слушатели широко использовали собственный опыт, собственные соображения. Многие поддерживали тесную связь с управлениями Генерального штаба и Наркомата обороны, откуда они пришли в академию, и частенько необходимые для занятий материалы получали там. Методические разработки Академии Генерального штаба по оперативным вопросам через Генеральный штаб и непосредственно поступали в военные округа, а также в другие академии и становились там основным пособием при проведении военных игр и полевых поездок. Так, с помощью вновь созданного высшего военного учебного заведения начали широко прививаться в войсках общие взгляды на армейскую и фронтовую операции. Академия Генерального штаба стала научным центром Советской Армии.
Два-три дня в неделю слушатели занимались совершенно самостоятельно - в библиотеках, дома или в лабораториях академии. И только половина всех занятий проводилась в учебных группах, состоявших из двенадцати - пятнадцати человек.
Забегая вперед, хочу отметить, что в одной со мною группе оказались Николай Федорович Ватутин, Владимир Васильевич Курасов, Павел Алексеевич Курочкин, Герман Капитонович Маландин. Впрочем, и в других группах было немало слушателей, имена которых в годы Великой Отечественной войны прогремели на всю страну.
На занятиях в группах отрабатывалось умение дать всестороннюю оценку обстановки, сделать из нее выводы и принять решение на операцию. При этом каждый слушатель неоднократно бывал и в роли разведчика, и в роли оператора, и в роли начальника того или иною рода войск, и, наконец, в роли начальника штаба и командующего армией. Затем руководитель группы утверждал решение одного из слушателей, и на основе этого решения продолжалась дальнейшая разработка темы.
Последующие групповые занятия посвящались составлению приказов на операцию и разного рода документов по планированию ее. В частности, отрабатывались документы по планированию действий специальных родов войск (авиации, артиллерии, инженерных и связи), а также по тыловому обеспечению. С этой целью проводились специальные групповые занятия, которым предшествовали консультации специалистов- преподавателей. Лишь после тщательной самостоятельной подготовки по разделам темы слушатель должен был сдать зачеты.
Все было организовано так, чтобы мы могли получить в академии максимум того, что она могла дать. В немалой степени этому способствовали очень товарищеские отношения между слушателями и преподавателями. Но со стороны последних никаких поблажек никому не делалось. Попытки отдельных слушателей как-то использовать прежние связи с преподавателями приводили только к конфузу.
Вспоминается такой случай. Однажды сдавали мыза-чет по оперативному тылу помощнику начальника оперативно-стратегической кафедры полковнику И.И. Трутко. Я и еще два слушателя взяли билеты и сели готовиться. В это время в аудиторию вошел четвертый слушатель - полковник А. И Шиманаев, в недавнем прошлом коллега Трутко.
- Здравствуйте, Иван Иванович, - начал он, широко улыбаясь. - Вот зашел и вам зачетик сдать.
Мы переглянулись, пораженные развязностью Шиманаева.
- Для вас, опытного тыловика, Алексей Иванович, это, конечно, не зачет, а лишь зачетик, - с иронией ответил Трутко. - Вот билеты, выбирайте.
Быстро ознакомившись с содержанием билета, Шиманаев заявил, что он готов отвечать. Мы охотно уступили ему очередь. Однако общие рассуждения Шиманаева не удовлетворили преподавателя. Он ставит дополнительные вопросы. Самоуверенность и развязность моментально покидают слушателя. Наступает неловкая пауза.
- Вы, Алексей Иванович, по-видимому, сегодня не в настроении, - говорит Трутко, еле сдерживая улыбку. - Давайте-ка лучше встретимся через недельку снова.
И Алексей Иванович соглашается, что настроение у него сегодня, действительно, неважное. А через неделю полковник Шиманаев успешно сдал зачет и получил самую высокую оценку. Правда, всю эту неделю он просидел в библиотеке. Я, пожалуй, не ошибусь, если скажу здесь, что все наши преподаватели искренне хотели, как можно лучше помочь нам в приобретении глубоких знаний. Но люди это были разные, и между ними иногда возникали недоразумения.
- Товарищ профессор, - обратился как-то к Свечину после его лекции кто-то из слушателей. - А нам этот вопрос профессор Меликов объяснял иначе.
- Меликов?.. Да ведь в военном искусстве он дилетант, - брюзгливо пробормотал Свечин.
Этот выпад Свечина против одного из представителей молодой, более прогрессивной части профессорского состава стал достоянием широкой гласности. И на него немедленно отреагировал любимец слушателей Дмитрий Михайлович Карбышев. Очередную свою консультацию по военно-инженерному делу он закончил так:
- Сегодня я привел вам много примеров инженерного оборудования позиций, сооружения разного рода заграждений в оборонительных полосах. Вы не могли не заметить, что эти примеры почерпнуты мной как из операций первой мировой войны, так и из войны гражданской. Приходится лишь сожалеть, что некоторые мои коллеги - не буду называть их фамилий - не считают нужным углубляться в гражданскую войну, игнорируют ее опыт. Гражданская война, по их мнению, велась не по правилам военного искусства, она, видите ли, выходит за рамки, установленные великими военными теоретиками Клаузевицем и Мольтке...
И хотя Карбышев не назвал имен своих коллег, для всех стало ясно, что речь идет о Свечине и Верховском, которые после этого так разобиделись, что в течение нескольких дней не разговаривали с другими профессорами академии. Инцидент был улажен только после вмешательства начальника академии и политотдела.
И все же, несмотря на такие вот шероховатости, мы никогда и нигде не имели возможности так обстоятельно изучать историю военного искусства и военную историю, как в Академии Генерального штаба.
Хорошо проводились у нас и оперативные игры. Вероятным противником на этих играх выступала обычно армия фашистской Германии. Столкновение с ней считалось неизбежным. Однако, по тогдашним нашим представлениям, темпы роста немецкой армии были значительно ниже, чем в действительности, и потому мы рассчитывали, что Германия развяжет войну не так-то скоро. Кроме того, существовало убеждение, что наша армия по численности и техническому оснащению к началу войны непременно будет сильнее войск фашистской Германии и ее потенциальных союзников. В связи с этим отработке тем по обороне уделялось, к сожалению, очень мало внимания.
Хочется отметить одну весьма полезную традицию, перенесенную в новую академию из Академии имени М. В. Фрунзе. Это периодические доклады ответственных руководителей Наркомата обороны, Генерального штаба и командующих войсками наиболее значительных военных округов. Таким образом, мы, слушатели, были всегда в курсе важнейших организационных мероприятий, проводившихся в армии.
Совсем не так, как в других академиях, строилось у нас и изучение марксистско-ленинской теории, практики партийно-политической работы. Обычно два - три раза в месяц нам читали лекции о международном положении, о выполнении народнохозяйственного плана, о важнейших решениях Центрального Комитета партии. С лекциями нередко выступали высококвалифицированные докладчики Московского, а иногда и Центрального Комитета партии. В свою очередь, и слушатели академии довольно часто направлялись с докладами на фабрики и заводы Москвы и Подмосковья. Сам я, например, раз десять ездил с этой целью в Ногинск, Мытищи. Дмитров, Подольск и Серпухов.
Особенно запомнилась мне одна поездка в Серпухов.
Было это 21 января 1937 года.
Предстояло выступить перед рабочими с докладами о жизни и деятельности Владимира Ильича Ленина. Ехали мы группой - человек десять. Мне с полковниками Н. Ф. Ватутиным и К. Ф. Скоробогаткиным предстояло выступать на двух соседних фабриках в Серпухове, и поэтому во время поездки мы держались вместе. В те дни стояли сильные морозы. Слушатели, выезжавшие с докладами в Подмосковье, могли получить в поездку овчинные тулупы. Но так как эти тулупы имели весьма непривлекательный вид, а также потому, что они были покрашены в черный цвет и малейшее прикосновение к ним угрожало нашей новой форме, большинство слушателей отказались от них. Но Ватутин не отказался.
В Серпухове наше трио разделилось: у Николая Федоровича Ватутина была путевка на одну фабрику, а у меня с К. Ф. Скоробогаткиным - на другую. Рабочие встретили нас очень радушно. После собрания пригласили посмотреть их художественную самодеятельность. И хотя мы боялись опоздать на последний вечерний поезд в Москву, отказаться от приглашения не смогли. А когда нам сообщили, что Ватутин тоже задерживается, твердо решили заночевать в Серпухове.
Однако у Ватутина были какие-то срочные дела в Москве, и он заявил, что должен уехать ночью на машине, предложенной ему секретарем Серпуховского райкома партии.
- Через полчаса выезжаю. Если хотите, можете присоединиться. Места хватит, - соблазнял нас Николай Федорович.
И мы согласились, хотя очень скоро пожалели об этом. Никогда в жизни я не мерз так, как в ту ночь. А Ватутин в своем тулупе только посмеивался.
Широко был развит в новой академии и спорт, хотя программой он не предусматривался. Наши волейболисты почти ежедневно проводили дружеские встречи или соревнования. Большой популярностью пользовалась верховая езда. В зимнее время многие из слушателей посещали каток, а два - три раза в неделю все выходили на Москву-реку и становились на лыжи.
В 1937 году весной наши спортсмены сделали попытку включиться в соревнования спортивных команд Фрунзенского
