У меня сжались кулаки.
— Вы мне этого не пришьете! Нет никаких свидетельств, что я отец!
— Почему нет? — удивился Прахд. — Я подал властям официальное родительское свидетельство. Оно не затеряется, не бойтесь. Я все предусмотрел — вы сможете смело претендовать на родительские права.
О боги и дьяволы! Это не человек — это нечистая сила!
— Зачем вы это сделали? — вскипел я.
Наконец-то в нем заговорил страх. Появилось заикание.
— В-в-видите ли, б-б-была еще причина, В-в-вы сказали, что сожжете это п-п-прекрасное имение! М-м-мысль об этом была для меня невыносима. Поэтому я ре-ре-решил, что если вы уз-узнаете о сыне, который там живет, то не сожжете этот дом!
О боги, дьяволы и силы ада! Привязать меня к самой отчаянной нимфоманке на Волтаре! А вдруг она будет настаивать — и придется даже жениться на ней?! Прахд немного пришел в себя.
— В этом есть и положительная сторона. Ведь имение-то действительно прекрасное. Вот, она прислала вам открытку.
Он полез в карман и достал ее. На одной стороне на меня завлекающе смотрела статуя обнаженной нимфы, прячущей свою наготу так, что еще больше подчеркивала ее. На другой стороне было небрежно нацарапано следующее послание:
Я поехал домой, лег в постель и разрыдался. Скверно было то, что Прахд официально мертв. Иначе я мог бы убить его на месте.
В тот день судьба не ограничивала меня в рационе. Она была очень щедра. Она даже настаивала на том, чтобы я взял на себя как можно больше неудач, а потом и еще немного.
В полдень ко мне в спальню вошел Карагез. Похоже, когда бывают плохие вести, приносит их именно он. С хорошими же вестями он не только не приходит — даже не присылает никого.
— Там на газоне человек — у него ужасно неприятный вид, — сообщил он.
Я встал. В свитере оружия не спрячешь, к тому же он был в грязи. Я переоделся в штормовку, сунул в карман кольт «кобра» и, осторожно озираясь, вышел во двор. Это был Джимми Тейвилнасти Подонок. Он выделывал какие-то трюки со своим стилетом. При моем появлении он обратил ко мне рябое лицо с черными бусинками глаз и сказал:
— Мой человек у тебя? — Он посмотрел вокруг, не подслушивает ли кто. Говорил он в основном одной стороной рта. — У меня есть парни, которые тебе нужны. Они вот тут. — Он похлопал по карману. — Ты их получишь, когда выдашь мне моего человека.
Кандидаты на изменение опознавательных черт личности! При необходимости платить местным докторам за работу и сообщать всему миру, что она совершенно бесплатная, этот новый доход был не только хорошим, а жизненно необходимым.
— Зайди-ка немного погодя, — сказал я ему.
— Я не сойду с места, пока не получу Гансальмо Сильву. У нас по этому делу есть новейшие сведения. Это он пришил Святошу Джо после того, как стал его телохранителем. Он падла. Нам он нужен позарез. Так что имена в моем кармане стоят этого. Но, если обмен не состоится, скажи только слово, и я вместо него попрактикуюсь на тебе. Без практики мне нельзя.
— Нет, постой! Ты неправильно меня понял! Я просто имел в виду, что мне нужно позвонить отсюда, чтобы устроить это. Посиди-ка здесь немного. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли чего-нибудь выпить и…
— Я никогда на работе не пью. Фараонам это запрещено, значит, мне тоже. Все честь по чести. Ну звони же!
— Ты в каком отеле остановился?
— Ни в каком. Я только что из Стамбула — взял там напрокат машину.
— Это все, что мне нужно знать, — сказал я и помчался к себе в спальню.
Заперевшись, я вызвал Фахт-бея по внутренней системе связи базы.
— Я насчет спящего пассажира с «Бликсо». Посади его в машину — она прибудет, кажется, из Стамбула. Доставь его в номера «Сагланмак» и помести в номере над лестницей. Зарегистрируй его под именем Джона Смита и скажи клерку, что он перепил, пока был в пути. Аппаратуру глубокого сна отключи в машине, чтобы он не знал, где находился до этого. Позаботься, чтобы никаких меток или чего-то еще, подходящего для опознания личности, на нем не было.
Фахт-бей обещал, что все сделает, и добавил:
— Никаких волнений, офицер Грис. На один день хватит с вас и бунта.
Я взял прибор ночного видения, вышел и убедил Джимми Подонка сойти с газона и сесть на лужайке за столик. Когда ему принесли безалкогольный напиток, он проверил его сначала на кошке, что бродила по двору. Не очень-то он был компанейским.
— Как поживает Малышка? — спросил я после затянувшегося молчания.
— А почему ты спрашиваешь?
— Как же, бывшая страсть, что ни говори.
— Она сказала, что впервые слышит о тебе.
— Я не всегда пользуюсь одним и тем же именем.
— Вон оно что!
— А как поживает Джованни?
— А почему ты спрашиваешь?
Да, это не было похоже на то, что называют дружеской встречей. Я решил, что дал Фахт-бею достаточно времени, чтобы все устроить. Мы пошли к арендованной Джимми машине, и я сообщил ему адрес. Через несколько минут мы подъехали к дому с плоской крышей, стоящему через дорогу напротив номеров «Сагланмак». Знакомому нам старому турку я представился инспектором по проверке кровель, дал ему банкнот в пятьсот лир и сказал, что жильцы не должны ничего знать — мы не хотим тревожить их своей инспекцией. Он впустил нас через боковую дверь. Крыша была окружена парапетом. На четвереньках мы подобрались к краю, где, скрытые от номеров парапетом, стали вглядываться в указанную комнату. Я показал Джимми лестницу, ведущую к наружному крыльцу, но он уже, к своему огорчению, знал ее.
Несмотря на осень, на крыше было довольно жарко. Но Джимми это было нипочем: видимо, хорошая закалка позволяла ему без труда переносить сидение в засадах. Натренирован, как и подобает головорезу.
Солнце зашло. Мы ни о чем не говорили. Показались звезды. Это не вызвало никаких замечаний. Перед отелем остановился автомобиль. Из него вышли трое мужчин. Тот, что находился посредине, казался пьяным. Они вошли в отель.
Вскоре в комнате зажегся сват.
— О, вот и он! — произнес Джимми Подонок.
Гансальмо Сильву, которого очень хорошо можно было узнать через окно, почти внесли в комнату. Похоже, он спал. Двое мужчин сняли с него одежду, уложили его в постель и накинули сверху покрывало. Нам был виден край постели. Джимми Подонок занялся проверкой своего ножа и пистолета. Он так увлекся, что мне пришлось напомнить ему о списке. Он полез в куртку, а я, опасаясь, как бы он не вытащил что- нибудь другое, держал руку с наведенной на него «коброй» в кармане.
Он вытащил список.
— Двести имен, — сказал он. — Все парни что надо, уже наготове и ждут, когда можно явиться. Последний в списке — мой брат, живет в Хобокене. Комиссионные пошлешь ему. Он добропорядочный
