еврокласса или в тебе такого увидели, то тебя пригласят, тебя обласкают, тебя арендуют. Есть теперь рок- папы. Папа - это тот, кто выкатывает рок-группе аппарат, и часто рок-папы на афише фигурируют художественными руководителями. За те пятьдесят или сто тысяч это не так уж и много. В Ленинграде рок-пап практически нет, поскольку Ленинград - город не очень богатых людей, и здесь такую сумму не так просто украсть. Есть, правда, один, дает интервью как руководитель популярного в пригородах рок- ансамбля. Сей художественник сколотил капиталец, спекулируя инструментами и аппаратурой, иногда и просто обманывая доверчивых артистов. Бас-гитарист Червоных гитар рассказывал мне, что знает нашего художественника, что наш художественник кинул барабанщика из рок-группы Чеслава Немена на полторы тысячи рублей и что он, поляк, хочет продать художественнику за это самопальный Стратакастер-бас с нестроящим грифом.
Дипломатическо-дирижерские семьи также поставляют на рок-н-ролльный небосвод рок-пап, но это уже московские дела.
Те есть столь пространной жалобой я хочу сказать, что в начале семидесятых еще не было ни пап, ни дядьев, была какое-то время у Петербурга рок-мама - взрослая, небогатая женщина. Одним словом, соединив имевшееся у Петербурга до инфекционного гепатита с тем, что прибыло после, мы получили полный комплект некачественной, хотя и громкой по тем временам, аппаратуры. В лице Вити Ковалева Петербург получил серьезное подкрепление. Это теперь проф-рок-артистов обихаживают инженеры звука, инженеры света, разные мастерские и спекулянты. Тогда приходилось все делать самим, и представьте себе, что мог напаять гуманитарный состав Петербурга времен Лемеговых. Витя Ковалев, мастеровой, рабочий телеателье, привел в относительный порядок некачественный наш аппарат и, кроме того, значительно укрепил классовый состав Петербурга. Никита Лызлов заканчивал химический факультет Университета и тоже был поближе к технике.
За гуманитарную часть деятельности отвечали мы с Колей и к осени семьдесят второго, внутренне соревнуясь, сочинили несколько новых боевиков, которые и отрепетировали и представили рок-н- ролльщикам и кайфовальщикам.
Однажды полузнакомец подбросил листки со стихами, попросив прославить, и листки эти вдруг попались на глаза. Часть стихов, как выяснилось позднее, оказалась украденной у Аполлинера, а на один неожиданно сочинилось. Текст, правда, пришлось править и переписывать, остались от него рожки да ножки, но на одной строке я тем не менее прокололся. Назвал композицию Лень и начинал ее четырехтактовым заковыристым рифом, повторявшимся два раза с напором, а после возникал минор, точнее до-минор, и начинались минорные слова:
- Издалека приходит день, приходит день, сменяя утро...
Объявив время и место действия, во второй уже нахрапистой части композиции я утверждал, что:
- И так всю жизнь, так каждый день все изменить мешает лень!
Третья часть композиции в мягко рокочущем квадрате до-мажора объявляла:
- Я этим городом дышу, - и далее строчка, всегда вызывавшая овации кайфовальщиков и довольные усмешки рок-н-ролльщиков и мое недоумение по поводу ее странного успеха: - ...курю с травою папиросы.
Строчка эта - одна из немногих, уцелевших из первоисточника полузнакомца. Я же тогда не курил вовсе, редко когда мог позволить себе пригубить с Лемеговыми, сохраняя надежду на олимпийскую славу. Я знал, конечно, что анаша называется травой, и знал, что кое-кто из рок-н-ролльщиков ее курит, а кайфовальщики, кажется, курят вовсю. Но это было абстрактное знание - Лемеговы в смысле кайфа оставались славянофилами и трава в тексте полузнакомца связывалась у меня просто с плохими папиросами табаком наполовину с травой.
Но получалось - я символ эскапизма, этакий прокламатор психоделии, пыха, улета. По поводу кайфов тогда позиции у меня не имелось вовсе, но иногда, особенно после того, как Лемеговы срывали концерт или репетицию своей приязнью к португальским винам, иногда я устраивая Лемеговым скандал и выгоняя их вместе с собутыльниками. Но - трава? Сообразив, я заменил с травою на с тобою. Это вызвало интересную реакцию: начинался рокочущий до-мажор, пелся текст, но все равно зал взрывался криками, как бы понимая да, зажимают рот артистам, не дают свободы в искусстве. Меня никто не зажимал, но за ошибки или глупость в искусстве приходится платить.
Николай предложил для концертирования несколько отличных сочинений: Позволь, Хвала воде, Санкт-Петербург No 2. Негуманитарный Никита разродился текстом, а Николай' приложил музыку и получился еще один номер - Спеши к восходу.
- После долгой ночи, после долгих лет - будет утра сладость, будет солнца свет!
Так пелось в припеве, и всем нравилось. С восходами и заходами у Санкт-Петербурга все было в порядке. Что восход должен принести - оставалось неясным. Теперь я знаю, что восход может принести и похмелье, а заход, наоборот, - короткое счастье. Но ведь в двадцать с небольшим думалось напрямую: солнце, свет, белое - добро; ночь, темень, черное - зло. Жаль, что возраст превращает наивную веру в ее негатив.
Санкт-Петербург очень любили, все, что ни сочиняли и ни пели мы, нравилось до коликов восторга, а эти колики восторга необходимы забравшемуся на сцену, раскрепощая его и выявляя совершенно неожиданные дарования.
Но это все гуманитарные абзацы. Итак - аппаратура.
Грубая статистика гласила: где-то каждое третье выступление срывалось, не канало, из-за аппарата. Иногда срывалось смешно. Никита Лызлов устроил Петербургу еще при Лемеговых коммерческое, мероприятие в Павловске. Часть билетов скупили павловские аборигены, часть разошлась среди городских кайфовальщиков. Отстраиваем аппаратуру - блеск! Своя плюс клубная - блеск, да и только! В зале уже воркует публика, пора выходить, но вот выясняется, что напряжение в Павловске к вечеру село, звук из динамиков прет с искажением и музыкальная коммерция может кончиться избиением артистов. Нужен выпрямитель, он каким-то образом что-то там выпрямит, но выпрямителя у Санкт-Петербурга нет. Гонец летит за выпрямителем, а я поручаю бойкому знакомцу, просочившемуся за кулисы на правах сомнительного друга, выйти на сцену и поговорить. О чем угодно. Вроде лекции о рок-музыке. Минут на двадцать. Бойкий знакомец выходит под аванс оваций и начинает гнать лапшу о Петербурге, о том, какая это выдающаяся, великая... стараясь занять время, по ступеням восходящих эпитетов добирается и до... гениальная группа сейчас выступит в Павловском деревянном клубе. Зал уже плачет, представляя себе Павловск музыкальным эпицентром мира, а нам пора уж выходить на сцену, поскольку гонец с выпрямителем не прискакал покуда, а задерживать начало значит больно слететь по лестнице эпитетов...
Жизнь все-таки дороже славы. Занавес с хрустом распахивается, мы искаженно чешем начало апробированного боевика Ты как вино, зал, не разобравшись, вопит, но скоро смолкает и также молчит после, грустно понимая, кажется, что не готов еще воспринимать гениального...
На стадионе отнеслись к моему гепатиту как к уловке волосатика и сказали:
- Волк всегда смотрит в лес.
В Университете же, пропустившего по болезни сессию и представившего справку, отпустили с богом в академический отпуск.
Судьба искушала волей, а воля - это слишком высокий и отчаянный кайф. Привыкший к дефициту времени, я не решил искушать молодую свою жизнь, хотя и мог обоснованно посвятить целых двенадцать месяцев диетическому питанию, прописанному докторами. Николай хвастался все время - работаю, мол, ночами в метро тоннельным рабочим, сплю, иногда лишь чего-нибудь, если очень попросят. Звоню Николаю, спрашиваю:
- Как думаешь, Коля, метрополитен не откажется от трудовых усилий еще одной звезды рок-музыки?
Николай отвечает невразумительно, но, кажется, меня там ждут с нетерпением. Следует проехать до Балтийской, что-то обойти, открыть какие-то двери, свернуть налево, а после направо. Еду до Балтийской и убеждаюсь - все не так. И обойти не то, и двери не те, и сперва направо, а уж после налево. Но главное совпадает - вакансия тоннельного рабочего второго разряда не занята и я занимаю ее, пройдя флюорографию и терапевтический осмотр. Сообщив счастливое известие Николаю, слышу опять же невразумительное о том, что он, мол, увольняется, и это меня отчасти печалит, но печаль поверхностна,
