– Вот это да! А что это вы за птицы, чтобы вмешиваться в наши отношения с преподавателем? Ей-богу, вы оба все время нам надоедаете, и надоедаете очень сильно. Конечно, мы не знаем, насколько вы злоупотребляете своим положением, чтобы настроить нас против мистера Праута, но когда вы специально останавливаете меня, чтобы сообщить, что вы договорились с Праутом... тайно... за нашей спиной... я... На самом деле даже не знаю, что мы должны делать после этого.
– Это ужасно несправедливо! – воскликнул Крей.
– Да, – длинное худое лицо Мактурка приобрело выражение необыкновенной торжественности. – Какого черта! Староста это одно, а учитель другое, но вы, кажется, решили это все объединить. Вы советуете то, вы советуете это! Вы указываете, как и когда нам вернуться в свою комнату!
– Но... но... мы думали, вы будете довольны, Турок. Мы правда так думали. Ты же знаешь, вам там намного удобнее, – Харрисон чуть не плакал.
Мактурк отвернулся, стараясь скрыть свои эмоции.
– Они готовы! – он разыскал Сталки и Жука в кладовке. – Они сломлены! Они просили Топтуна позволить нам вернуться в пятую комнату! Бедняжки! Просто бедняжки!
– Это оливковая ветвь, – прокомментировал Сталки. – Это, ей-богу, белый флаг. Подумайте, мы совершенно сбили их с панталыку.
В этот день, сразу же после чаепития, Праут послал за ними, чтобы сообщить, что если они решили погубить свое будущее пренебрежительным отношением к учебе, то это полностью их личное дело. Однако он хотел бы, чтобы они поняли, что он ни одного часа не намерен терпеть их в классе. Лично он и думать не хочет о том, сколько времени ему понадобится, чтобы уничтожить следы их пагубного влияния. Насколько далеко Жук зашел в потакании порочным юношеским фантазиям, он выяснит позже, и Жук может быть уверен, что если Праут обнаружит последствия разъедающего души порока...
– Последствия чего? – спросил Жук на этот раз действительно искренне удивленный, и Мактурк тихо пнул его по лодыжке, чтобы Жук не втягивался в разговор с Праутом.
А Жук, продолжал педагог, прекрасно понимает, что имеется в виду. Дурным и недолгими оказалось то время, когда они были под его присмотром, и поскольку он является in loco parentis для их еще не затронутых разложением товарищей, то он обязан предостеречь их. Возврат ключа от комнаты завершил церемонию.
– А что это за «последствия разъедающего души порока»? – спросил Жук на лестнице.
– Я еще не встречал такого болвана как ты: с чего ты стал оправдываться? – сказал Мактурк. – Надеюсь, что я хорошо тебя пнул. Почему ты позволяешь любому человеку втянуть себя в чужие проблемы?
– Плевать на это! Я каким-то образом его задел, сам того не зная. Если бы я догадался раньше, я, может быть, говорил бы не так. Теперь уже слишком поздно. Как жаль. «Порочные юношеские фантазии». О чем это он говорил?
– Не обращай внимания, – сказал Сталки. – Я знал, что мы можем повеселить класс. Помнишь, я так сказал... но клянусь, не думал, что мы сумеем это сделать так быстро.
– Нет, – твердо сказал Праут в учительской. – Я утверждаю что Джиллетт неправ. Действительно, я позволил им вернуться обратно в комнату.
– Несмотря на ваши взгляды на списывание? – тихо промурлыкал Крошка Хартопп. – Какой аморальный компромисс!
– Минуточку, – сказал преподобный Джон. – Я... мы... все мы за последние десять дней имели, к несчастью, право действовать как нам угодно. Теперь мы хотим знать, признайтесь... Была ли у вас хотя бы одна спокойная минута с тех пор...
– Что касается моего корпуса, то нет, – ответил Праут. – Но вы абсолютно неправы в оценке этих ребят. Чтобы это было справедливо по отношению к другим и с точки зрения собственной защиты...
– Ха! Я говорил, что так будет, – пробормотал преподобный Джон.
– ...мне пришлось отправить их обратно. Их моральное влияние оказалось чудовищным... просто чудовищным.
И постепенно он рассказал всю историю, начиная с ростовщичества Жука и кончая просьбой старост.
– Жук в роли Шейлока – это для меня новость, – сказал Кинг, искривив рот. – До меня доходили слухи...
– Раньше? – спросил Праут.
– Нет, после того, как вы взялись за них, но я был осторожен и не расспрашивал. Я никогда не вмешиваюсь...
– Я бы сам, – сказал Хартопп, – с удовольствием дал бы ему пять шиллингов, если бы он смог вычислить общий процент с них, не сделав трех грубых ошибок.
– Во... Во... Вот это да! – заикаясь, воскликнул Мейсон, преподаватель математики, страшно радуясь. – Я бы поступил... точно так же!
– Ну, и вы провели расследование? – голос Крошки Хартоппа заглушил голос Мейсона прежде, чем Праут ухватил суть сказанного.
– Мальчик сам намекнул на возможность того, что такое может происходить в школе, – сказал Праут.
– Он специалист по этой части, – сказал капеллан. – Но в том, что касается чести класса...
– Они разрушили все за неделю. Я годами стремился поднять ее на должный уровень. Даже мои собственные старосты, а мальчишки не любят жаловаться друг на друга, попросили меня избавиться от них. Вы говорите, они вам доверяют, Джиллетт, они, может быть, рассказывают вам совершенно другое. Что касается меня, то пусть они идут к дьяволу своим собственным путем. Мне надоело, и я устал от них, – с горечью сказал Праут.
Но именно преподобный Джон с улыбкой на улице направился к дьяволу сразу же после того, как пятая комната разделалась с очень приятным угощением (стоимостью два шиллинга и четыре пенса) и стала готовиться к продленке.
– Заходите, падре, заходите, – сказал Сталки, выдвигая лучший стул. – За последние десять дней мы встречались только официально.
– Вы были осуждены. Я не общаюсь с преступниками.
– Да, но нас восстановили в правах, – ответил Мактурк. – Мистер Праут смягчился.
– Ни единого пятна на нашей репутации, – сказал Жук. – Все это было неприятно, падре, очень неприятно.
– А теперь сосредоточьтесь и подумайте над тем, что я скажу, mes
– Все правда до единого слова, падре.
– Не дерзи, Турок. Послушайте. Я говорил вам очень часто, что никто в школе не имеет такого влияния, хорошего или дурного, как вы. Вы знаете, я не веду разговоры о моральных и этических нормах, потому что я не верю, что молодой представитель человеческой породы не может удержаться в их рамках. Все равно, я не хочу думать, будто вы развращаете малолеток. Не перебивай, Жук. Послушайте, мистер Праут получил сигнал, что вы каким-то образом развращаете своих товарищей.
– Мистеру Прауту поступает так много сигналов, падре, – устало ответил Жук. – Этот был о чем?
– Так, он говорит, что слышал, как ты шепотом рассказывал какую-то историю в темном классе. А Оррин, приоткрыв дверь сказал: «Замолчи, Жук, это отвратительно». Ну?
– Помните книгу «Осажденный город» Маргарет Олифант,[82] которую вы мне давали почитать в прошлом семестре? – спросил Жук.
Падре кивнул.
– Я кое-что пересказывал оттуда. Только вместо города я взял колледж, в тумане... осажденный призраками мертвых детей, которые вытаскивают учеников из кроватей. Все имена реальны. Ты
