойно, в чести и достатке. Вот и пришлось Второму торговать оружием, наркотиками, даже сводничеством, бывало, занимался. Деньги-то, они не пахнут. Насмотрелся за долгие годы, намаялся, знал: жизнь полна сюрпризов.
- Ну вот что, голуби, - впервые подал голос Четвертый, лощеный, с розовыми, полированными ногтями, обладатель дорогого костюма и просторного кабинета в Смольном, - вы тут анализируйте, делайте выводы. Не забудьте только, что нам нужны деньги и что незаменимых людей не бывает. У нас ведь как? Кто не работает, тот действительно ничего не ест. Переваривать нечем...
Он хмыкнул, встал и, не прощаясь, вышел, оставив присутствовавших в подавленном настроении.
- Да... - Третий наконец прервал тягостное молчание, кашлянул в кулак и посмотрел на мента вопросительно: - Так что же это за сволочь у тебя не одобряет конверсию?
Третьего жизнь не баловала, - дослужиться от сержанта до генерал-полковника ох как непросто. Все было. Голод, холод, бараки офицерские. Полжизни не имел ни кола, ни двора, - и вот, когда, кажется, достиг вершин здрасьте вам, перестройка! Ни тебе почета, ни денег, ни уважения! Хорошо, нашлись вовремя умные головы - приловчились психогенный газ РБГ 48 на наркоту перегонять. Доход покруче генеральского будет, а молодежь-то нынешняя - хрен с ней, худую траву и с поля вон. Все бездельники как на подбор, балбесы, подъем переворотом ни разу сделать не могут...
Мент, порывшись в карманах, вытащил лист бумаги:
- Зовут его Сарычев Александр Степанович, майор, характеризуется положительно, награжден...
- Замочить его надо! - нетерпеливо вклинился Первый. - Расписать так, чтоб о свою требуху спотыкался! Можно еще 'на марс отправить'*, а вернее всего маслину в лобешник, сразу умничать перестанет!
* Взорвать.
Глаза его ожили, голос окреп, пальцы в синих татуировках пребывали в движении.
- Ну замочишь ты его и народным героем сделаешь, - Второй гадливо поморщился, - а все окрестные менты станут не просто службу нести, они мстить начнут. - Он сделал паузу и обвел присутствующих брезгливым взглядом. - Нет, надо этого майора достать по-умному, чтобы он же еще и крайним оказался... Головой поработать надо.
- Окажется, как пить дать, окажется, - зарумянившийся мент с готовностью кивнул, подкатился к бару и налил себе коньячку. - Печенками, сука, так сказать, рыгать будет. Печенками. Ну, ваше здоровье...
Второй плотоядно улыбнулся.
- А вот тогда его и замочить не грех. А голову заспиртовать, на память. Для коллекции...
Ленинград. Развитой социализм. Вторник
Не ходи ты, мой сыночек,
На поля детей лапландских.
Запоет тебя лапландец,
По уста положит в угли,
В пламя голову и плечи,
В жаркую золу всю руку
На каменьях раскаленных.
Калевала, руна 12
'...Вокруг Лжедмитриева тела, лежавшего на площади, ночью сиял свет, когда часовые приближались к нему, свет исчезал и снова являлся, как скоро они удалялись. Когда тело его везли в убогий дом, сделалась ужасная буря, сорвала кровлю с башни на Кулишке и повалила деревянную стену у Калужских ворот. В убогом доме сие тело невидимою силой переносилось с места на место, и видели сидевшего на нем голубя. Произошла тревога великая. Одни считали Л же Дмитрия необыкновенным человеком, другие - дьяволом, по крайней мере, ведуном, наученным сему адскому искусству лапландскими волшебниками, которые велят убивать себя и после оживают...'
'Да, похоже, с предками мне повезло!' - Юра Титов оторвал глаза от карамзинской 'Истории государства Российского' и довольно ухмыльнулся. Оказалось, что о саамах, небольшом народе, жившем на Крайнем Севере, было хорошо известно в Центральной Европе еще в девятом веке. Мало того, даже в первом веке нашей эры римский историк Корнелий Тацит в своем труде 'Германия' дословно описал быт и нравы саамцев. Несомненно, интерес к лапландцам объяснялся тем, что они слыли чародеями и кудесниками. У финнов для обозначения сильного колдуна употребляется выражение 'настоящий лопарь', а в Англии в том же смысле использовалось словосочетание 'лопарские колдуньи'. На Руси, оказывается, саамы также имели дурную славу как опасные чародеи, поэтому никто из русичей не удивился, когда в 1584 году Иван Грозный, призвав волхвов с севера и получив от них предсказание его неизбежной смерти 18 марта, в назначенный день за шахматной доской вдруг ослабел и повалился навзничь... Предначертанное исполнилось в точности.
Все это, конечно, хорошо, но скула после вчерашнего нокаута болела нестерпимо, рот было не открыть... Никогда еще его не вырубали так - как зазевавшегося первогодка-несмышленыша. Однако аспирант не унывал - за одного битого двух небитых дают, а рожа - не задница, на ней не сидеть... Потягивал из чайника раствор 'бульонных кубиков', цедил остывший чай и продолжал вгрызаться в безвкусный гранит науки.
Так вот, средневековая Лапландия была настоящим университетом магов. Иоганн Шеффер в своем труде 'Лапония' свидетельствовал, что норвежцы, шведы и финны посылали своих детей к лапландцам для обучения колдовству. И вообще, существует теория, что жившие до прихода на Кольский полуостров где-то в Приуралье саамы являются носителями отголосков культуры древней могущественной цивилизации проарийского толка. К слову сказать, весьма спорная...
С облегчением заметив, что на часах уже начало двенадцатого, аспирант оторвался от чтива и, облачившись в строгий серый костюм с модным широким галстуком, глянул в зеркало. Ну и ну - на фоне академического прикида его кривая физиономия смотрелась еще более зловеще, для полной гармонии оставалось лишь нацепить на нос черные очки... Видок что надо, не хватает только вывески 'Их разыскивает милиция'...
На улице по-прежнему было жарко, однако, чтобы не терять солидности, пиджак Юра снимать не стал и, пока добирался до Музея антропологии и этнографии, сделался мокрым, как мышь, и злым, как хорек. Доктора наук Старосельского он заметил издалека - тот величественно стоял на гранитной набережной прямо напротив Кунсткамеры и своими взором, шевелюрой и подтяжками заметно выделялся на всеобщем сером фоне. Увидев подопечного, он не стал задавать никаких вопросов... Просто вздохнул и обреченно промолвил:
- Пойдемте, Юра, нас ждут.
Директор музея когда-то изволил крепить у Старосельского свою научную квалификацию, так что он без лишних проволочек потянулся к телефону. Самому же Титову сказал:
- В конце коридора налево - дверь. Спросите научную сотрудницу Смирнову, она уже в курсе. По всем вопросам обращайтесь к ней, а сюда ходить больше не надо.
Аспирант вышел, миновал баррикаду из стеллажей и, обнаружив сразу за сортиром облезлую, давно некрашеную дверь, постучался. Не дождавшись ответа, снял очки и вошел. И сразу же обнаружил, что мир тесен - в углу за письменным столом сидела вчерашняя красотка из сквера. Ее глаза цвета голубой мечты с интересом уставились на асимметричную физиономию визитера.
- Добрый день, - обрадовался Юра. - Какая неожиданная встреча!
- Да уж, - научная сотрудница улыбнулась и встала из-за стола, - давайте знакомиться, что ли. Наталья Павловна. - Она насмешливо скосила глаза и мелодично протянула: - Скажите, а это вас тогда так разукрасили?
