понял... Ты первая девка, которой удалось меня одурачить макияжем. Признаюсь, до сих пор я не очень верил в задницу, но сейчас мое мнение об этой части тела изменилось. - Что вы хотите сказать? - Это ты была лжемедсестрой в каннской клинике. Браво! Я не устану тебе аплодировать... Твой номер - настоящее произведение искусства! Я попался еще и потому, что ты изменила не только внешность, но и внутренний облик. Ты превратилась из прекрасной златовласой авантюристки в заурядную девушку из народа, втянутую в грязное дело и не видящую дальше своего носа. Прочитав статью в газете, ты решила вмешаться. Чтобы пойти на такое дело, надо иметь большую смелость, даже дерзость. Ты покрасила волосы, уложила их вокруг головы, потом смыла крем, делающий тебя загорелой, надела контактные линзы, изменившие цвет твоих глаз... Жвачка на деснах изменила форму рта... Белый халат, немного эфира, чтобы сбить запах духов,- и подавайте на стол в горячем виде. Готова оскорбленная дамочка, мечтающая отомстить девке, которая отбила у нее мужа! Но, любовь моя, в ту ночь, в клинике, я увидел твою задницу, а у меня на них хорошая память, особенно на такие, с темным пушком. Глядя на тебя сейчас, я рассматривал твою задницу и говорил себе, что она мне кого-то напоминает... А потом я заметил, что для блондинки у тебя слишком темный пушок. Вуаль упала, и я все понял. - Вы умнее, чем кажетесь,- говорит она. - Обманывать всех - это часть работы полицейского, моя красавица. - Я знаю. - Так, значит, это ты самая главная? Она пожимает плечами. В ее глазах я меньше чем ничто. Мне не нравится, когда девка, так наколовшая меня, еще и держит меня за лопоухого фраера. Я подхожу к ней и влепляю пощечину, но она, кажется, только этого и ждала. Когда моя рука обрушивается на ее щеку, она подставляет свою, в которой держит длинную булавку, и я напарываюсь на нее ладонью. Я взвываю от боли. Кристия ловко пользуется полученным преимуществом. Быстрая, как пантера, она бросается на другую мою руку, ту, в которой я держу пистолет, и вырывает его прежде, чем я успеваю понять, что происходит. Я даже не пытаюсь вернуть себе оружие. Уже слишком поздно. Она начеку... Я ограничиваюсь тем, что вытаскиваю из ладони булавку и нажимаю на ранку, из которой выступает капля крови. - Не беспокойтесь из-за этой маленькой дырочки,- говорит девица.- Я проделаю в вас другие, побольше, наберитесь терпения... Только я хочу знать... - Что, моя красавица? - Что известно русским? Тут мне хочется засмеяться, потому что именно этот вопрос задал бы я сам, если бы разговор начинал я. Смотрю на нее, ожидая продолжения. - О чем?- спрашиваю. Она указывает на мужчину, работавшего на ней несколько минут назад. - О Дмитрии! Они знают, что он жив? Дмитрий! Этого малого зовут Дмитрием! Значит, он русский! Он... Я улыбаюсь. - Вы смеетесь из бравады?- спрашивает она. Нет, не из бравады. Я смеюсь потому, что, даже когда вас держат на мушке с явным намерением нашпиговать свинцом, вы не можете удержаться от улыбки, если у вас на глазах замыкается круг. А круг замкнулся герметически. Кусочки головоломки встали на свои места. Я ошибся, когда сказал в посольстве, что никто из их людей не был похищен. Нет, их атташе похитили. Мы! Это настолько забавно, что я не могу удержаться, чтобы не объяснить все Кристии. Было бы слишком глупо сдохнуть с этой потрясной историей в чайнике. Я ей объясняю, как по просьбе русских начал поиски их якобы похищенного атташе, как по их наводке похитил того, кого считал сыном Бункса, чтобы заставить его выдать секрет... Как, опять же по их совету, мы проделали трюк с трупом... 'Признаюсь, что я в этом ничего не понимаю',- говорю в заключение. Она прищуривает глаза... Кажется, ее посетили глубокие мысли. - Зато я понимаю,- еле слышно говорит она. - Вам нетрудно просветить меня? Даже если бы я не просил, она бы рассказала. Она будет говорить по той же причине, что и я: подталкиваемая непреодолимым желанием высказать свои мысли, думать вслух. - Они похитили моего брата около месяца назад,- говорит она,- но не могли в этом признаться из-за... - Из-за ваших отношений с ними? - Вот именно! Они действовали как чемпионы в дипломатии... Как и всегда! Заставив вас привезти труп моего брата, они обеляли себя... - Подождите,- останавливаю я ее,- я запутался... Если они похитили вашего брата, значит, знали, что мы арестуем не его, а какого-то другого Бункса? - Как бы то ни было, они не ожидали, что это будет Дмитрий. Он был одним из них... до знакомства со мной. Ее лицо освещается торжествующей улыбкой. - Он бросил их ради меня. А я, чтобы обеспечить его безопасность, сумела устроить его в немецкое посольство под видом моего кузена, тоже Бункса... Дмитрия арестовали вы, а я думала - Советы. А они думали, что мы. Я никогда не видел такой серии рикошетов. Жюль думал, что Поль спер часы Луи, а Луи считал, что Жюль стырил велик Поля... Это могло продолжаться долго. А Сан-Антонио играл роль собачки, приносящей брошенную палку. С одной стороны, он прикрывает похищение, с другой - ищет дичь... Никогда еще такое количество народу не принимало меня за вытертый половик. Никогда еще ни одного сотрудника Секретной службы не выставляли на такое посмешище! - А кто был парень, загнувшийся в Страсбуре от полиомиелита? - Наш человек. Он перевозил бомбу, советского производства, собранную нами... Новый луч света для меня. Я и забыл, что папаша Бункс промышленный магнат! У него есть исследовательские лаборатории... Он заключил союз с русскими, чтобы производить новое оружие... Только это было сотрудничество на ножах, где один компаньон норовит подставить ножку другому. - Почему вы думали, что вашего брата захватили Советы? - Карл был противником этого сотрудничества и в довольно резких выражениях упрекал за него отца... Они это знали и... - Понятно. Кристия подходит к Дмитрию и ласково гладит его по голове. Но она не слюнтяйка и обходится без обычных бабьих всхлипываний и причитаний. Она очень спокойна, полностью владеет собой. Я смотрю на ее белые шелковые трусики, валяющиеся на полу, и вспоминаю увиденную здесь сцену. При этом воспоминании я невольно краснею. - Вы знаете его сестру?- спрашиваю я, указывая на Дмитрия. - Рашель?- отвечает она.- Да, видела во Фрейденштадте. Она приезжала туда, думая, что нам известно, что стало с ее братом... Я вздыхаю. - Что-то не так?- спрашивает Кристия. Я думаю, что жизнь - омерзительная штука. Она омерзительна потому, что Рашель голосовала на дороге совершенно случайно... Только из любопытства, из-за этого проклятого женского любопытства она обыскала мой бумажник и шмотки у мамаши Бордельер. Я ее интриговал, она догадывалась, что я не такой человек, как все... и случайно нашла булавку своего брата... А я... А я ее подло убил, потому что все эти сволочи стараются перехитрить друг друга, а меня держат за шута. Я убил простую девушку, искавшую своего брата; девушку, которая мне нравилась... - Вы выглядите очень меланхоличным,- говорит Кристия Бункс.- Это жизнь наводит на вас грусть? Успокойтесь, ей осталось недолго досаждать вам. Я смотрю на нее, на мой шпалер в ее руке. - Ах да,- говорю,- с этими взаимными откровениями я совсем забыл о ситуации. Я должен был догадаться, что вы оставили себе эту машинку не затем, чтобы положить ее под стекло вместе с букетиком цветов. - Все острите? - Приходится,- вздыхаю я.- Это единственное утешение, которое мне осталось. - Вас пугает смерть? - Совсем немного. Мы с ней давние приятели. - В таком случае она, надеюсь, будет рада встрече с вами,- замечает она. Я вижу, как ее рука поднимается, ствол оружия останавливается на уровне моего лица. Она закрывает левый глаз. Лицо напрягается... Палец медленно нажимает на спусковой крючок. А я его знаю - он более чувствителен, чем артист. Достаточно его только коснуться, и полетит ливень маслин. Я вдруг понимаю, что разницы между мной и трупом практически не существует. Я пристально смотрю на нее. - Подождите секунду, Кристия,- прошу я как можно более чистым голосом, а в подобных случаях говорить чистым голосом ой как непросто! Она открывает зажмуренный глаз. - Хотите мне еще что-то сказать? - Вернее, задать последний вопрос. - Слушаю. - Так ли уж необходимо меня убивать? Могу вам признаться, что лично я устал от всего этого и если бы был по другую сторону пистолета, то оставил бы вас в живых. - Ну разумеется,- усмехается она.- У легавых нежная душа, это всем известно.- Она усмехается снова.- Но я не легавая. - Да, Кристия, и ваша душа так же нежна, как бордюрный камень. Впрочем, вы уже доказали это в Канне, приказав убить ту девушку и преследуя ее даже в клинике, где она якобы агонизировала... Кстати, а почему вы так хотели ее убить? Что такого опасного для вас она знала? Красотка усмехается. - Что она знала?.. Что знала? То, что я не Кристия Бункс, всего-навсего!
Глава 6
Я совершенно обалдел, как мешком по голове шарахнутый; для полного одурения не хватает порции рома. Хотя я могу ее попросить в качестве приговоренного к смерти. Девочка, кажется, совершенно не расположена продолжать беседу. На этот раз я таки получу право на похоронный марш, венки и деревянный макинтош... Может, еще на медаль (посмертно)... Моя славная матушка Фелиси положит мою фотографию под стекло... До свидания, дамы и господа! Тушите свет... Скоро я получу особое освещение: четыре свечки, по одной на каждом углу надгробной плиты. Она спускает курок, и в то же мгновение я отскакиваю в сторону. Пуля бьет меня в лоб по касательной и улетает в дверцу гардероба. Я оглушен ударом... Ничего не вижу... По моей спине пробегает дрожь. Я больше не могу реагировать... В черепушке противно звонят колокольчики... Глаза застилает туман. Мне полная хана! Свистит новая пуля. Услышав этот звук, я говорю себе: на этот раз, малыш, ты точно перейдешь в разряд холодного мяса. Я удивляюсь, что ничего не чувствую... Открываю зенки и вижу: малышка Кристия держится обеими руками за грудь и шатается... Выпучивает глаза... На ее губах выступает розовая пена. Она делает шаг, второй и
