совсем не осталось виски... - Ну и?.. - Подхожу к маленькому домику на холме над озером. Не знаю, замечал ты его или нет. - Замечал, дальше что? - Стучу в дверь, и знаешь, кто мне открывает? Глэдис из Монружа, бывшая путана, которую я знал, когда работал в бригаде нравов. Я узнаю ее, она меня, мы стоим и пялимся друг на друга. Тогда я вспомнил, что она шотландка. Она вернулась на родину, когда подработала деньжонок, и вышла замуж за некоего Рэда О'Паффа, бывшего служащего рыбохраны. Ну, мы поговорили, вспомнили прошлое. Глэдис тут дохнет от скуки, бредит Парижем. По ее словам, свежий воздух и тростники не заменят берегов Марны. Как я понял, с тоски она хлещет по-черному. Если бы я долго жил вдали от Парижа, то тоже запил бы... Кстати,- говорит он, меняя тему,- что насчет пожара? - Погасили. Мне кажется, твоя идея была... - Светлой?- шутит он. - Да. Дерьмо всегда прячут в пепел. - Чего будем делать теперь? - Собирать чемоданы. - Возвращаемся во Францию!- ликует он. - Я - да, а ты - нет... - Что?! От этого трубного рева потолок нашей комнаты сразу покрывается трещинами. (Я забыл вам сказать, что за разговором мы вернулись к себе.) - Успокойся, я всего на день или два. - В Париж? - Нет, в Ниццу. А ты в это время спрячешься где-нибудь неподалеку и будешь следить за милой компанией. - А где мне спрятаться? - В гостинице мамаши Мак-Хантин, например. Он качает своей головой довольного рогоносца. - Нет, я предпочитаю остановиться у Глэдис. Ты же знаешь, Сан-А, по-английски я ни бум-бум, а мне нужно с кем-нибудь общаться. - Помнится, ты довольно успешно общался с мадам Мак-Хантин. - Это верно,- припоминает он.- Но если я поселюсь здесь, это не помешает мне сходить к ней сыграть соло на чулочных подвязках, если захочется. Я останавливаю полет его мысли: - Живи где хочешь, но мне нужна серьезная работа. Я вернусь, как только управлюсь... -А меня оставляешь в стране, где водятся морские чудовища, а бандиты живут в замках! Это нечестно, Сан-А. - Кстати,- бросаю я,- говорил тут по телефону со Стариком и упомянул о твоем продвижении. Он отнесся к этому очень благожелательно. - Клянешься? - Твоей головой! Это придает ему сил. За время меньшее, чем требуется телезрителю, чтобы выключить телевизор, когда обьявлена передача о газовой промышленности, мы собираем наши вещи и прощаемся с хозяйками. Я ссылаюсь на то, что должен вести переговоры о заключении контракта на экранизацию написанной мной биографии Робеспьера. Дамы встречают новость с достоинством, флегматичностью и большим самообладанием. Я благодарю их за гостеприимство, говорю 'до скорого', целую ручки и отчаливаю. По дороге я высаживаю моего 'слугу' у тропинки, ведущей к дому мадам О'Пафф, и советую: - Будь осторожен и смотри в оба! А я скоро вернусь. Быстро я принял решение, а? Ваш любимый Сан-Антонио всегда доверяет своему чутью. Если ты полицейский, то надо следовать своим внутренним побуждениям. Они ведут к успеху. Так вот, выйдя от сэра Конси, я рассудил следующим образом: 'Мой маленький Сан-Антонио, что тебя больше всего удивляет в этой истории?' Изучив проблему, я ответил себе прямо: 'Поведение старухи Дафны'. Семидесятилетние парализованные леди, возглавляющие банды, существуют только в романах моего старого друга Джеймса Хедли Чейза. Так вот, продолжая свой тет-а-тет с самим собой, я говорю: 'Ты тут возишься с шотландскими призраками, а ключ к разгадке наверняка находится в Ницце'. И вот я еду. В аэропорту Глазго я узнаю, что рейс на Париж будет через два часа. Чтобы убить время, иду в буфет выпить пару стаканчиков скотча, а чтобы его сэкономить, звоню Старику. - Лечу в Ниццу,- сообщаю я. - Что? Появилось что-то новое? - Может быть, но пока я предпочитаю вам ничего не рассказывать, господин директор- Вы можете попросить ребят из ниццкой полиции навести справки о Дафне Мак-Геррел? Мне бы хотелось узнать, где и как она жила, с кем водила знакомство, ну и так далее. Смех Старика. - Мой добрый друг, я отдал соответствующие инструкции уже сорок восемь часов назад. Снимаю шляпу! Лысый знает свою работу. - И что же? - На юге потихоньку работают, но рапорта я пока не получил. Во сколько вы будете в Орли? - Часам к четырем дня. - Я забронирую вам место в первом же самолете, вылетающем в Ниццу. Там вас встретит комиссар Фернейбранка. Расследование поручено ему. - Отлично. - Берюрье с вами? - Я оставил его следить за этими милягами. - Вы правы. До скорого. Я вешаю трубку и прошу еще на пару пальцев виски у барменши, с которой флиртую до отлета самолета.
Глава 14 Я однажды уже встречался с комиссаром Фернейбранка на национальном совещании старших офицеров полиции. Приземлившись в Ницце, я его не вижу. Прохожу в зал ожидания и замечаю его сидящим в кресле: нога на ногу, торс прямой, голова слегка наклонена, в зубах спичка. Он невысокий, коренастый, от анисовки у него уже начинает отрастать живот, кожа смуглая, волосы, как у индейца, а нос похож на нескладную картошку. - Эй, коллега! Он протягивает мне руку: - Вы приехали из Шотландии, как мне сказали? - Еще утром я играл дуэт на волынке с одной миленькой шотландочкой. Он хлопает меня по спине: - Вы все такой же! - Все больше и больше,- отвечаю.- Это составляет мой шарм. - Самолет не вызвал у вас жажду? - Еще какую! - А мне больше хочется пить, когда я его жду, чем когда лечу сам. Мы идем пропустить по стаканчику. Фернейбранка не спешит заговорить о деле. Он считает, что в восемь вечера о работе надо забыть. - Придете к нам поужинать? Моя жена приготовила бараньи ножки и хороший рыбный суп. Они вылечат вас от шотландской кухни. Я принимаю приглашение. Мы сидим в столовой мадам Фернейбранка и ни слова не говорим о Мак-Геррелах. Из окна кухни я вижу пятьдесят квадратных сантиметров Средиземного моря, составляющего особую гордость моего коллеги. Он мне показывает его так, будто море принадлежит ему. Вы не можете себе представить, как хорошо я себя чувствую. В этом запахе шафрана, чеснока, анисовки и оливкового масла жизнь приобретает совсем другие краски. Поющий акцент хозяев дома звучит сладкой музыкой для моих уставших ушей. - Ну,- говорю я, садясь перед супницей, из которой идет такой запах, что от него потекли бы слюнки даже у соляного столба,- можно сказать, что я счастлив. Фернейбранка разражается бесконечным смехом. - Итак,- спрашиваю я, принимаясь за суп,- что вы скажете о нашей клиентке? - Вы хотите поговорить о ней прямо сейчас? - Простите, но я увяз в этом деле, время поджимает и... - Ладно, ладно... Фернейбранка не любит, когда его подгоняют в работе. Он шумно втягивает в себя ложку супу и с полным ртом начинает рассказ: - В течение пятидесяти лет семейство Мак-Геррелов владеет домом на Променад-дез-Англе. Шикарный такой домина в стиле рококо, очень английский. Восемнадцать лет назад миссис Мак-Геррел обосновалась в нем, как думали, навсегда. Она была больной и очень деспотичной особой. Скупая, как все шотландцы. У нее была всего одна служанка, занимавшаяся всем домом, в котором хозяйка занимала одну или две комнаты, а в остальных держала мебель под чехлами... Он замолкает, чтобы проглотить вторую ложку, потом отхлебывает провансальского розового. Его плохое настроение испарилось. Южанин не может быть не в духе, когда разговаривает. Я ожидаю продолжения и получаю его. - Соседи еще помнят эту старую скрягу, которую служанка катала в кресле на колесиках по приморским бульварам. Кажется, у нее была трость, и когда она злилась, то била ею служанку через плечо. Людей это возмущало. Я не жалею, что приехал. Ловлю сладкий акцент коллеги, и мои мысли начинают проясняться. - А потом?- подгоняю его я. - Потом к ней приехала девушка. Ее племянница, бедная сиротка. И знаете, что выкинула старуха? - Нет. - Уволила служанку. Она приютила у себя племянницу, чтобы сэкономить на жалованье. Вот жлобина! Теперь уже бедняжечка вела хозяйство и катала кресло. Ее тетка бить не решалась, зато постоянно изводила жалобами, унижала, оскорбляла... Люди говорят, у девочки постоянно были слезы на глазах. Да, совсем забыл. Ее имя Синтия. Не очень католическое, но все равно красивое... Я даю ему доесть суп, выпить очередной стаканчик розового и куснуть натертую чесноком баранью ножку. Дыхание моего коллеги вызывает в памяти окрестности дешевого ресторана в обеденное время. Мадам Фернейбранка, у которой сердце большое, как гостиничная перина, и чувствительное, как ноги почтальона, который надел слишком маленькие носки, плачет в свою тарелку. Как это печально: юная золотоволосая девушка толкает кресло-каталку противной старухи, похожей на злую колдунью. Есть от чего сжаться сердцу южанки. - Дальше?- подгоняю я. - Ну, девчонка стала красивой девушкой с округлостями, как у капота 'ланчии'. - О, Казимир!- возмущается мадам Фернейбранка, шокированная смелостью сравнения, а может, и из зависти, потому что ее собственные молочные пакеты похожи на спущенные пляжные матрасы. Фернейбранка игриво смеется. - А потом в один прекрасный день мамаша Мак-Геррел улетела к себе на родину. Кажется, ее племянник погиб в Африке и ей пришлось заняться делами. Довольно короткое молчание. - Как это грустно,- заключает хозяйка дома. - Отлично, Ферней,- говорю я,- вы сделали полный обзор положения. А теперь, если не возражаете, перейдем к деталям... - Может быть, лучше перейти к бараньей ноге?- шутит он. - Одно другому не мешает. Мадам, ваш рыбный суп просто божествен. Она воркует: - О, господин комиссар, мне очень приятно. Довольная, она подает такое ароматное блюдо, что у меня сводит кишки. - Какие детали?- возвращается мой коллега к нашим баранам (точнее, овцам). - С кем старуха общалась в Ницце? - Ни с кем, кроме своего врача. - Вы узнали имя и адрес этого эскулапа? Он достает бумажник и вынимает листок бумаги, покрытый заметками - Доктор Гратфиг, улица Гра-дю-Бид... - Зато Синтия должна была иметь кучу знакомых. Она наверняка училась, имела товарищей, общалась с торговцами. - Не особо. Когда она
