— Прошу, майн либхен, прошу. — Юрген сдернул со стены китайский шелковый халат, подал его Хильде. — Вкусившие страсти, вкусите плодов подношенья.
Голос у него был гораздо тоньше, чем полагалось бы обладателю такой мощной фигуры.
— Юрген, это было восхитительно, у меня до сих пор голова кругом. — Потягиваясь, Хильда зевнула, медленно уселась в постели, и в это время снаружи раздался негромкий голос:
— Герр Химмель, герр Химмель! Прошу прощения, это Манцель, экстренная связь, вас срочно Берлин!
— Прости, сердце мое. — Сразу помрачнев, Юрген накинул халатик на себя, сунул ноги в теннисные туфли и, завязывая на ходу пояс, вышел из палатки. — Я на минутку.
Минутка несколько затянулась. Немного подождав, Хильда поднялась, натянула платье и принялась крутиться перед зеркалом — хороша все же, белокурая фройляйн, баронесса фон Третнофф, истинная арийка! Она заколола волосы в пучок, уселась за стол и от нечего делать раскрыла наугад тетрадку, исписанную каллиграфическим почерком Юргена. «Мы пережили гибель всего, что было нам дорого, близко и свято. Вместо наших принцев германской крови у власти смертельные враги — евреи. Чем грозит нам этот хаос, мы еще не знаем. Но мы догадываемся. Время, которое придет, будет временем борьбы, горьких утрат, временем опасности… И пока я держу свой молот громовержца Тора, я клянусь все силы отдать этой борьбе. Наш Орден — Германский Орден, и преданность наша германская. Наш бог — Вальватер, его руна — Ар. И триединство — Вотан, Вили, Ви. Ар-руна означает Ариан, первоначальное пламя, солнце и орел. Чтобы показать волю орла к самопожертвованию, он окрашен в красный, с сегодняшнего дня наш символ красный орел, пусть он предупреждает нас, что мы должны умереть, чтобы выжить…»
— Все в порядке, любимый?
Едва Юрген вернулся, Хильда захлопнула тетрадку, поднялась и сунула в рот консервированную маслину — у нее разыгрался аппетит. Словно не расслышав, Химмель промолчал, поставил на огонь остывший чайник, ответил не сразу:
— Завтра в полдень прибывает гидроплан, экстренная эвакуация. Ты поедешь со мной или останешься гнить здесь дальше?
Это прозвучало как предложение руки и сердца.
— И ты еще спрашиваешь? — Хильда крепко прижалась к нему, в ее глазах блеснули слезы. — Я готова идти за тобой хоть на край света!
Все лучше, чем жить матерью-одиночкой за полярным кругом.
— Вот и отлично. — Сразу смягчившись, Юрген откупорил бутылку вина, торопясь, разлил искрящуюся жидкость в бокалы. — Завтра ровно в одиннадцать. Никому ни слова, никаких сборов. Фатерленд даст тебе все. За наше счастье!
Снаружи уже слышались звуки команд, взревев дизелем, заскрежетал траками вездеход, в воздухе повисли пыль, запах солярки и витиеватая ругань — суета эвакуации началась.
А вот скромный ужин на двоих не задался. Вино так и не допили, поели торопливо, без особого вкуса — Юрген мыслями был где-то далеко, у Хильды же от волнения пропал аппетит. Подумать только, завтра уже не будет ни опостылевшей бескрайней тайги, ни гнуса, ни ссылки, начнется сказочная жизнь в новом отечестве. Может, все это сон?
— Юрген, я, пожалуй, пойду, не буду тебе мешать. — Отказавшись от чаю, она поднялась, надела трусики и, сунув лифчик в карман, чмокнула возлюбленного в щеку. — До завтра, мой милый.
— Смотри не опаздывай. — Химмель улыбнулся, похлопал Хильду по обтянутому ситцем бедру. — И держи рот на замке.
Оставшись в одиночестве, он задумчиво выкурил сигарету, сбросил халат и начал одеваться. Душа его ликовала — похоже, позорной братской дружбе Советов и фатерлянда наступил конец. Долгожданный…
…Настоящим доношу, что, согласно устной директиве, все возможные пособники германских диверсантов, работавших в районе Ловозер под видом этнографической партии, расстреляны…
Командир спецотряда ГУГВ ст. лейтенант госбезопасности Кустов.
12 июля 1941 года.
Глава 20
ДЕЛА МИНУВШИХ АНЕЙ
Год 1945-й
— Фрау Хильда, это вас. — Вздрогнув от звонка, горничная взяла трубку, послушав, почему-то перешла на шепот: — Господин штандартенфюрер.
Глаза у нее были пустые, бегающие, в лицо она не смотрела, словно украла что-нибудь.
— Спасибо, Гретхен. — Поднявшись с кресла, Хильда подошла к телефону. Несмотря на солнечный день, ее знобило. — Да, дорогой, хорошо, дорогой, до встречи, дорогой.
Положив трубку, она вздохнула и через плечо, искоса, глянула на горничную:
— Гретхен, накрывайте на стол, штандартенфюрер будет позже.
Тихий голос ее не выражал ничего кроме усталости.
Обедали в малой гостиной — старинная резная мебель, наборный паркет из ценных пород древесины, огромные, от пола до потолка, окна, выходящие в сад. На одной из стен во всю ее четырехметровую высоту висел гобелен искусной работы, на нем — геральдические эмблемы, кабаньи головы, детали рыцарских доспехов. В центре выделялся фамильный герб рода фон Химмелей, замысловатая композиция рунических символов, апокалипсических зверей и таинственных каббалистических знаков. Наверняка кое-кто из этого семейства не избежал в свое время тесного знакомства со святейшей инквизицией и кончил свои дни на костре.
Обед проходил в молчании, лишь серебро негромко постукивало о старинный фаянс да под конец закапризничала Норна: ей пришелся не по вкусу яблочный штрудель, и в самом деле несколько суховатый.
— Тихо, моя маленькая, тихо. — Хильда нежно улыбнулась, погладила дочь по белокурым волосам, заплетенным в трогательные смешные косички, и, внезапно почувствовав выжидающий взгляд, медленно повернула голову: — Вы, Гретхен, хотите что-то сказать?
Меньше всего ей сейчас хотелось услышать монолог о лишнем выходном или о повышении жалованья.
— Фрау Хильда, могу я взять расчет? — Горничная сразу опустила глаза, пальцы ее нервно теребили кружево передника. — Прямо сегодня?
Она была чем-то похожа на гимназистку-двоечницу, мнущуюся у доски.
— Хорошо, Гретхен, я скажу управляющему. — Хильда отвернулась, в ее голосе слышалось холодное презрение. — Надеюсь, вы еще накормите нас ужином?
Она ничуть не удивилась: все правильно, крысы разбегаются с тонущего корабля. Кто захочет оставаться в доме штандартенфюрера СС, когда русские вот-вот возьмут Берлин!
— Благодарю вас, госпожа. — Гретхен подобострастно улыбнулась, показав мелкие, выдающиеся вперед зубы, и, взяв Норну за руку, повела ее на прогулку. — Пойдем, моя девочка, пока солнышко не ушло за тучки.
«Ладно, оно и к лучшему, эта скалозубка мне не очень-то и нравилась, найдем другую. — Хильда налила себе еще остывшего кофе, выпив одним глотком, поднялась и подошла к окну, обезображенному светомаскировочными шторами. — Ранняя весна в этом году…»
В саду все цвело. Деревья были окутаны белой пеной лепестков, воздух казался тяжелым и ощутимо плотным. В солнечных лучах над кружевом цветов висели с деловым жужжаньем пчелы, ветер еле слышно шелестел в зеленых кронах, и яблони бесшумно роняли бело-розовые лепестки своего свадебного наряда. Сад всегда был гордостью Хильды, особенно она любила цветы. Клумбы вплотную подступали к площадке перед домом, где Юрген обычно парковал свой автомобиль, вдоль аллей были высажены розы, а на открытых для солнца местах, всюду, где только возможно, по весне расцветали тюльпаны, ближе к осени — махровые георгины, красочные созвездия астр, огромные снежно-белые хризантемы. И вот скоро все это великолепие будет растоптано грязными сапогами русских солдафонов. В том, что это случится, у Хильды сомнений не оставалось: армии маршалов Жукова и Конева окружили имперскую столицу, авиация
