внимательно слушает, кивая головой и отвечая односложными словами. -Да, да...- говорит он.- Есть... Отлично... Очень слабый... Да... Ясно, господин профессор. Он кладет трубку и бросается к двери. Я ловлю его за руку. - Молчок насчет меня, понятно? Он быстро кивает и уходит. Отметьте, что мне не приходится надеяться на сохранение моего инкогнито. Сообщение, посланное со вторым голубем, ясно показывает, что шпион в курсе того, кто я на самом деле... В холле, превратившемся в медчасть, продолжаются суета и лихорадочная деятельность. Дюрэтр взял руководство операцией на себя... Надеюсь, я не ошибся, сочтя его невиновным. Я выхожу на эспланаду и внимательно осматриваю дом, пытаясь вычислить, какая комната второго этажа находится над лабораторией. Этот топографический анализ позволяет мне определить сектор. Я возвращаюсь в дом и бегу на второй этаж... После нескольких минут поисков я нахожу окошко... Оно оказывается в сортире! Самое что ни на есть безымянное место, которым пользуются все, верно? Дырка с линзой находится как раз за унитазом. Если не знать о ее существовании, ее совершенно невозможно обнаружить. Я наклоняюсь над ней и замечаю блокнот профессора благодаря свету, поступающему через оставшуюся приоткрытой дверь лаборатории. Этот блокнот как будто в полуметре от меня! Спорю, что отсюда можно читать, что пишет старикан, а ведь фотографии дают увеличение... Я распрямляюсь: фотографии! Значит, у кого-то из персонала есть фотооборудование, а его не так легко спрятать! Я выскакиваю из дома как раз в тот момент, когда папашу Тибодена переносят в его комнату. По дороге я бросаю на Дюрэтра отчаянный взгляд. Он отвечает мне неуверенной гримасой, не говорящей ничего определенного. Только бы ему удалось спасти своего патрона! Очень удобный момент для осмотра комнат этих господ. Я начинаю с ближайшего домика, в котором живут Бертье, Берже и Планшони. Захожу в первую комнату и сразу кидаюсь на чемодан, задвинутый под кровать. В нем только грязное белье... В шкафу тоже ничего достойного моего внимания... Имя жильца комнаты я узнаю по размеру одежды. Тут обретается жирдяй Бертье. Выйдя оттуда, я направляюсь в комнату Планшони. То, что она его, нет никаких сомнений, поскольку на стене над кроватью висит огромная фотография, на которой он изображен вместе с мамочкой. У обоих лошадиные физиономии. Снимок мог бы послужить отличной рекламной вывеской для магазина, торгующего кониной... Копаясь в шкафу, я нахожу фотоаппарат, но не самой лучшей модели. Это старая квадратная штуковина в коробке, какие разыгрывались до войны в лотерею... Ясное дело, что документы фотографировали не этим старьем шесть на девять. Для этой работы нужен усовершенствованный аппарат со вспышкой. Я покидаю комнату и захожу в третью, где живет Берже. Мое внимание сразу же привлекает полный комплект фотоснаряжения в кожаной сумке, висящей на гвозде. Я с наслаждением копаюсь в сумке. Вне всяких сомнений, я вышел на правильный след. Вдруг слышится шум шагов, заставляющий меня вздрогнуть. Я собираюсь спрятаться, но уже слишком поздно. Дверь открывается, и появляется Берже. На его сотрясаемом тиками лице глаза горят так, что запросто могли бы заменить печку. Исходящая от него жара обжигает меня. Вместо того чтобы спросить, что я у него делаю, он набрасывается на меня. Он действует с такой быстротой, что я, не ожидавший нападения, оказываюсь зажатым между кроватью и шкафом и получаю великолепный удар его котелком в пузо. У меня появляется ощущение, что я весь превратился в желудочные колики. Издав жалкое бульканье, я падаю вперед. Тогда он поднимает меня хуком правой в челюсть, от которого я забываю, кто я такой. Я отрубаюсь, даже не успев вспомнить, какого цвета была белая лошадь Генриха Четвертого! Прихожу в себя я очень быстро. Нежная рука моего ангела-хранителя восстановила контакт, и электричество снова поступает в мои мозги. Я с трудом поднимаюсь, массируя челюсть. Брюнет, разъяренный, как крестьянин, заставший на своем клеверном поле стадо муфлонов, следит за мной; ему никак не удается справиться со своими тиками. - Мне сразу не понравилась ваша морда,- говорит он.- Я догадывался, что вы подозрительная личность- Надо бы вызвать полицию. Я размышляю так быстро, как только позволяют мои потрясенные мозги. Не он ли предатель? Может, он отмолотил меня, потому что знал, что я полицейский, и увидел в данной ситуации возможность продемонстрировать свою невиновность, навешав мне тумаков? Или он все-таки действительно чувствует негодование человека, заставшего постороннего в своей комнате? Озабоченный, я иду к нему. - Слушайте, старина, прежде чем начинать военные действия, выполняют обычные формальности! - Чего?! -Я говорю, что, прежде чем бить меня по морде и оскорблять, могли бы задать мне несколько элементарных вопросов, я бы на них ответил, и недоразумение бы рассеялось... Его тики становятся сильнее. Теперь его физия дергается каждые две секунды, как будто его заперли в бочку с лягушками. Пользуясь его растерянностью, я продолжаю: - Если это ваша комната, простите, потому что человеку свойственно ошибаться. Дюрэтр попросил меня найти лекарство для профессора, которое лежит в его чемодане. - Комната Дюрэтра в соседнем бунгало!- выплевывает брюнет. - Откуда я мог знать? Я здесь всего три дня и живу в доме. Неужели нельзя быть полюбезнее? Он начинает расслабляться... Я по- прежнему не знаю, искренен он или притворяется. По этой перекошенной роже ничего не поймешь. - Доктор Дюрэтр мне сказал, что его комната слева... Ну ладно, я пошел налево... Не думаете же вы, что я развлекаюсь, шаря в чужих вещах, как прислуга из отеля? На этот раз он убежден ~ или притворяется таким. На его губах появляется улыбка, которую я успеваю заметить прежде, чем его морду сотрясает сильный тик. - Ладно, извините меня... Но когда видишь, как плохо знакомый тебе человек роется в твоих вещах... - Да, понимаю- А крепко вы мне двинули... Вы, часом, не были чемпионом Франции в легком весе? Он смеется. - Я немного занимался боксом в университете. - Зря бросили. При таких способностях у вас было бы блестящее спортивное будущее... На этом мы расстаемся. Он мне показывает, где настоящая комната Дюрэтра, и я пользуюсь этим, чтобы провести в ней быстрый обыск. Фотопринадлежностей в ней нет. Видя, что Берже ушел, я рискую заглянуть и в комнату доктора Минивье. В комнате этого тоже нет фотоаппарата... Вывод: наиболее вероятный подозреваемый - Берже. Размышляя над этой загадкой, я возвращаюсь в дом, где узнаю, что Тибодену стало лучше. Дюрэтр, которого я отвожу в сторону, говорит, что надеется его спасти, и начинает задавать мне неудобные вопросы. Конечно, все это кажется ему странным. Он поражен при мысли, что профессор был отравлен, а еще больше от того, что мне известен яд... Выкручиваясь, я наплел ему историю, не уступающую приключениям Тентена. Я ему объясняю, что наша Служба задержала поблизости подозрительного, при котором был пузырек этого яда. Увидев, что старик умирает, я позвонил в Париж... Он поздравляет меня с моими дедуктивными мозгами и принятым решением. Я принимаю цветы без радости. Согласитесь, что все-таки неприятно напичкать известного ученого отравой, а потом получать поздравления с тем, что попытался вытащить его из могилы. Я ему говорю о подозрении, что арестованный нами человек имел в поместье сообщника, и добавляю, что, обыскивая сейчас комнаты ассистентов, был пойман с поличным, но выкрутился. Пришлось рассказать, как мне это удалось. Он обещает не противоречить моим словам, когда Берже заговорит с ним об инциденте. Частично успокоившись - потому что я по-прежнему не знаю, виновен Дюрэтр или нет,- я направляюсь в соседнее поместье нанести визит вежливости второму голубю. Он грустно воркует, пытаясь выбраться из клетки. Жрать ему не приносили, и бедняга выглядит анемичным. Конечно, предателю он больше не нужен. Я связываю лапы птицы куском веревки и иду к своей машине, не проходя через поместье Тибодена... Мне надо съездить в Париж. Я хочу кое-что проверить, потому что люблю убедиться в твердости почвы, прежде чем поставлю на нее ногу. Старик выглядит невеселым. Его лоб исчеркан морщинами, взгляд погасший, как витрина магазина после закрытия. Я сажусь без приглашения. - Как он?- спрашивает Старик. - Немного лучше,- отвечаю я.- Я посвятил в тайну одного из двух докторов; он занимается им и надеется спасти, если сердце профессора окажется на высоте. - Какая катастрофа! - вздыхает босс. Я пользуюсь случаем, чтобы вылить на него частичку моей желчи. - Честно говоря, шеф, я думаю, что решение, принятое в отношении Тибодена, было несколько... поспешным. У нас против него была только та записка... Нас должно было насторожить то, что она подписана... Человек, предающий свою страну и посылающий сообщение с почтовым голубем, зная, что предыдущий голубь не долетел, должен быть осторожнее... Человек с голой черепушкой не отвечает. Он молча скрывает свое разочарование и стыд. Это редкий случай, чтобы Старик так обделался. -А теперь,- говорю,- давайте рассмотрим дело во всех подробностях. Во-первых, голуби. Вы сохранили тех двух, что привез Маньен? - Разумеется... - Вы не могли бы попросить принести их и того, что находится в моем кабинете? Он снимает трубку внутреннего телефона и отдает распоряжения. Через несколько минут нам приносят голубей. Один взгляд на них открывает мне глубину катастрофы. Я не мог выдать моих за тех, что были у шпиона... У моих серые лапки. Разница сразу бросается в глаза! Ночью мы ее не заметили, а тот тип при дневном свете увидел мгновенно... - Моя вина,- говорю я Старику. Это идет ему прямо в сердце, и он ратифицирует мое покаяние осуждающей гримасой. - Этот вопрос донимал меня,- говорю,- но сейчас я с этим разобрался... А теперь покажите мне второе сообщение. Может, мы что-нибудь из него узнаем... Он охотно достает его из своего бездонного ящика. Я строю гримасу, будто позирую для
Вы читаете Секрет полишинеля
