Ее произведения обнаруживают в ней удивительную начитанность, ей знакомы классики всех национальностей, она цитирует поэтов и прозаиков всех стран. Знатоки говорят, что ее поэтические и прозаические произведения далеко не лишены литературной ценности.
В психологическом отношении имеют большое значение те ее произведения и письма, где она касается своих отношений к Марии.
Она говорит о блаженстве, которое доставляла ей Мария, о страстном желании увидеть ее, свою обожаемую жену, хотя бы на одну минуту. Эта тоска делает для нее ее камеру тяжелее могилы. Мысль, что теперь ее презирает даже ее Мария, отравляет ее сердце горечью. О потерянном счастье она проливает слезы, так много слез, что могла бы утонуть в них. Многие страницы посвящает она апофеозу этой любви и воспоминаниям о времени первой встречи и первых проблесков их чувства.
С. жалуется на свое сердце, которое не хочет подчиняться рассудку, на свои чувства, которые подобны буре и которых она не в состоянии скрыть. То и дело прорывается в ее письмах безумная страсть и она говорит, что без Марии не может жить. «О, твой милый, дорогой голос, звуки которого, кажется, в состоянии поднять меня из гроба и который всегда напоминал мне о райском блаженстве! Одного твоего присутствия было достаточно, чтобы смягчить мои физические и нравственные страдания. Влияние, какое оказывало твое существо на мое, было подобно магнетическому току; это была какая-то своеобразная сила, которую я никогда не могла определить как следует. И я оставалась при том определении, которое вечно сохраняет свою истинность: я люблю ее, потому что люблю. В темную безутешную ночь мне светила только одна звезда — это была любовь Марии. Эта звезда погасла теперь — от нее остался только отблеск в виде сладких и грустных воспоминаний, которые освещают даже страшную ночь смерти, осталось еще слабое мерцание надежды»… Это письмо заканчивается следующим обращением: «Господа ученые юристы, мудрые психологи и патологи, судите меня! Всеми моими поступками управляла любовь, каждый мой шаг зависел от нее. Бог вложил мне ее в душу. Если он сотворил меня такой, то кто в этом виноват: я или вечные неисповедимые пути судьбы? Я надеялась на Бога, я верила в то, что когда-либо наступит мое освобождение, ибо весь мой грех — это любовь, которая есть основа, фундамент Его учения и Его царства.
Боже милосердный и всемогущий! Ты видишь мои муки, ты знаешь, как я страдаю. Снизойди ко мне и простри мне руку помощи, ибо весь мир отвернулся от меня. Бог один справедлив. Как прекрасно это описано у В. Гюго в его «Легендах века»! Какой грустной мелодией звучит в моих ушах стих Мендельсона «Каждую ночь я вижу тебя в сновиденьях»…
Хотя С. знала, что ни одно ее письмо не доходило до ее «обожаемой львицы», она, однако, не уставала заполнять целые листы излияниями своей любви, своей тоски и своего обожания. «Я прошу, — пишет она, — хоть одной светлой блестящей слезинки, пролитой в тиши светлого летнего вечера, когда озеро, освещенное вечерней зарей, горит как расплавленное золото и когда колокола св. Анны и Марии Верт наполняют воздух меланхолической мелодией, возвещая покой и мир; пролей одну только слезинку о моей бедной душе и моем бедном сердце, которое до последнего удара было полно тобой».
Обследование. При первой встрече судебных врачей и С. обе стороны чувствовали некоторое замешательство: врачи потому, что С. несколько подчеркивала свои мужские манеры и свое светское обращение, а С. — потому, что думала, что ее запятнают печатью моральной ущербности. Не лишенное привлекательности интеллигентное лицо С, несмотря на несколько нежные и мелкие черты, производило все-таки решительное впечатление мужского лица. Очень недоставало ему только усов. Впечатление это было настолько сильно, что даже, несмотря на женское платье, в которое была одета С, судебные врачи не могли привыкнуть к мысли, что перед ними — женщина. Напротив, обращение с С. как с мужчиной выходило гораздо более естественным, более непринужденным и даже более корректным. Обвиняемая сама это чувствовала. Она тотчас же становилась откровеннее, общительнее, развязнее, как только с ней начинали обращаться, как с мужчиной.
Несмотря на то что влечение к женскому полу стало сказываться у нее уже в первые годы жизни, она почувствовала первые следы полового влечения только на 13-м году, когда ее развратила рыжая англичанка в дрезденском институте. Половое влечение проявлялось тогда в поцелуях, объятиях и прикосновениях, сопровождавшихся сладострастным ощущением. Уже в то время сновидения ее были полны исключительно женщинами, а себя она видела в роли мужчины, причем иногда даже испытывала чувство эякуляции. Так это повторялось и потом, повторяется и до сих пор.
Онанизмом, ни одиночным, ни взаимным, она не занималась. Этот порок кажется ей отвратительным и недостойным «уважающего себя мужчины». Ни разу она не позволила кому-либо дотронуться до своих половых органов хотя бы уже потому, что не хотела выдать своей тайны. Регулы появились только на 17-м году, всегда были скудны и не сопровождались болезненными явлениями. Заметно, что для С. крайне неприятен разговор о менструациях, как о предмете, который должен вызывать у мужчины чувство отвращения. Она сознает ненормальность своего полового влечения, но не желала бы измениться, ибо чувствует себя со своими превратными ощущениями вполне счастливой. Мысль о половом общении с мужчиной вызывает у нее отвращение, и она не считает ее даже осуществимой.
Стыдливость ее по отношению к женщинам доходит до того, что она скорее готова была бы спать с мужчиной, чем с женщиной. Когда ей нужно было удовлетворить естественную потребность или переменить белье, она просила свою соседку по камере отвернуться к окошку и не смотреть на нее.
Когда эта соседка, кстати сказать, женщина из подонков общества, случайно дотрагивалась до С, то последняя чувствовала сладострастное возбуждение и покрывалась краской. С. сама рассказывает, что на нее напал прямо страх, когда ее перед заключением в камеру одели в непривычный для нее женский костюм. Единственным утешением для нее была мужская рубашка, которую оставили на ней. С. отмечает один интересный факт, характеризующий, между прочим, значение обонятельных ощущений в ее половой жизни. Когда Мария ушла от нее, она нюхала те места на софе, где обычно лежала голова Марии; аромат ее волос доставлял ей ощущение блаженства. Среди женщин С. интересовалась отнюдь не самыми красивыми и самыми грациозными и даже отнюдь не очень молодыми: вообще телесные прелести женщины играли в ее глазах второстепенную роль. Особую притягательную силу имели для нее женщины в возрасте от 24 до 30 лет. Половое удовлетворение она находила на теле другой женщины (а не на собственном теле) путем мастурбации или куннилингуса. Иногда она пользовалась чулком, наполненным паклей, в качестве приапа. В этом С. созналась крайне неохотно, с чувством стыда. Впрочем, и в своих письмах С. всегда была далека от какого-либо бесстыдства или цинизма.
Она религиозна, обнаруживает живой интерес ко всему благородному и красивому — за исключением только красивых мужчин — и очень чувствительна к нравственной оценке со стороны других.
Она глубоко скорбит, что своей любовью она сделала несчастной Марию, понимает, что ее ощущения извращены, и признает, что
Рост ее 153 см, скелет нежного строения, она худощава, но отличается поразительно развитыми мышцами груди и бедер. В женском платье походка неуклюжая.
Движения ее полны силы, не лишены красоты, хотя и несколько угловаты и малограциозны, как у мужчины. Здороваясь, она крепко жмет руку. Вообще, она держится прямо, с известным достоинством. Взгляд интеллигентный, выражение лица несколько грустное. Ноги и руки поразительно малы, как бы остались на детской ступени развития. Тыльная поверхность конечностей обильно покрыта волосами, на лице же, несмотря на старательное систематическое бритье, никаких следов растительности. Туловище отнюдь не соответствует женскому типу: талия отсутствует. Таз настолько узок и так мало выдается, что контур, идущий из подмышечной впадины к соответствующему колену, совпадает с прямой линией и не отклоняется ни кнутри на месте талии, ни кнаружи на месте таза. Череп слегка оксицефалический и во всех направлениях оказывается на 1 см меньше средних размеров женского черепа.
Окружность черепа 52 см, затылочно-ушная линия 24, теменно-ушная 23, лобно-ушная 28,5, продольная окружность 30, подбородочно-ушная 26,5, продольный диаметр 17, наибольший поперечный диаметр 13, расстояние ушных проходов 12, скуловых отростков 11,2. Верхняя челюсть сильно выдается вперед, альвеолярный отросток ее выступает над нижней челюстью на 0,5 см. Постановка зубов не вполне
