вежлив, приветлив и спокоен. Он подтянул стул и сел лицом к Монтану. Потом махнул, чтобы остальные отошли. Взял пачку сигарет и предложил Монтану. Тот нетерпеливо потянулся неосознанным жестом, но отдернул руку. Макки бросил ему сигарету.
- Это не запрещено, мистер Монтан. Сигарета пойдет вам на пользу. Как насчет чашечки кофе?
Монтан покачал головой. Детектив поднес ему спичку, и он глубоко затянулся, выпуская дым через ноздри.
- А теперь, мистер Монтан, займемся вами и мисс Бэрон...
Макки потерял все, чего добился. Разговорить молодого художника ему удалось не лучше, чем Двейру. Монтан ответил вежливостью на вежливость.
- Я не убивал мисс Бэрон, инспектор. Я не знаю, кто это сделал. Больше мне нечего сказать.
Он продолжал повторять это с каменной монотонностью, несмотря на трезвые уступки шотландца, его косвенные вопросы, отвлекающие маневры. Свободно развалившись на деревянном стуле, с отсутствующим взглядом, он будто перенесся в гораздо более приятное место, бесконечно далеко от этой душной тесной клетки.
Макки уже отчаялся, когда подоспело сообщение Тодхантера. Он быстренько его переварил. Ясно, что, чем бы ни было 'это', о котором упоминает Найрн Инглиш, она достала его из смокинга Монтана, лежавшего на стуле, когда маленький детектив вошел в спальню.
Макки сказал, наклонившись вперед:
- Вы забыли свой смокинг, правда, мистер Монтан? И то, что было в кармане, - и он рассказал ему о случившемся.
Ни движения, ни морщинки на худощавом, загорелом лице, но под непроницаемой маской произошла какая-то перемена - и тут Двейр все испортил.
Монтан выпрямился. Поставил обе ноги на пол. Резко спросил:
- Найрн - мисс Инглиш приходила туда? В мою квартиру? - и умолк.
Двейр стоял за Макки лицом к Монтану. Он взвился, как от острой боли:
- Что-то в кармане его пиджака, за чем приходила девушка? Что это было, инспектор?
М - да, ну и вопрос. И в ненужный момент. Двейр не должен был его задавать. Его вмешательство пресекло сомнения Монтана в зародыше, породило подозрения, вознесло обратно на вершину. Он переводил взгляд с Двейра на шотландца и улыбался.
Макки сказал с притворным добродушием:
- Мистер Монтан вам все расскажет, прокурор.
Это не сработало. Да он и не ожидал. Монтан был слишком умным человеком, чтобы попасться на такую очевидную уловку. Возможность выудить признание мелькнула и исчезла.
Макки отдал бразды допроса снова Двейру, а Двейр - помощнику главного инспектора. Дело в свои руки взял начальник участка. Заглянул комиссар, послушал пару минут и снова ушел. Так продолжалось снова и снова.
Они испытали все, гнев, угрозы, мольбы, лесть и призывы. Если он сам не убил Барбару Бэрон, знает ли он, кто это сделал? Они рады любому клочку информации. Все будет держаться в секрете, его имя не будет упомянуто.
Ни малейшего проку.
Еще через два часа Монтан был свеж - и молчалив - как огурчик, а они уже лишились сил разговаривать.
В соседней комнате проходило короткое совещание полицейских; на востоке пылал рассвет, птицы на водосточном желобе завели свою проклятую трескотню, когда Макки сказал:
- Сердце короля благороднее сердца корнета. Вы так от него ничего не узнаете. Отпустите его. Он будет нам куда полезнее на свободе.
Двейр запротестовал. Он бешено воскликнул, взорвавшись яростью, в ответ на настойчивые предостережения и пророчества шотландца:
- Я письменно протестую против этого. Я не буду отвечать за то, что случится. И хочу, чтобы это поняли.
Итак, в шесть часов утра освобожденный Филипп Монтан был в своей квартире на Чэмбер Стрит, а шотландец - в Отделе Убийств. Сидя за своим столом в длинном узком кабинете на третьем этаже Десятого участка, он принялся просматривать показания, показания и показания: двухсот сорока случайных людей, которые оказались в Международной Школе Дизайна этой ночью, но не могли убить Барбару Бэрон, показания одиннадцати или двенадцати людей, которые могли, показания медика, патрульного Грима, справку из отдела коронера, куда отправили останки мертвой девушки.
Он рассеянно просматривал бумаги: один белый атласный подвенечный наряд, одна пара белых атласных туфелек, одна фата, нижнее белье, белый шифон, и т.д, и т.д, и т.д.
Что-то было... чего-то недоставало. Чего-то, что он заметил раньше, и что не было указано в списке. Вдобавок к бесконечным показаниям, на его столе лежали фотографии. Он их уже видел. Их сделали его сотрудники и команда поддержки.
Пока Макки занимался Хью Бэроном и Филиппом Монтаном, допрашивали независимого фотографа, который пришел на показ по службе. Он выпал из общей картины потому, что они с женщиной-репортером были вместе все интересующее полицию время. Ее ещё не допрашивали, но он сказал, что они покинули студию в одну-две минуты десятого, наткнулись на Монтана в лифте и разговаривали в холле внизу ещё и после ухода Инглишей. Выйдя на улицу, они попали в толпу, в центре которой лежала мертвая дебютантка.
Не имея возможности к ней подобраться, фотограф бросился обратно в офис проявить с полдюжины фотографий девушки, которая, как он понял, так удачно свернула себе шею. В свежайшем выпуске появится живописная сенсация из первых рук - шанс, выпадающий раз в жизни. Он подарил полиции пачку снимков. Макки взял их и стал просматривать снова. На третьем он вдруг замер.
Девушка уходила в студию в подвенечном платье, ставшем саваном. И он был прав. Вот она на фотографии, вещь, которую он запомнил, на её левой руке. Ее не было - он ещё раз внимательно прочитал список - ни в списке вещей, которые сняли с тела мертвой дебютантки в морге, ни в списке вещей, в которых она приехала в школу, нет, её среди них не было.
Браслет, бывший на Барбаре Бэрон до её ухода в студию, пропал.
Макки откинулся на спинку и сцепил руки на затылке. Глаза за короткими густыми ресницами излучали решимость. Усталость исчезла, в них светились мысли, догадки, версии. Потерянный браслет, насколько он понял по фото, далеко не из дорогих. Его нет в морге; его не было в аллее. Может, он где-то в школе. Если нет... Он начал насвистывать один из своих любимых маршей, слегка фальшивя.
Потерянный браслет... полнейшая неуместность, его связь со смертью владелицы настолько невозможна, что её трудно представить. Да...
Он неожиданно осознал, что если найдет эту связь, то вплотную подойдет к разгадке, чьи руки протянулись и швырнули девушку в подвенечном платье и фате через перила балкона в темную бездну Шайнбоун-аллеи.
Он вдавил звонок, и, когда вошел лейтенант Ширер, приказал ему с командой отправиться в Международную Школу Дизайна и обыскать каждый закоулок и каждую щель в поисках потерянного браслета. Потом заехал домой принять душ и побриться перед началом нового дня. Было шесть тридцать. В полседьмого позвонил Ширер. В помещении школы браслета не было.
В десять пятнадцать, после совещания с комиссаром, главой округа и помощником главного инспектора Сирсом, Макки вышел на поиски потерянной побрякушки сам.
Глава 11
- Он был плоским, инспектор, и тонким, - сказала Фанни Инглиш, ободок примерно в четверть дюйма шириной с хрустальной инкрустацией и свисающей хрустальной цепочкой. Он не из дорогих. Я имею в виду, он отличался от других драгоценностей Барбары, настоящих драгоценностей, оставленных ей матерью.
В своей квартире на Пятой Авеню Фанни Инглиш надевала чепчик на восьмимесячного ребенка, когда этим утром зашел Макки. Высокое белое здание к северу от площади Вашингтона не имело ничего общего с лежащим к югу Гринвич Вилидж. Все по последнему слову архитектуры, и свежий чистый воздух.
Миссис Инглиш была превосходной женой и матерью. Аккуратная, старательная, добросовестная, она жила домом, мужем и ребенком. Она приветствовала шотландца любезно, но рассеянно, слишком
