убийцу. Если мне это не удастся, можете спускать на меня всех собак, согласны? Он смотрит на меня с удивлением. - Это очень короткий срок. - Я сам назначил его себе. Можете вы сделать то же самое? - О'кей. Мы обмениваемся рукопожатием, и я снова иду к статуе из топленого сала. - Вот синий конверт,- говорю я ей.- Он должен немного напоминать тот. - Он точно такой же. - Хорошо. Вы можете положить в него предмет, похожий по форме на тот, что лежал в предыдущем? - Да, конечно!.. Она смотрит по сторонам, серьезная, натянутая (это только образное выражение, потому что кожа этой коровищи так натянута, что едва не лопается. Непонятно, как она еще может моргать!). Вижу, она берет кусок картона, складывает его вчетверо и кладет в конверт. - Вот,- шепчет она.- Но тот был немного тяжелее... Я сую между слоями картона мою связку ключей, - Такой? - Совершенно точно... - Так, теперь еще одна деталь, о которой я забыл вас спросить: как был написан адрес? Ее взгляд на секунду затуманивается. - От руки,- вспоминает она.- Заглавными буквами. Я пишу на листке имя и фамилию погибшей, добавляю: 'До востребования, почтовое отделение, ул. Ла Тремойль, Париж'. - Вы можете переписать этот текст на конверт, стараясь сымитировать тот почерк? - Конечно... Она высовывает язык, который мог бы служить не только для наклейки марок, и пишет три строчки, о которых я ее попросил. Когда она закончила, я сую конверт в карман. - Спасибо. Пинюш в надвинутой на глаза шляпе изображает перед публикой великого сыщика. Прямо адмирал на капитанском мостике эсминца. Так и слышишь его голос: 'Открыть огонь!' или 'Право руля'. Я быстро выхожу и направляюсь к своей машине.
Глава 6
Приближается полдень, и в почтовом отделении на улице Ла Боэси целая толпа народу. Окошко 'До востребования' осаждают особо рьяно. Там полно молоденьких работниц с озабоченными минами, несколько неверных жен и сумасшедших юнцов. Все обуреваемые жаждой получить корреспонденцию. Эти жалкие образчики рода людского нуждаются в еженедельных пылких клятвах. Это помогает им жить. Так они меньше чувствуют одиночество. А где-то есть еще одна угорелая кошка (или кот), посылающая им привет! О них где-то думают... Они не одиноки. В общем, дурь собачья! Вечная комедия, в которой каждый нуждается, чтобы верить в себя! Стадо мыслящих свиней с огнем, горящим в заднице. Они внушают мне жалость... Готов купить пузырек красных чернил, чтобы подписаться под этими словами вместо крови, а то она слишком светлая! Впрочем, у большинства мужиков в жилах как раз и текут красные чернила! Я бегу подальше от этого хвоста жалких недоумков к окошку 'Оплата писем'. Если бы сотрудница из 'Оплаты' могла мне помочь, я был бы у нее в неоплатном долгу. Что вы сказали? Неудачный каламбур? Спасибо, я и сам заметил. Видимо, профессиональная деформация. Малютка просто очаровательна. У нее голубые глаза, миленькая мордашка и восхитительный рот, украшенный заячьей губой. Я без слов протягиваю ей мой конверт. Она его берет, взвешивает на руке и кладет на весы. - Письмо или образец? - Письмо! Она сверяется с табличкой весов и цен. А пока я открою вам окошко моих мыслей. Я пришел сюда из-за детали, которая наверняка ускользнула от вашего внимания по причине слабоватого развития ваших мозговых клеточек: письмо с бомбой было надлежащим образом оплачено. Вывод: отправитель его взвешивал... Поняли? Ну и хорошо. - Семьдесят пять франков,- сообщает малютка. Она начинает отделять от блока марки, но я ее останавливаю: - Подождите... Она поднимает на меня свои глаза небесного цвета, такие прекрасные, что один из них внимательно следит за другим благодаря конвертирующему страбизму. - Да? Я предъявляю ей мое удостоверение. Она берет его, подносит к носу и читает: 'Полиция'. - Мадемуазель, вы работали вчера на этом месте? - Да, а что? - Внимательно посмотрите на конверт, на который собирались наклеить марки. Он вам ничего не напоминает? Мой вопрос сбивает ее с толку. Она внимательно смотрит на меня, потом на письмо. - Что?..- в испуге бормочет она. - Послушайте, мне известно, что через ваши руки ежедневно проходят сотни писем и бандеролей... Однако, возможно, вы запоминаете некоторые, чей вид, вес или форма показались вам... необычными? На сей раз просекла. Она берет мой конверт, крутит в своих хорошеньких ручках, усеянных волосатыми бородавками, потом читает надпись и грациозным движением шеи с эллептическим зобом поворачивает ко мне сияющее лицо: - Ну да, я его помню: фамилия перед именем... Так редко делают, когда пишут даме... - Вы помните человека, который принес это письмо? - Да, прекрасно помню. Это была дама... И ржет, аж сгибается пополам! - Почему вы смеетесь? - Я не смею вам сказать... Если бы я мог себе позволить, то заставил бы ее сожрать все марки вместе с весами. - Послушайте, лапочка, я уже взрослый мальчик, и моя мама мне все рассказала, так что рожайте! - Эта самая особа... - Ну?! Это что, лизальщица зада марок хочет довести меня до инфаркта? Давно я не испытывал такого напряжения, клянусь! - Я ее знаю. Мое изумление так велико, что вы бы успели сварить яйцо всмятку прежде, чем я прихожу в себя. - Вы ее знаете? - Да. То есть чисто визуально... Она работает на тротуаре в районе церкви Сент-Мадлен. И личико юной красавицы заливается краской вокруг огромного родимого пятна бордового цвета, украшающего ее правую щеку. Я говорю себе, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Тут какое-то совпадение. - Вы уверены в том, что говорите? - Да. Я даже припоминаю одну деталь... Не знаю, заинтересует ли она вас... - Я вам это скажу, когда узнаю, что это за деталь. - Женщина, о которой я вам говорю, попросила меня не очень сильно шлепать штемпелем по конверту, потому что в нем лежало что-то хрупкое! Вот теперь, ребята, я получил веское подтверждение Правдивости ее слов! - Вы говорите, что эта достойная особа работает на тротуаре в районе Мадлен? - Да, на улице Сэз... Я вижу ее там каждый день в полдень, потому что обедаю с моим женихом в баре по соседству. - Вы можете позвать директора? Она его зовет своим козлиным голосом с приятными блеющими интонациями, перекрывая шум. Тот является. Холодный, корректный. - В чем дело? Она показывает на меня: - Этот месье из полиции; он хочет с вами поговорить. Я достаю удостоверение. Его надо всегда держать под рукой, если хочешь поразить своих сограждан. - Мне на полчаса нужна ваша служащая, чтобы получить от нее крайне важные свидетельские показания. Вы можете ее заменить на это время? - Разумеется, господин комиссар. - Спасибо. Мадемуазель, прошу вас надеть пальто и следовать за мной... Она не заставляет повторять еще раз. Во всей этой истории она видит только возможность смыться, хоть ненадолго, с работы и произвести впечатление на подруг. Через восемь секунд она выскакивает в зал в миленьком бежевом пальто, латаном и перелатаном. Ноги у нее красиво изгибаются радугой, что еще больше усиливает ее хромоту. Когда она выходит, какой-то молодой невежа с силой отпускает дверь, и она хлопает юную красавицу по горбу. Я испепеляю этого придурка убийственным взглядом. Мы медленно едем по улице Сэз, как такси, ищущее пассажиров. Я выезжаю на бульвары и разворачиваюсь, чтобы снова проехать по этой улице, которая, как все в Париже, имеет одностороннее движение. Мадемуазель выпяливает зенки, высматривая путану, которую мы ищем. Я притормаживаю перед каждой из этих дам, но моя спутница отрицательно качает головой. - Ее здесь нет,- говорит она наконец. Это наполняет меня грустью, и, согласитесь, есть от чего. Для очистки совести мы делаем еще три заезда, и в тот момент, когда я уже собираюсь уезжать, малышка издает радостный крик: - Вот она! Она показывает на девицу, сложенную, как богиня, которая выходит из гостиницы, закутанная в синюю лису. Ее сопровождает старый лопух- провинциал. Наверняка тот, кого она только что удовлетворила. Я проезжаю мимо девицы, не сбавляя скорости - Вы уверены?- настаиваю я. - Да, да! Я готова поклясться, что это она. Вздох, вырывающийся из моей груди, мог бы наполнить воздухом одноместную спасательную шлюпку. - Держите, моя милая, вот вам десять 'колов'. Съешьте пирожное и возвращайтесь на базу на такси. Прощу прошения, но теперь мой черед играть. Она немного разочарована. Я высаживаю ее перед кондитерской и говорю, что завтра мы увидимся снова. После этого спешу вернуться на улицу Сэз. Путанка ходит по тротуару мелкими шажками из-за узкой юбки и каблуков-шпилек. Я смотрю на нее, стараясь придать своему взгляду максимум похотливости. Она, чуть наклонив голову, отвечает мне обворожительной улыбкой. Как раз в этот момент от тротуара отъезжает фургончик, и я спешу поставить мою тачку на его место. Она с восторгом следит за моим маневром. Эта красивая черноволосая куколка с такой фигуркой - хоть сейчас на выставку. Останавливаюсь рядом с ней. - Скажите, красавица, сколько стоят ваши прелести? Она улыбается. - Ради такого красавца, как вы, я готова на любые безумства... Пятьдесят франков, и вам гарантированы незабываемые ощущения! - Я не привык так швырять деньги на девчонок... Ты сделаешь мне скидку, очаровательница? - Пошли, мы договоримся... Она идет в соседний отельчик. Я следую за ней, вовсе не чувствуя гордости за себя. Плачу за номер и открываю дверь. Комната чистая, довольно большая, обставлена современной мебелью. Я иду закрыть окно и задернуть шторы. - А ты маленький распутник,- оценивает шлюха.- Ты любишь темноту... - Это у меня наследственное: мой отец был фотографом. - Плюс ко всему ты еще и остроумен! - Что, заметно? Она награждает меня последней улыбкой, потом спрашивает с тревожной любезностью: - Как насчет небольшого подарка мне, зайчик? Я достаю из лопатника пять 'косых' и стыдливо кладу их на стол. Она хватает их и убирает в свою сумочку, а затем приступает к раздеванию. Ее стриптиз длится рекордно короткое время. Наконец она остается голой, как платан в январе, и делает несколько танцевальных
