приехала, ей было четырнадцать лет. Вместо того чтобы отдать девочку в лицей, старуха записала ее на заочные курсы, чтобы обучение оставалось английским. У Синтии была тяжелая жизнь: служанка, сиделка, да еще и учеба в одиночку. Она общалась только с местными коммерсантами. Вот все, что мне может сообщить Фернейбранка. Это немало. Теперь я лучше разбираюсь в пружинах дела. - Скажите, Казимир, Мак-Геррелы по-прежнему владеют своим домом? - Да, по-прежнему. - Они его сдали? - Нет, стоит закрытый. - Для скупердяев это означает потерю неплохого источника доходов, а? - Да, верно. Мы заканчиваем ужин, разговаривая совсем о другом. Казимир мне рассказывает последний марсельский анекдот. Я знаю его уже лет двадцать, но смеюсь, чтобы доставить ему удовольствие. Чтобы не остаться в долгу, я рассказываю ему анекдот про голубого, который пришел к психиатру. Он его не понимает, но, чтобы доставить мне удовольствие, ухохатывается. Мы прикончили три бутылки розового и пребываем в легкой эйфории, когда я вдруг заявляю: - Ну ладно, пора за работу! Фернейбранка хлопает себя по ляжкам: - Ха- ха! Очень смешно. На такие хохмы способны только парижане. Поскольку я встаю из-за стола с совершенно серьезным видом, он перестает смеяться. - Вы куда? - К Мак-Геррелам, мой добрый друг. - Но... - Да? - Я же вам сказал, что там уже два года никто не живет! - Ну и хорошо, значит, путь свободен. - Как вы собираетесь войти в дом? - Вообще-то через дверь, если замок не очень сложный. Пауза. - Хотите пойти со мной9 - Но... Но... Он смотрит на свою жену, на пустую бутылку и на мое обаятельное улыбающееся лицо. Мои методы его ошарашивают. - В такое время! - На юге я предпочитаю работать в ночной прохладе. Пойдемте со мной, коллега Всю ответственность я беру на себя. Он следует за мной Большой дом покрашен охрой, но очень давно, и на фасаде заметны следы струй дождя Балконы заржавели, сад запущен. Только две пальмы сохраняют дому вид летней резиденции По моей просьбе Ферней заехал в комиссариат за отмычкой. Ворота мы открываем без труда. - Слушайте, Сан-Антонио,- шепчет Ферней, которому явно не по себе, пока мы идем по аллее,- то, что мы делаем, незаконно. - Зачем же тогда быть представителем закона, если не иметь возможности хоть изредка нарушать его?- возражаю я. Пока до него доходит, мы тоже доходим - до крыльца. Несколько попыток, и дверь открывается. Нам в нос бьет запах плесени и нежилого помещения. - Попытаемся найти рубильник,- говорю. - А вы хотите включить свет?- беспокоится Фернейбранка. - Владельцы находятся за две тысячи километров отсюда, так что меня удивит, если они увидят свет... Освещая себе путь фонариком, я иду в кладовку, нахожу рубильник, поднимаю рычаг. Вспыхивает свет. Довольно удручающее зрелище. Обои отслоились, потолки в трещинах, лепные украшения крошатся, повсюду паутина. Мы осматриваем комнаты одну за другой. Прямо замок Дрыхнущей Красотки. Кресла под чехлами, кровати и столы накрыты покрывалами. В этом есть что-то похоронное... - Эге,- шепчет мой друг,- хорошенький кошмарчик, а? - Да, неплохой,- соглашаюсь я. Мы обходим оба этажа, открывая все двери, включая те, что от шкафов, и те, что ведут в туалеты. - Скажите,- вдруг спрашивает Казимир,- а что конкретно вы ищете? - Не знаю,- серьезно -отвечаю я,- именно поэтому обыск так увлекателен. Мы спускаемся в погреб. Классическое подвальное помещение: котел системы отопления, винный погреб, чулан. Котел полностью проржавел, угля почти не осталось. В винном погребе мы находим только пустые бутылки и ящики. В чулане хранятся садовые инструменты, такие же ржавые, как котел. Фернейбранка недоволен. Он собирался поиграть с приятелями в белот, а вместо этого приходится торчать в заброшенной вилле, пропахшей плесенью. Знаменитый столичный коллега начинает действовать ему на нервы. - Не очень-то мы продвинулись,- усмехается он. В тот момент, когда он усталым голосом произносит эти пророческие слова, между моих ног пробегает крыса, да так быстро, что я не успеваю шарахнуть ее каблуком. - Поганая тварь! - ворчит мой коллега.- Но откуда она вылезла? - Отсюда. Я показываю на дыру в полу погреба. Странно, крысиная нора находится не в стене, а в самой середине цементного пола. Я беру какой-то прут, валяющийся рядом, и сую его в дыру. Прут опускается вертикально на добрый метр, прежде чем остановиться. Я поворачиваюсь к Фернею. Король анисовки уже не смеется. Он смущен. - Что это значит?- спрашивает он. - Сейчас увидим. Я копаюсь в инструментах и нахожу лом. Вставляю его конец в крысиную нору и с силой нажимаю. Под моим ботинком громко хрустит цемент. - Вы ничего не замечаете, Казимир?- спрашивай) я знаменитого полицейского Лазурного берега. - Замечаю,- отвечает он.- В некоторых местах цемент отличается от остального. Он со вздохом берет мотыгу и помогает мне рыть. Через пять минут мы снимаем пиджаки, через десять закатываем рукава, через пятнадцать начинаем плевать на ладони, а через двадцать снимаем цементную корку толщиной сантиметров в тридцать. Расширить дыру уже проще. Этот слой цемента клали люди, имевшие весьма слабые представления о строительном деле. Слишком много песка. Когда бьешь по цементу, он крошится или отлетает кусками. Мы снимаем больше квадратного метра. С нас льет пот, будто мы только что из сауны. - Отличное средство для пищеварения!- брюзжит Фернейбранка. Мы откладываем лом и мотыгу и беремся за лопаты. Мои руки горят, но меня воодушевляет непонятная сила. Я рою изо всех сил и устанавливаю рекорд для Лазурного берега, где лопаты служат рабочим главным образом как подпорки. Полчаса усилий. Фернейбранка не выдерживает. - Ой, мамочка!- стонет он, садясь на ящик.- Вы меня совсем выжали, коллега. Я впервые рою землю не в саду, а в погребе. Я ничего не отвечаю, потому что достиг цели. Эта цель - скрюченный скелет, на котором еще сохранились куски тряпок, которые были платьем. - Взгляните-ка, Казимир... Он подходит, наклоняется и присвистывает. - Это вы и рассчитывали найти? - Пока не начал копать, нет. Меня привело сюда шестое чувство, оно мне подсказывало что-то в этом духе. - Вы догадываетесь, кто это может быть? - Ну... Я указываю на Казимира и, наклонившись к скелету, объявляю: - Позвольте вам представить комиссара Казимира Фернейбранка, миссис Мак-Геррел.
Глава 15 Доктор Гратфиг - крайне занятой человек, специалист по ревматизму. Это высокий тощий брюнет, веселый, как цветная фотография живодерни, носит очки в черной черепаховой оправе и имеет озабоченный вид, обычно свидетельствующий или о неприятностях в семейной жизни, или о больной печени. На нашу просьбу прийти он откликается без восторга. Осмотрев скелет, кивает: - Я совершенно уверен, что это моя бывшая пациентка. Я прекрасно знаю деформацию ее нижних конечностей, равно как и искривление позвоночника. Я видел достаточно много ее рентгеновских снимков, чтобы быть абсолютно уверенным. Некоторые из них хранятся у меня до сих пор. Фернейбранка отпускает шутку: - Если бы вы проявили немного терпения, доктор, то вам не пришлось бы делать эти снимки снаружи. Вот он, ее скелет, снимай не хочу. Это ни у кого не вызывает улыбки, особенно у врача. Мы выходим на свежий воздух, и я прошу доктора зайти с нами в соседнее бистро, чтобы поговорить в более подходящем месте, чем этот погреб-кладбище. Он заставляет себя упрашивать, но в конце концов соглашается. Сидя перед большим стаканом минералки, он отвечает на наши вопросы. - Вы практически единственный человек в Ницце, хорошо знавший Дафну Мак-Геррел, доктор. Что за человек она была? - Она много страдала. Ее характер был таким же искривленным, как и ее ноги! Кроме того, будучи шотландкой, она являлась самой прижимистой из всех моих пациенток. Выплачивала мой гонорар с шестимесячным опозданием и с вечным брюзжанием, но при этом требовала к себе особого внимания. Представляете себе этот тип людей? - Представляю. А ее племянница? Док снимает очки и протирает их крохотным кусочком замши. - Очаровательная девушка, которой досталась роль несчастной сиротки. Мадам Мак-Геррел относилась к ней скорее как к прислуге, а не как к родственнице. - Расскажите мне о ней. Мое сердце сильно бьется. Из нас троих я, несомненно, могу рассказать о Синтии больше всего. - Она была доброй, милой, послушной... кроме разве что в конце. Мне показалось, в ее поведении появилось бунтарство. Видно, рабство у тетки стало для нее совершенно невыносимым. Однажды она меня попросила (тайком, разумеется) прописать старухе снотворное, потому что та не давала ей покоя даже по ночам. - Вы это сделали? - Да, и с тем большей охотой, что больная действительно нуждалась в нем. Она страшно страдала от ревматических болей... - Синтия ни с кем не общалась? - Насколько мне известно, нет. Я никогда не видел в их доме никого постороннего. - Может быть, вы встречали Синтию с кем-нибудь в другом месте? - Нет, Он вдруг замолкает, и я понимаю, что у него мелькнула какая-то мысль. - Вы о чем-то вспомнили, доктор?- любезно настаиваю я. - Действительно. - Я вас слушаю. - Дело в том... - Речь идет об очень важном деле. Совершено уже два убийства, и ваш долг рассказать мне все... - Ну что ж, представьте себе, что однажды вечером, скорее даже ночью, когда мы с женой возвращались от друзей из Каина, я заметил девушку на улице. - Сколько могло быть времени? - Часа два ночи. - Где она была? - Она выходила в обществе мужчины из ночного бара 'Золотая дудка', довольно сомнительной репутации. - Вы уверены, что это была именно она? - Тем более уверен, что она меня узнала и спряталась за своего спутника. - Как он выглядел? Врач пожимает плечами. - Я не успел его рассмотреть. Я так удивился, встретив эту девушку в такое время в подобном месте... Однако мне кажется, это был довольно молодой и довольно высокий парень... Я позволяю себе похлопать его по согнутому плечу, так велика моя радость. - Вы оказали полиции большую услугу, доктор. Спасибо! - Это здесь,- говорит мне Фернейбранка, показывая
