– А я не верю в фантазии насильников.
– Я тоже, – его палец обвел ее нижнюю губу. – Я говорю о мужчине, и о женщине, и о том, чего они оба хотят и о чем прекрасно знают.
– Нет. Пожалуйста, Тревис, я вас умоляю! Если у вас есть хоть малейшее представление о приличиях…
– Нет! – сказал он грубо. – Нет! Ты слишком хорошо поработала над этим прошлой ночью.
Он потянулся к ней. Она вывернулась, лягнув его босой ногой, нырнула ему под локоть и побежала. Но спасения не было. Он поймал ее и повернул к себе.
– На этот раз удрать не удастся, мисс Тори, – это обращение звучало как издевательство. Он крепко держал ее. – Ты моя, Принцесса. И я твой. Оплачено с доставкой на дом…
Тонкая материя треснула у него в руках. И потом… потом она оказалась в его объятиях. Его ярость исчезла, стоило их губам соприкоснуться. Он застонал, зарылся руками в ее волосы, удерживая ее лицо рядом, но она сама уже жаждала этого плена. Все холодное пренебрежение, высокомерие смыло горячей волной, растворилось в шальном биении сердца.
В его объятиях она словно забыла обо всем на свете, отдаваясь вся, без остатка. Она вцепилась в его майку, приподнялась на цыпочки, ближе к его лицу. Он прижал ее крепче, расставил для устойчивости ноги, приподнял ее. Она застонала, губы ее открылись навстречу его губам, целуя его и не получая насыщения.
В его объятиях она оказалась горячей и податливой, она пахла солнцем и цветами. Он знал, что может взять все, что пожелает, и брал, без всякой пощады. Он хотел всего. Ее поцелуев. Ее тела. Ее криков и стонов.
Он касался ее. Ее груди. Ее живота. Но всего этого было недостаточно. Он умирал от жажды, которую могла утолить только она.
– Тревис, – всхлипывала она, – Тревис, пожалуйста…
Он не мог больше сдерживаться. Он прислонил ее к стене, мышцы его словно окаменели, нетерпение достигло высшего накала.
– Теперь, – сказал он.
– Да. О да! О…
Она кричала, когда он входил в нее. Он мгновенно почувствовал ее содрогания, и она снова кричала, изумляя себя, изумляя его, и он знал, что это только начало. Когда Тревис наконец смог отстраниться, он взял в ладони ее лицо и поцеловал ее. Потом он поднял ее на руки. Она уцепилась за его шею, не отрывая раскрытого рта от его шеи. По широкой лестнице он понес ее наверх, в комнату с полуспущенными тяжелыми драпировками. В искусственном полумраке весеннего утра Тревис опустил Алекс на высокую, с пологом, кровать, которая пахла так же, как и она, – солнцем и цветами. Он скинул одежду и лег к ней.
На этот раз он хотел действовать медленно, нежно ласкать ее, узнать, какие из его прикосновений могут доставить ей наслаждение. Ему хотелось, чтобы ее синие глаза потемнели, хотелось видеть, как она дрожит от удовольствия. Но при виде ее, лежащей перед ним в лохмотьях того, что недавно было ее ночной рубашкой, как в чашечке раскрывшегося цветка, он моментально потерял разум.
– Скажи мне, – потребовал он, приподнимая ее за запястья, – скажи мне, чего ты хочешь, Принцесса. Мне надо слышать это.
Он увидел движения ее горла, словно она с трудом пыталась что-то проглотить, и понял, что даже теперь, после всего произошедшего, она не может сделать этой простой уступки.
Он склонил голову, забирая розовый кончик ее груди в рот. Она издала тихий стон, изогнулась под ним, но он был неумолим.
– Скажи, Алекс.
Ее ресницы защекотали его щеку.
– Не могу, – прошептала она, – Тревис, пожалуйста…
Его свободная рука прошлась по ее телу.
– Скажи, – повторил он, касаясь ее.
– Тебя, – прорыдала она, – тебя, Тревис. Я хочу… – высокий, пронзительный звук сорвался с ее губ, когда он вошел в нее. – Да. Да. О да!..
Он снова сказал себе, что хочет видеть ее. И увидел, увидел, как ее глаза стали черными и бездонными, как ее тело выгнулось, пытаясь слиться с ним. Она подняла руку и коснулась его лица. Женственный и странно нежный жест на фоне владевшего ими неистовства.
– Тревис, – прошептала она, – Тревис…
Ее голос прервался, и он растворился в нем. В ощущениях. В желании. В Александре.
Алекс медленно просыпалась. Вначале, открыв глаза, она подумала, что все еще спит. Тяжелое теплое тело прижалось к ней. Мощная рука удерживает ее рядом. Плечо у нее под щекой… А когда Тревис заворочался и что-то пробормотал во сне, ее захлестнула волна ужаса. Что она наделала? «Спала с незнакомцем, Алекс, – произнес холодный голос внутри. – Вот что ты наделала». Она задержала дыхание, боясь, что малейший звук, слабое движение могут его разбудить. Осторожно, медленно она встала с постели. Ее ночная рубашка – то, что от нее осталось, – валялась на ковре. Она вспыхнула, вспомнив, как он разорвал ее пополам. Как он брал ее, прислонив к стене. И как она позволяла ему брать ее, позволяла нести ее наверх и снова брать ее… «Позволяла, Алекс?» – издевательски поинтересовался внутренний голос.
Картинки замелькали у нее перед глазами. Она увидела себя, обвивающую руками шею Тревиса, целующую его, тянущуюся к нему, умоляющую взять ее…
Она задрожала. Стараясь сдержать рыдания, она влетела в ванную и захлопнула за собой дверь.
