Та же самая осмотрительность наблюдалась и в налетах на иранские населенные пункты. Они, были ограничены в масштабах, интенсивности и продолжительности, и им обычно предшествовала предупредительная кампания, чтобы дать возможность Ирану переменить планы или эвакуировать население. Когда казалось, что ситуация выходит из-под контроля, как во время жестоких ударов против иранских и иракских городов, так называемой Первой войны городов в феврале 1984 года, Хусейн быстро достиг соглашения с Ираном не бомбить без разбора гражданское население и сравнительно строго соблюдал это соглашение. Более того, он не доводил до логического конца превосходство иракских вооруженных сил и часто отводил войска как раз именно тогда, когда его стратегия начинала давать положительные результаты. Наиболее яркой иллюстрацией этого, казалось бы, нелогичного поведения является, наверное, Вторая война городов (март и апрель 1985), когда иракская кампания была внезапно приостановлена, хотя она принесла успех, вызвав широкие демонстрации в Тегеране против иранского правительства. Стратегия Саддама сбивала с толку наблюдателей, она, казалось, шла вразрез с логикой и практикой военных действий.
И все же причиной этой сдержанности были не соображения нормы или морали, но весьма прагматические мотивы. Хусейн охотно использовал химическое оружие всякий раз, когда считал это необходимым, и у него по этому поводу не было никаких нравственных угрызений. Как сказал об этом генерал Махер Абдель Рашид, один из самых выдающихся иракских командиров во время войны и впоследствии тесть Кусэя, младшего сына Саддама: «Если вы даете мне пестицид, чтобы тучи насекомых надышались им и были уничтожены, я его пускаю в ход». Саддам, однако, не хотел настраивать против себя своих арабских союзников (в особенности Саудовскую Аравию и Кувейт), опасавшихся, что Иран расширит зону конфликта из-за химических атак Ирака. Поговаривали, что и Советский Союз убеждал Ирак избегать рискованной эскалации войны. Сдержанность Хусейна показывала также, что он не хотел подвергать опасности свои воздушные силы, так как серьезные потери (особенно среди его пилотов) могли нанести ощутимый удар по самому эффективному резерву иракских вооруженных сил. Несомненно, на расчеты Хусейна влияла и острота реакции Ирана на бомбардировки его населенных пунктов. Хотя масштаб и интенсивность ответных ударов Ирана не могли сравниться с налетами Ирака (после 1982 года у Ирана оставалась только горсточка боевых самолетов), даже слабые ответные налеты Ирана выявляли неустойчивость морального духа иракского населения и мешали Хусейну изолировать тыл от фронта. В общем, осмотрительность Хусейна отражала его основное желание ограничить войну, чтобы сохранить свою власть и иностранные поставки и не нанести непоправимый вред будущим ирано-иракским отношениям.
Все эти соображения были отброшены в 1986 году. Столкнувшись с катастрофическими поражениями на фронте — падением Фао в феврале и города Мехрана на центральном фронте через четыре месяца — и понижением мировых цен на нефть, весьма ощутимым для ослабленной иракской экономики, Хусейн еще раз взмолился о мире. Он будто забыл о своих прежних притязаниях на лидерство в Заливе, не говоря уж о своих панарабистских идеях. Кроме туманных намеков на будущее ирано-иракское сотрудничество в Заливе (о его прежних требованиях вернуть Ираку остров в Заливе), условия Хусейна о заключении мира вращались вокруг безопасности для его режима, а именно — взаимных гарантий об уважении к избранной форме правления обеих стран. Когда Тегеран остался столь же непреклонным в своем решении его свергнуть, Хусейн, очевидно, решил, что необходимо сделать невыносимой жизнь иранского населения. В соответствии с этим он осуществил серию воздушных налетов на стратегические центры Ирана, главным образом — на его основной нефтяной экспортный терминал на острове Харк и крупные города — Тегеран, Исфахан и Керманшах. 12 августа 1986 года иракские воздушные силы провели первую успешную бомбардировку иранского нефтяного терминала на острове Срии (в 1(50 милях к северу от Ормузского пролива), показав таким образом Тегерану, что Ирак может добраться до любого стратегического объекта.
Ирак также преумножил нападения на гражданские пароходы и особенно танкеры, плывущие в Иран и из него. Хусейн начал в 1984 году так называемую танкерную войну с целью сместить войну с безуспешных наземных операций в новую и потенциально более перспективную область. Конечно, обе стороны нападали на торговые суда с самого начала войны: с сентября 1980 и до февраля 1984 было зарегистрировано 23 иракских и 5 иранских нападений. Однако только в 1984 году произошло 37 иракских и 7 иранских нападений.
Танкерная война отличалась от предыдущей кампании против судоходства не только по масштабу, но и по стратегической мотивировке. В отличие от предыдущих атак Ирака на невоенные суда, когда Саддам всего лишь пытался убедить Иран в бесполезности продолжения войны, новая танкерная война имела определенную задачу — вовлечь в войну действующих лиц извне, особенно западные державы, в надежде, что они поддержат Ирак или помогут в достижении мирного соглашения. Видимо, первоначальной идеей было при помощи интенсификации атак спровоцировать Иран на крайние действия, например, на попытки закрыть Ормузский пролив, что вынудило бы западных потребителей нефти непременно вмешаться.
Эти попытки Хусейна обострить конфликт не оправдались. Понимая цели новой иракской стратегии, Иран не только избегал всяческих попыток блокировать Ормузский пролив, но и старался реагировать сдержанно; он воздерживался от публичного признания нападений на гражданские суда и подчеркнул, что не заинтересован в закрытии пролива, так как: «Исламская республика Иран первая же пострадает от такого шага». Иранские морские атаки были ограничены в основном судами, торговавшими с Саудовской Аравией и Кувейтом, в надежде, что эти две страны, которые больше других экономически поддерживали Багдад, окажут на Ирак экономическое давление, чтобы он прекратил свои боевые действия в водах Залива.
К разочарованию Хусейна, осторожность Ирана привела к тому, что западные державы практически не вмешались. Хотя расширение танкерной войны усилило обеспокоенность США и, как сообщали, привело к пересмотру некоторых планов, конкретных действий не последовало. И только в конце 1986 года, после активизации иракской кампании против экономических объектов Ирана, иранская непримиримость дала трещину. Ответив на разбой Ирака в Заливе аналогичными действиями, Тегеран до того запугал Кувейт, что тот обратился к обеим супердержавам с просьбой защитить танкеры от морских нападений; в марте 1987 года Соединенные Штаты сообщили кувейтскому правительству, что согласны эскортировать через Залив 11 танкеров с условием, что они будут идти под американским флагом, а через месяц Кувейт зафрахтовал три танкера у СССР, и они плавали под флагом СССР. К концу 1987 года Ирану противостояла солидная многонациональная армада из почти 50 военных кораблей.
Защищенный Западом от мести Тегерана, Хусейн смог усилить свои атаки на суда, идущие в Иран, и на иранскую нефтяную инфраструктуру практически безнаказанно. Он делал это в надежде на то, что Иран рано или поздно даст Западу повод обрушить на него свою силу. Хотя это ожидание не оправдалось, так как Тегеран изо всех сил старался показать свой интерес в деэскалации (за исключением мелкого столкновения между американским и иранским судами, прямой конфронтации между США и Ираном удавалось избегать до апреля 1988 года, когда американский военный флот потопил несколько иранских военных судов), иракское давление все больше вредило иранской экономике, тогда как многонациональное присутствие в Заливе вызывало у иранского руководства ощущение изоляции и безнадежности.
К счастью для Хусейна, «мирный лагерь» внутри иранского руководства получал все более ощутимую поддержку у иранской общественности. Бесцельность войны была окончательно осознана иранцами примерно в середине 1982 года, когда они больше не защищали свою территорию, но вели боевые действия на земле Ирака. Экономические неурядицы, вызванные войной, пробудили глубокое раздражение по мере того, как основных товаров становилось все меньше, а черный рынок и коррупция процветали. Растущие потери усугубляли глубокую усталость от войны.
На упадок морального духа в Иране указывало всеобщее недовольство, в том числе резкое уменьшение количества добровольцев в самом конце 1984 и антивоенные и антиправительственные демонстрации, особенно в середине 1985 года. Особенно резко упал моральный дух в 1987 году, когда режим не сумел эффективно отразить ракетные атаки Ирака на населенные пункты. Сокращение числа добровольцев для фронта приняло угрожающие размеры после дорогостоящей, но неудачной попытки зимой 1987 года захватить Басру. Растущее недовольство среди бедняков, бывших основной поддержкой режима, особенно удручало религиозных иранских вожаков.
Народное недовольство отразилось в советах революционного режима Ирана уже в середине 1982 года, когда свободная коалиция военных и политических деятелей начала сомневаться в логичности
