слов, они вынуждены были признать очевидность.
- Прекрасно! Итак, на данный момент они убеждены, что мы ничегошеньки не знаем?
- Точно так.
- Я признаю, что это именно тот случай, - брюзжит Беспощадный.
- Да, это тот случай, - соглашаюсь я.
Я снова склоняюсь над Матиасом.
- Что-нибудь есть еще?
- А как же! Они говорили между собой по-испански, а я прекрасно понимаю этот язык. За несколько минут до вашего приезда на виллу я слышал, как они говорили, что за ними следят, и они рекомендовали моему охраннику ликвидировать меня, если обстановка станет сложной.
Матиас подавлен. Он проглатывает еще несколько глотков воды, доведя Верю до предела отвращения.
- Жена сказала мужу: 'Мы должны предупредить Канто, чтобы он не возвращался в школу, - это для него опасно. Во всяком случае, его присутствие там не требуется теперь, когда все уже подготовлено!'
Матиас хватает меня за запястье своей здоровой рукой.
- Вы слышите меня, господин комиссар? Она сказала 'теперь, когда все уже подготовлено'.
Я встаю. В голове какой-то шум. Меня познабливает от нервного напряжения. 'Теперь, когда все уже подготовлено'. Из этого следует, что ребята из таинственной банды свою задачу выполнили. И еще раз следует, что что-то произойдет! И что-то серьезное, что-то ужасное, потому что они пошли на убийство и похищение, чтобы подготовить это что-то!
Мистер Берюрье, всем хорошо известный джентльмен, имеет аналогичные мысли: они совершенно свободно читаются в его глазах, которыми он смотрит на меня через постель Матиаса. Его глаза - будто акт судебного исполнителя... Изобилующий витиеватыми формулировками, с помощью которых всегда можно искусно дать объяснение самым сложным и запутанным ситуациям. Он шепотом говорит:
- Мне думается, что дело нехорошо пахнет керосином!
В полдень мы возвращаемся в школу, и я прямиком жму к директору, который тут же протягивает мне конверт с почтовым штемпелем Бордо (департамент Жиронда).
- Только что получили для вас, дорогой друг, - говорит он мне.
Это донесение сыскной полиции Бордо. В нем подтверждается, что я был прав в своих предположениях! Кастеллини, Бардан и Канто были три года назад вместе в Либурне по поводу расследования серии политических покушений, имевших место в этой столице вин. Кастеллини и Канто были направлены туда из Бордо в качестве усиления местной полиции, в которой служил Бардан. Поэтому у них была неоднократная возможность познакомиться. Я протягиваю письмо директору, который читает его с озабоченным видом.
- Уважаемый Сан-Антонио, - любезно обращается он ко мне, - это открытие интересно, но куда оно нас выводит?
- Вы позволите позвонить от вас, шеф?
- Пожалуйста!
Я вызываю комиссариат сыскной полиции Бордо. Пока барышни на телефонной станции соединяют меня, попутно обмениваясь впечатлениями о вчерашнем вечере, я рассказываю боссу о беседе с Матиасом. И он как-то тревожно посматривает на меня из-за своих очков в золотой оправе.
Он тоже отдает отчет в том, что мы накануне (а, может быть, и ближе) значительных событий. Звонит телефон. На проводе главный комиссар. Мне везет - он в курсе этого дела.
- Вы можете мне срочно прислать фотографию инспектора Авеля Канто? спрашиваю я.
Директор школы подает мне знак и тихонько говорит:
- У нас есть одна в его деле!
- Я хотел бы иметь еще одну, но другую! - отвечаю я.
Мой бордосский собеседник отвечает, что он сделает все, что можно. Удовлетворенный, я кладу трубку.
Вопрошающие глаза директора вынуждают меня ввести его в курс задуманного.
- Мне пришла одна маленькая мыслишка относительно... самоубийств Кастеллини и Бардана, господин директор.
Но он не дает мне докончить.
- А у меня, - вздыхает он, - кажется тоже есть одна по поводу готовящейся небезызвестной катастрофы...
- Не может быть?
Тут уж я заинтригован его словами и даю ему право говорить первым.
Тогда он встает, обходит свой письменный стол и подводит меня к амбразуре окна. Под нами открывается вид на плац. (взобравшись на приставные лесенки, садовники развешивают французские и рондурасские флаги на деревьях, припудренных снегом (еще один штамп школьников - и даже журналистов).
- Завтра, - вздыхает босс, - мы принимаем именитого гостя, которого вы знаете. Вам хорошо известно, что президент Рамирес - это человек, жизни которого угрожает опасность. Под его ноги бросали больше бомб, чем розовых лепестков от роз! А что если его непримиримые враги замыслили покушение у нас в школе?
Я хватаю своего собеседника за руку.
- Бесподобно, патрон. Вы попали в самую точку! Долоросы - из Центральной Америки. Все сходится!
Биг босс продолжает развивать свою теорию.
- Вы, должно быть, читали в прессе, - продолжает он, - о том, что приняты все меры безопасности для приема президента Гондураса. Выделено доселе невиданное количество сил безопасности. Допустим на секунду, что представители оппозиции решили свести с ним счеты во время его визита во Францию?
Я соглашаюсь.
- Я вижу, куда вы клоните, господин директор.
Директор В.Н.Ш.П. протирает стекла очков своим тонким платочком из серого шелка, который он достает из верхнего карманчика пиджака.
- Ход мысли противников Рамиры Рамнреса совершенно безупречен. 'Они пришли к выводу, что единственным местом, где наблюдение за президентом будет не таким строгим, неизбежно будет наша школа, потому что президент будет находиться в окружении двухсот комиссаров, и служба безопасности будет считать, что среди нас он наверняка будет в безопасности'... Это произойдет именно так, и их нельзя будет за это ругать! Следовательио, революционеры подготовили свое покушение здесь.
- Какие молодчаги! - говорю я искренне и с восхищением. - Надо иметь наглость, чтобы решиться на это.
- 'Теперь, когда все уже подготовлено'... - наизусть цитирует шеф. Это говорит о многом.
- Йес, босс, именно так! У нас остаются одни сутки, чтобы разобраться, в чем здесь дело! Не забывайте, что у упомянутого Канто имелся в наличии инструмент слесаря-водопроводчика, и что я застал его как-то ночью за работой: он разбирал трубу под раковиной в медсанчасти. Вот что может послужить ориентиром в наших поисках! Нужно будет прочесать всю школу мелкими граблями, простукать все стены, проверить трубы, обыскать каждую мелочь... Ничего еще не потеряно, потому что мы знаем, что что-то должно произойти.
- Ум хорошо, а два лучше, - делаю я заключение.
Он кисло улыбается.
- Весь вопрос в том, хватит ли двух умов, комиссар...
Глава пятнадцатая
В которой Берю делает обзор светских манер
Толстый разоделся сверхсногсшибательно: голубой двубортный пиджак, почти белая рубашка, бледно-серый галстук. Волосы донельзя набриолинены, щеки припудрены тальком, рот, тоскующий по графине; в нем чувствуется трепещущий самец в разгаре физического вожделения. Он побрызгался каким-то ужасным лосьоном, и от него несет за версту деревенской парикмахерской. Жестом благородного человека он снимает с руки часы, кладет их перед собой и объявляет, предварительно посмотрев на скачущие стрелки и удостоверившись, что они идут по кругу:
