камамбером, с ломтями хлеба толще телефонного справочника (Парижа и его пригородов )!
- Я все продумал, - комментирует Берюрье. - Так как у меня не было скатерти, я постелил газеты и, заметь, только 'Фигаро', чтобы все было как в лучших домах Парижа!
Он испускает вздох.
- Чего только не сделаешь, когда любишь! Если бы моя Графиня была сейчас здесь, у нее бы гляделки на лоб полезли, ты согласен?
- Она бы наверняка свалилась в обморок, Толстый. Твой прием - это же Версаль времен расцвета. То есть, пышность, подстрекающая к революции! Если ты часто будешь устраивать такие банкеты, это вызовет в стране волнения, от этого никуда не денешься!
Он подозрительно смотрит на меня.
- Ты что, смеешься надо мной? - спрашивает он.
Я моментально делаю самое невинное выражение лица.
- Разве не видно, что я потрясен до самого основания? Честно говоря, я не ожидал такого размаха, такого великолепия, такого, класса, Берю! У меня просто опускаются руки!
- Кстати, - спрашивает он, - ты зачем приходил?
- Чтобы сообщить тебе потрясную новость, Малыш. Я выбил для тебя кафедру в Высшей национальной школе полиции.
Для него это удар под дых, и он не может удержаться от болезненной гримасы.
- Зачем же ты издеваешься надо мной, да еще в моем собственном доме! - возмущается он.
- На полном серьезе. Ты назначен преподавателем-стажером в ВНШП. Скажу больше, ты должен приступать к исполнению не позднее, чем через двое суток! Зайди к Старику, он подтвердит. Ты все еще думаешь, что я морочу тебе голову, однако бывают обстоятельства, когда темнить ни к чему, согласись?
Как я хотел бы, чтобы вы стали свидетелями этой метаморфозы, товарищи мои! Его будто бы осветили изнутри дуговой лампой! Складки на лбу расправляются, зрачки увеличиваются, грудь выпячивается колесом. Он хлопает в ладони, требуя тишины.
- Друзья мои, - с пафосом восклицает Его Величество, - я очень хочу освободить вас от вопроса, почему я устроил этот прием. Вы не представляете, меня сегодня назначили преподавателем Высшей национальной школы полиции!
Всех охватывает исступленный восторг. Все рукоплещут. Все не медля кидаются к нему с поздравлениями. Дамы целуют. Мужчины хлопают по плечу.
- Преподавателем чего? - спрашивает Альфред-цирюльник. Берю оборачивается ко мне.
- И правда, преподавателем чего? - спрашивает ои с беспокойством в голосе.
- Правил хорошего тона, - отвечаю я. - Комиссары полиции с каждым днем становятся все более и более воспитаннее. Государство хочет сделать из них чистокровных джентльменов. Я вспомнил о твоей энциклопедии и сказал себе, что тебе будет полезно поучить других правилам хорошего тона, потому что, видишь ли, преподавание - это лучший способ выучить их самому.
Он соглашается.
- А ты соображаешь, парень, - воздает он мне должное. - На самом деле, это мудрое решение.
Он сдавливает меня своими камнедробильными клешнями.
- Я этого никогда не забуду.
Глуховатый сосед, до которого не доходит суть происходящего, подходит к хозяину дома.
- Я поскользнулся на тухлой селедке, - с недовольным видом заявляет носитель поникшей барабанной перепонки. Берю пожимает плечами:
- Каждому выпадает свой жребий, которого он заслуживает, старина, подытоживает новоиспеченный преподаватель хороших манер. - Ты не обессудь, но если эта несчастная селедка еще способна издавать запах, значит она все же свежее, чем ты.
Глава пятая
В которой Берюрье и я начинаем каждый в отдельности новую жизнь
В нашей трудной профессии нужно уметь превращаться даже в самого черта. Именно поэтому, взвесив все за и против, без справочника мер и весов Роберваля (Жиль Персонье де), я решаю ехать в школу инкогнито.
Я прошу одну из своих подружек облучить меня инфракрасными лучами, чтобы моя эпидерма приобрела красивый-темно-коричневый цвет, отпускаю висячие усы а ля Тарас Бульба и украшаю свой интеллигентный нос большими роговыми очками с дымчатыми стеклами.
Ваш Сан-Антонио, милые девочки, стал неузнаваем. Он превратился я полицейского офицера Нио- Санато, уроженца острова Тринидад и Мартиники. Если бы вы встретились с ним в постели, то смогли бы его узнать, вероятно, лишь в последний момент (и то только по одному месту).
За два дня мои усы настолько подросли, что остается лишь подвести их карандашом, чтобы они приобрели вид настоящих усов.
Я беру напрокат в одном гараже машину марки МЖ кроваво-красного цвета, и вот я уже мчусь по дороге в Сен-Сир - на Золотой Горе, куда и прибываю после полудня.
Сен-Сир - на Золотой Горе - прелестное местечко в пригороде Лиона, прилепившееся, как ласточкино гнездо, на вершине холма. Школа размещается в бывшем монастыре, но, несмотря на первоначальное предназначение своей оболочки, выглядит совсем не сурово.
Напротив, вновь прибывшего прежде всего поражает ее какой-то нарядный и даже игривый вид. Ничего, что напоминало бы полицейский участок, а тем более школу полиции.
Узкая асфальтированная дорога взбирается на холм, петляя между домами персонала школы, и выходит на площадь, обсаженную деревьями. По левую сторону простирается большое поле, откуда открывается мирная и ласкающая взор панорама. Цвета охры фермы с крышами, покрытыми черепицей времен Римской империи, уютно гнездятся на равнине, чем-то напоминая пейзажи Италии; далеко на горизонте виднеются две колокольни, которые в этот момент начинают звонить своими колоколами, как будто отдавая честь в мою честь.
Махины зданий молчаливо стоят под августовским солнцем. Лучи уходящего лета золотят серые камни и вспыхивают зайчиками на оконных стеклах. На ветвях поблекших деревьев еще щебечут птички. Все дышит покоем. После парижской суматохи возникает внезапное ощущение того, что ты находишься в каком-нибудь курортном местечке.
Все в школе поражает внушительностью размеров, чистотой, опрятностью, благополучием. Стены украшают современные звезды, откуда-то по радио раздаются звуки 'Адажио' Альбиони. Как здорово, что этот питомник для ищеек перевели в монастырь! Здесь совсем не пахнет сапогами! Комиссары, которые закончат эту школу, могут выходить в свет с высоко поднятой головой: по всему видно, что они смогут вести себя в нем в соответствии с правилами хорошего тона.
Меня принимает какой-то чиновник. Из столичного города Парижа уже сообщили о моем приезде, и меня ждали. На меня уже заполнили личную карточку, выделили комнату, определили место в столовой. Мне вручают розовую книжечку, содержащую программу обучения, расписание занятий, перечень изучаемых предметов, фамилии преподавателей. Затем меня знакомят с школой. В спортивном зале, в классе связи, в классе стрельбы, в лабораториях и спальных помещениях с комнатами на одного человека, в общем, везде, царит порядок.
Бар украшен фреской, выполненной великим лионским художником. В школе есть телек, библиотека и даже музей полиции, где можно полюбоваться на школьный портфель Неуча, который д-р Локкард по счастливой случайности обнаружил на блошином рынке, на котором, к счастью, его продавали в комплекте с кухонной плитой 'Ландрю'. Вот уж действительно, везет так везет!
Мое внимание привлекает объявление, вывешенное рядом с дверью в столовую. Я читаю: 'Начиная с 26 ноября, ежедневно в 20 час. 15 мин., в большом конференц-зале главный инспектор А.-Б. Берюрье из Парижа будет читать курс лекций по правилам хорошего тона. Хотя курс является факультативным, дирекция настоятельно приглашает всех г-д стажеров на эти лекции'.
Итак, дети мои, началось!
Довольно забавно учиться в закрытом военном учебном заведении, будучи взрослым человеком, когда господа-слушатели имеют возраст от 22 до 30 годков. По существу это означает заново прожить школьную жизнь в зрелом возрасте. Все мужчины, когда они уже стали мужчинами, с умилением вспоминают о школе. Все, кроме меня, потому что я в ней издыхал от скуки. Иногда я встречаю своих бывших школьных
